Из далёкого и фантастического царства снов возвращался Николай. Его ожидал, лежащий у его ног, реальный мир. По сухому горлу колкой поверхностью, точно лавой, пролилась жидкая масса слюней. При сгибе рук или ног тело пронзала невыносимая мышечная боль, как после интенсивной тренировки в спортзале. И это даже не раздражало, а скорее обнадёживало, потому что та жуткая головная боль исчезла. Сердце билось легко и спокойно. Царапины и ссадины, полученные во время боестолкновений с мутантами, потихоньку заживали.
Лёгкие наполнялись приятным запахом воска, исходящим от тлеющих свечей. В церковном зале Николай чувствовал целебный и благостный дух, не ощущавшийся ранее нигде в зоне. Ни на улице, ни на базах. Вымотанную душу наполнял его тёплый аромат. Юноша пребывал в удивлении. Ему казалось, что не спроста обитель Божья стала для товарищей новым прибежищем, надёжно укрывшем их от смертельных невзгод. В сознании возникла теория, вновь подкрепляющая уверенность в выбранном пути. Бережённого – Бог бережёт. Это открыло Николаю, на этом сошлось его мнение, знак судьбы. Сам Господь предоставил им свою защиту от грозной бури, что навлекли на себя Николай и Алексей. Однако, пришедший в нормальное самочувствие дал волю сомнениям, поскольку не был человеком столь религиозным. К вере в Бога он относился достаточно скептически и не приписывал достижения в своей жизни воле свыше. В такие моменты особенно негодовало самолюбие, ревностно напоминавшее о добровольном решении своего владельца двигаться к Москве. Оно продолжало шептать об отсутствии божественного влияния на выбор Николая, который свято уповал на собственные силы, окрылённый достигнутым, тем самым нежно лаская свою гордыню. На почве подсознания давали всходы тёмные стороны самодовольства, пусть ещё не проявляющиеся в поступках, но уже оказывающие долю влияния на раздумья Николая. Юноша по жизни придерживался такого принципа: если в каком-либо деле после тяжёлых испытаний продолжает сопутствовать успех, то необходимо двигаться вперёд. Поэтому, раз он и Алексей всё ещё целы и забрались так глубоко в дебри зоны, то надо развивать достигнутый успех.
И тут, ибо работа мозга нормализовалась, очнулось главное воспоминание, раскрывающее всю суть пребывания бойцов внутри периметра. Это цель проникнуть в Москву. Однако, для реализации этой трудновыполнимой задачи нужно было пройти ещё немалый путь.
Внутреннее убранство православной церкви ничуть не пошатнулось от беспощадной руки мародёров, хотя храм изобиловал богатой утварью, которое можно было с лёгкостью продать на стороне. Неужто в людях заговорила совесть? Неужто хватило её столь невеликих сил вразумить чёрствые сердца грабителей? Как будто сам всемогущий Господь использовал всю светлую мощь, коей обладал лишь он, и направил её на защиту древних святынь. И вправду, даже такое жестокое, без принципов и запретов, время не ухудшило состояние ни икон, ни подсвечников, ни алтаря. Ничто не заржавело и не потускнело. Кстати, их не покрывал толстый слой пыли, не обвивал плотный слой паучьих сеток, словно службы велись до сих пор. Кто-то очень бережно следил за чистотой интерьера.
Николай чувствовал присутствие позади него кого-то неизвестного, шелестевшего бумагой, и старался подобрать слова благодарности в честь благородного спасения. Но в голове трудно было придумать похвальную речь, поэтому юноша решил для начала пожать спасителю руку и узнать его имя, а там в процессе знакомства и может быть появятся необходимые слова благодарности. Его охватила неловкость. Хотелось подарить что-нибудь ценное для выживания в зоне. Приходилось скромничать, тем самым способствуя нервному напряжению. Иногда казалось, будто хозяин логова какой-нибудь сектант-сатанист и хочет принести их в жертву или, что ещё хуже, обратить в рабство и сбыть на невольничьем рынке. Юноша мог дальше накручивать себя и придумывать разные ужасающие теории, но им суждено было расколоться о неуязвимую реальность. Если бы этот “сектант-сатанист” желал принести их в жертву, то почему не сделал это сразу? Коль рабы нужны, то почему пленники ещё не связаны по рукам и ногам?
Поднявшись на ноги, молодой боец обернулся и увидел странного человека. Его облачение представляло собой коричневый плащ с капюшоном, изрядно потрёпанный, кое-где чуток порванный, с рукавами покрытыми тёмными пятнами. Плащ окаймлял кожаный ремень, такого же цвета, крепко связанный по средине. Слева на нём висели стальные ножны с торчащей рукояткой от клинка, а справа колчан с арбалетными дротиками. Этот незнакомец больше походил на воинствующего монаха, что нёс людям слово Божие и мечом карал еретиков. Сие оружие оказалось в его арсенале не единственным. Рядом, у иконостаса, томилось безупречное средство для борьбы с мутантами. Арбалет. Всё это сильно напоминало только об одном – о безумстве. Либо данный человек настолько ополоумел, что пользуется таким старым и неэффективным вооружением, либо это и вправду христианский миссионер, посланный в зону для проповеди своего учения. “На дворе двадцать первый век. Автоматы и пистолеты, а тут шпага и пушка с дротиками. Может он из какого-нибудь тайного рыцарского ордена?” – недоумевал Николай. Ему казалось это настолько слабой шуткой, что реально заставляло думать о нахождении в убежище у отшельника-психопата. И всё-таки, каким бы он не был, это не равнодушный человек, сохранивший друзьям жизнь и приютивший их у себя.
- Благодарю вас, - протянул руку юноша. – Кстати, Николай.
