Шли с Севера. Холодно там жить стало. Встретили тёмных, долго бились, разгромили.
Пришли в леса, леса живые, духов много, весело. Там первый раз про этих услышали, про их города, про жизнь царскую. Пошли посмотреть, реку перешли, их увидели. Высокомерные, злые, умные, взгляд лютый. Нас разгромили, полуживых огненными колесницами жгли, потом за реку показали, там ваше место, там живите. Смеются над нами, называют варварами, говорят, язык у вас собачий: бар-бар-бар.
Так сто лет жили. Некоторые из наших в их городах побывали, дивились: дома, мосты, храмы, девы с распущенными волосами вокруг статуй ходят и пронзительную песню стонут. Те, кто там побывали, долго не жили, умирали в тоске.
С юга тёмные пришли. Мы их разгромили, мёртвых сожгли, живых рабами сделали. Рабы рассказали, что далеко на юге, где они жили когда-то, такие же как мы есть – с рыжими волосами и красными лицами, только роста великанского. Часть наших собралась и пошла своих искать, давно ушли, никаких вестей от них нет.
И-за реки человек пришёл, Распятого принёс. Мы посмотрели, странный бог, почти что человек, не такой злой, как наши. Мы Распятого на древко водрузили и пошли за реку. Этих мало было, бились отчаянно, но нас всё равно больше. Мы всех убили, только одного, самого злого, оставили. На словах ему объяснили, Распятого вручили: мы идём не убивать, мы хотим как вы жить, мы тоже хотим людьми стать. Посмотрел он на нас молча, Распятого к дереву прислонил и ушёл.
В горах лагерем стоим, ждём, будет ли ответ. Иногда на Распятого смотрим и спрашиваем: «Разве так трудно нам поверить?»
