Они сидели на скамье и кушали белый хлеб. Цыгане, точнее дети цыган, вольный народ без отчизны, языка и племени. Как этим отбросам вселенной удалось сберечь свою целостность и не разбрестись по земле подобно ртутным шарикам, разбившимся на мелкие и неумолимо убегающие от веника кругляшки? То есть вопрос скорее риторический и нечего рассуждать об этом, не зная истории народа. Но вот ведь глупая истина. Цыгане никак не фиксируют свою историю, у них нет языка, и культуры вообще нет. Но так, получается, по стечению обстоятельств до конца цивилизации не ясных, что нация эта не вымирает, наоборот – процветают, воруя и убивая, в условиях далеких от человеческих. И вот три пацанёнка сидят на лавке близ железнодорожной станции и уплетают белый, только испеченный хлеб. Они умыкнули его несколькими минутами ранее у пекаря Клауса, из его бакалейной лавки, где он вот уже пятнадцать лет работает и печет свой популярный у покупателей хлеб.
Мальчишки, грязные и загорелые, спрыгнули с лавки, когда увидели высоко человека, вышедшего только что с поезда. Великан с кудрявыми волосами ступал медленно, но уверенно. Несмотря на жару и высокое солнце, на новоприбывшем висело длинное, до щиколоток, пальто с застегнутыми насмерть пуговицами. Босяки подбежали к человеку и начали громко кричать, выпрашивая монетку. Кудрявый остановился. Лицо его было растянуто, челюсть выдавалась немного вперед. На вид лет тридцать пять-сорок. Аккуратное пенсне идеально сидело на выбритом лице, не выражающем никаких эмоций. Бесстрастным взглядом он окинул детей и, порывшись в кармане, который, казалось, не имел дна, нащупал несколько медяшек и бросил их ребятне. Это был не единственный пассажир недавно прибывшего поезда. С ним вместе на станции вышла старая и верно оттого толстая баба с катулями разного барахла и один невзрачный старикан, который приговаривал про себя что-то на местном наречии и всё время смотрел в ноги. Больше на этой станции никто не решился сойти. И не решился и не желал, и вообще не имел в голове такого умысла, потому как остановка здесь бывала редкой в принципе. Лишь сегодня, в этот час поезд имел возможность тут притормозить.
Ребятня бросилась на колени, подбирая деньги, а великан продолжил путь. Первым местом, куда он зашел, стал бар старого и давно уже седого мужичка по фамилии Купер. В салоне, как он любил называть своё скромное пристанище пьяниц и разгульных баб, было мало света, воняло прокисшим пивом и клопами. Людей в дневное время суток гость не обнаружил. Лишь хозяин в усмерть пьяный с утра пораньше сидел на стуле у входа и пытался подсунуть свою испещренную морщинами кожу лица под лучи жаркого солнца.
-Эй, чего надо? Кто таков? – заплетающимся языком пробормотал старик Купер.
-День добрый. Вы верно здесь управитель? В данном заведении.
Голос великана понравился Куперу. В нём была сила, упорство и акцент благородных кровей.
-Да, я тут главный. Чего изволите? – старик поднялся со стула и подал руку гостю. Тот ответил крепким рукопожатием, не снимая черных перчаток.
-Дом Амеров. Интересуюсь им. Не подскажите дорогу?
-Вам нужен, я так понимаю, лорд Амер?
-Да. Именно. Мне нужен он.
-Тогда я вам скажу, если вы не окажитесь столь скоры и выпьете со мной по рюмке кальвадоса.
-Прошу прощения, но я не пью.
-Как? Вообще? – старый пьяница был удивлен и возмущен одновременно.
-Вообще. Так куда мне идти?
-Что ж. гм… возьмите лучше извозчика на станции. Он вас отвезёт за пару монет. А пешком тут шагать да шагать, утомитесь. А теперь ступайте, не загораживайте солнце.