- Не стоит благодарности, - ответил рукопожатием спаситель. – Сергей, в простонародии Священник.
- Оригинально, а вы ещё с катастрофы решили тут остаться?
- Нет, конечно. Я не святой отец, а всего лишь странник. Давайте присядем, - и собеседники уселись на ступени у иконостаса. – Сам довольно долго путешествовал по области и недавно решил остановиться здесь. Церковь оказалась открытой и недалеко от Голицыно. Вроде не окраина зоны, но и не слишком близко к Москве. Прошу, не надо разговаривать на вы. Хорошо?
- Нет проблем.
- Ты сам недавно в зоне?
- Несколько недель всего.
- И как там дела, за границей зоны?
Этот вопрос явился для Николая серьёзной неожиданностью. Его никто об этом ни разу не спросил за время пребывания в Подмосковье. Неужели кому-то интересно, что там происходит? Ведь люди и пересекли периметр для избавления от бесконечной мирской суеты и однообразия. Многие желали именно здесь, в этом опасном и жестоком месте на планете, обрести крохотную частичку покоя. И пришедшие обретали желанные дары, крутясь и благоденствуя в постоянном выживании. Казалось бы, эта мрачная преисподняя должна вселять неизлечимый страх, превозмочь который человеческий род, так привыкший к стабильности и безмятежности, долгие годы не смог бы. Жизнь иронично и на удивление миру извернулась совершенно по-другому. Зона, поглотившая своим волчьим аппетитом тысячи судеб, оказалась настолько привлекательна, что люди, рискуя жизнью, ринулись за увлекательными приключениями. Неужто им спокойно не жилось без полчищ мутантов и вечной боязни за свою жизнь? Соблазн получения острых ощущений склонил горячую людскую душу на свою сторону, подкрепляемый манящей мечтой проникновения в Москву. Однако надежде не было уготовано сбыться и даже это не охладило пылкий дух авантюристов. Недосягаемая бывшая столица не заставила их возвратиться обратно в мир эгоизма и лишней формальности. Зоне присуща мудрость, а потому она не требовала ненужных доказательств силы и мужества, преданности и чести. Её не интересовало, кем являлся человек до прихода в её покои. Имел он море денег или аттестат о высшем образовании, или же только паспорт и военный билет – для неё это не представляло столь большого значения. В твоём распоряжении есть руки, ноги и голова на плечах – вот и докажи ей, а может и себе, что ты достоин пребывания в её жестоких и беспощадных чертогах. Если человек сумеет совершить это, то справедливая награда не заставляла себя долго ждать. После всех схваток со смертью и побега от неё, душа получала все прелести нежной романтики окружающего бытия. Получала простор для раздумий и грёз с яркой луной, что светила во мгле, с мерцающим океаном звёзд, изредка падающими и дарившими надежду на исполнение загаданного желания. Именно тут, в постоянной схватке за свою жизнь, человек до конца понимал насколько она бесценна и осознавал насколько многочисленны его возможности. Зона открывала раздолье для познания самого себя и окружающего мира. Имелась вероятность, что человек откроет в себе таланты до ныне скрытые. Как это и произошло с Николаем, раскрывшим в себе лидерские задатки.
- Скучно, там бы я себя не смог так реализовать, как здесь. Скажу честно – не нашлось мне места в том мире. Но тут во мне нуждаются, и я рад, что приношу пользу.
- Согласен. Тот мир немного приелся. Кстати, ты случайно не умеешь рисовать?
- Ой. Что ты!? Последний раз рисовал ещё в школе и не очень красиво, а ты умеешь рисовать?
- Ну как сказать, с недавних пор увлёкся данным занятием и теперь почти каждый вечер рисую. Хотя до этого не промышлял этим. Даже не подозревал, что возьмусь за карандаш. Не хочешь взглянуть?
- Почему бы и нет!? Посмотрим. Оценим.
Сергей раскрыл рюкзак и вынул кожаную папку с рисунками. Первый из них произвёл на Николая приятное впечатление, всколыхнув в нём представления о прекрасном и возвышенном. Для него не являлось сложной задачей отличить ужасное и бездушное творение от шедевра искусства. Всё-таки жизнь успела дать ему несколько экскурсий по художественным галереям, показав неоспоримые шедевры как отечественного, так и зарубежного производства. Юноша не мог не признать, что у Сергея рука мастера, а в его словах ощущалась скромность, говорившая о критическом отношении автора к своему созданию. Николай счёл это излишним и готов был обрушить на талантливого живописца поток похвалы, но любопытство увидеть остальные рисунки вынудило оставить словесную награду напоследок. На холсте был изображен натюрморт из вазы с милыми ромашками и двумя сочными яблочками. Перспектива соблюдена великолепно и глаз точно воспринимал, какой фрукт, цветок был ближе к зрителю или же дальше, а также отражение естественного объёма изображённых предметов. Те же яблоки, благодаря правильной штриховке теней, отражены не плоскими, круглыми, словно диск, а шаровидными, трёхмерными. Не отступало от этого принципа и изображение стеклянной вазы, находившееся на втором плане. Судя по плотной штриховке падающих теней, становилось ясно, что наибольшее внимание художник уделил именно этому, потому что сочетание тёмного и светлого на полотне помогало полноценно выделить объём изображенных объектов. Во всех остальных работах “мастер карандаша” ни на шаг не отступал от собственных правил, однако специализировался не только на натюрмортах. Кое-что было посвящено описанию бесконечных красот деревенского пейзажа. Автор не скупился на времени, которого у него явно имелось достаточно, и, вероятно, тратил на каждый рисунок не один час усердного труда. Каждая картина сияла
