Случай на реке.

                                           


                                      

   Река сделала крутой извив, миновав который мы сразу выскочили на узкий перекат. Тут вода неистово ревела, ненадолго проваливалась вглубь, а скорость течения резко увеличивалась.
   -   Я сам! – крикнул Валера, правивший на носу байдарки.
   Мы бросили грести.
   Нас несло прямо на завал, где клокотало свирепо, так, что уже сейчас больно вздрагивало всё нутро, чувствуя неладное.
   Лодка подошла вплотную, и даже нам, сидящим сзади, стало видно, что  не пройдём, не впишемся; нужно было забирать влево.
   -   Влево давай! – заорал во всю глотку Валера. Но было поздно. Наши вёсла задели склизлый валун, но столкнуть байдарку так и не удалось.
   Будто лезвием ножа вскрыло её набрякшее брюхо, и вовнутрь стала быстро набираться замусоренная весенним паводком вода.
   -   К берегу, - скомандовал Валера.
   Мы развернулись против течения и стали правым бортом к пологому мёрзлому берегу, где клонился под лёгким ветром прошлогодний сухостой, доживали последние деньки снежные проплешины.
   Чертыхаясь, и ещё, кажется, не опомнившись от предчувствия опасности, вылезли на обледенелую твердь и потащили лодку между почерневшими, морщинистыми деревьями и затхлыми промоинами, вверх по откосу, чтобы уже на ровном месте залатать обшивку. Да и Валера стал побаиваться, как бы мы не послужили поводом для насмешек.
   Лодку перевернули. Пригревало. Внизу шумела река, и на душе, несмотря на поломку, было празднично, даже дух захватывало, бросало в хмель от сырого весеннего воздуха.
   Солнце быстро просушило обшивку, а когда она пообсохла, можно было и клеить. Клей схватывал с ходу, и латка прямо на глазах врастала в резиновую обшивку нашего судёнышка. Скоро её накрепко прихватило пластмассовой припайкой, так что невозможно было подлезть под края ни ногтем, ни ножиком. 
   -   Порядок, - сказал тихо Колька, долговязый щуплый паренёк, наш кормщик, - можно плыть дальше.
   От берега, сосредоточенно потирая виски, поднимался Валера. Всё время, пока мы зашивали дно, он стоял вблизи того места, где мы наскочили на камни.
   -   А перекат интересный, - почесал он затылок. – Там железобетонная плита уходит руба под воду, торчит арматура. Вот под одну такую железяку мы и вляпались.
   -   Если бы влево…
   -   Пожалуй, прошли бы, там запасу сантиметров тридцать оставалось.
   Мы с Колькой промолчали: «чайникам»* рассуждать в походе не положено.
   Только долго глядели на речние блёстки.
   -   Ну, пора, что ли… - замялся Колька. Валера тем временем потянулся к своему рюкзаку и извлёк оттуда кинокамеру.
   -   Я от вас тащусь, мужики… Не, ну правда. Чего бы нам не поглазеть, как под этой плитой сейчас вляпаются другие, а? 
   -   А почему так уж обязательно и вляпаются? – угрюмо перебил его Колька.   – Там хороших ещё сорок сантиметров остаётся…
   -   Этот перекат всё равно не пройти, так вот и понаблюдаем за ними, жалкими и напуганными… Со вспоротым брюхом.
   Он заранее наслаждался этой картиной, а его глаза судорожно уже шарили меж убегающих к берегу осин и редкого, выгоревшего от лет камыша, цепко выхватывая участок реки, где сильнее всего плясали буруны, облизывая пенными языками плиту, переваливали через неё резвою круговертью, вздыбливали разыгравшуюся волну.
   Нам казалась неприятной эта затея, но что было делать? Стали ждать.
   Время шло, а байдарок всё не было. Солнце забралось ещё выше и играло бликами на загрубевшей, настуженной за зиму коре деревьев, которая теперь отсырела и вздулась, издавая смолистый аромат. Ещё не свыкнувшись с танством жизни, сонно помахивали пёстрыми крыльями первые бабочки, подгоняемые слабым дуновением ветерка, скрывались в низинах.
   Безделие тяготило. Наконец из-за поворота на хорошей скорости выскочила «Таймень». За ней, строго выдерживая интервал, - вторая. Обе – двойки, они мигом сбалансировали ход, и, не притормаживая, пошли на перекат.
   Валера надумал стать у прибрежной кромки. Это был идеальный вариант: чуть засмотрись ведущий на стоящего у самой воды человека, чуток зазевайся – и делу крышка. Он потеряет те драгоценные секунды, которые необходимы, чтобы принять единственно верное решение и задать лодке нужный крен.
   До переката оставлось всего ничего, и уже можно было хорошо разглядеть лица. На носу первой байдарки правил мужчина с клинообразной рыжей бородёнкой, сильно напряжёнными глазами, в вязаной синей шапочке. На вид было ему лет под пятьдесят, так что сидящего позади парнишку можно было смело принять за его сына. Шли они без экипировки, в выцветших штормовках с ромбиком «Мингео СССР». Кто сплавлялся во второй байдарке, разобрать пока было трудно. 
   Старший ещё издали заметил опасность, и, не оборачиваясь, что-то сказал кормщику. Оба в такт чиркнули вёслами вдоль левого борта, и лодка вильнула вправо, ближе к припаю. Валера изловчился, хищно замер между стеблями камыша.
   Мы с опаской посмотрели вниз: одна за другой обе лодки прошли. На Валерку никто внимания не обратил, хотя камера стрекотала захлёбываясь.
   -   Я только развожу руками, - удручённо промолвил он, поднимаясь к нам по откосу.
   Камера отлетела в сторону, когда Колька, резко шагнув навстречу, коротким апперкотом съездил ему по челюсти. Потом  ещё раз.
   Валерка оставался в недоумении, защищался неловко, едва прикрывая лицо руками.
   Колька бросил его, как только мелькнули в просвете поломанных камышовых стеблей колыхающиеся льдинки. Зрелище воды захватывало –  он спускался вниз.

                                                                                                                                                                 1985г.