Великан кивнул своей кудрявой шевелюрой и отправился к извозчику. Он снова проследовал мимо мальчишек. Те резались в какую-то игру на асфальте. Они покосились на гостя, начали шептаться. Как только человек скрылся из виду, три мальчишки метнулись к солнцу, подпрыгнув и будто пытаясь до него дотянуться. В воздухе они обратились в галок и, гаркая, и ударяясь друг о друга, понеслись в сторону высокого холма, что виднелся на горизонте.
-Дом Амеров? Хорошо. Садитесь. Три монеты и я вас быстрёхонько доставлю, - согласился извозчик, молодой парень с рваными чертами лица, коих, если не упрямиться в запоминании, не припомнишь и спустя минуту после расставания.
Дорога оказалась быстрой и легкой. Лужи и овраги, коими славится здешняя дорога в осенний период, высохли и просели, потому объезжать их молодой кобылице не составило большого труда.
-Вон он виднеется, вон! – указал пальцем на небольшой домик на холме извозчик, - один тут стоит. Вот уже десять лет. Я часто к нему почту да еду всякую привожу. Раз в неделю как часы, оттого дорогу знаю хорошо, впрочем, вы могли сами убедиться.
В ответ великан только кивнул и вперил взгляд на небольшой одноэтажный дом, который так нелепо, как будто рукою поставленный, сиял белой краской на фоне голубого горизонта.
-Прибыли, - сказал парень без лица и, взяв плату, развернул телегу в обратную сторону. Великан рассматривал дом. Обычный, таких много. Но здесь, где ни души в радиусе двух с половиной километров и ни деревца в округе, этот дом казался игрушечным, не настоящим. Человек подошёл к двери и сделал несколько громких стуков. Сзади скрипнула телега – это извозчик удалялся от дома Амеров. Вскоре, когда гость не мог увидеть транспорт вдалеке, телега остановилась и развалилась на множество мелких дощечек. Парнишка спрыгнул с нее и нырнул в первую попавшуюся неглубокую лужу, издав хлюпающий звук. Так он растворился в грязи, которая стала выходить из-под земли, заливая дорогу. Солнечный зной не справлялся с влагой, что подобно сукровице, которая выходит из небольшой раны, выдавливалась из недр земли.
Высокий человек еще раз громко постучал в дверь. На сей раз она отворилась. Без скрипа, будто смазывалась каждый день по нескольку раз в сутки. В глубине дома царила тьма, помахивая своим скипетром и ехидно всматриваясь в лицо пришедшего незваного гостя. Великан ступил во тьму и обнаружил аккуратно убранную комнатку, которая гармонично перекочевывала в кухню и небольшой закуток, служивший, по-видимому, кладовкой. Мужчина подошёл к чайнику, что стоял на печи. Он был горячий. Значит тут недавно кто-то был. Или есть до сих пор, просто прячется. Мужчина закрыл дверь и зажёг фонарь, который хранился доселе в его бездонном кармане. Кто-то торопился, покинув здешнее обиталище. Это человек понял, взглянув на грязь, которая лежала возле умывальника. Он подошёл ближе. Пол немного прогнулся под весом человека. Незваный гость опустился на колено и откинул старый палас. Люк. Он дернул за ручку и крышка погреба легко поддалась. Внизу пустота, в которую убегает широкая лестница. Свет фонарика достиг песчаного дна, и мужчина решил, что можно спуститься. Как только он оказался на лестнице и начал спускаться, захлопнулась крышка. А на улице мгновенно похолодало и стемнело.
Великан быстро спустился вниз. Озарил тьму лучом фонаря. Затхлая вонь протухшего мяса ударила в нос, вызывая рвотный позыв. А картина, представшая перед гостем шокировала своей жестокостью. На крюках, какие обычно используются в живодёрнях, висели распотрошенные тела людей. На них роями паслись мухи и всякая подобная нечисть. Великан ненавидел насекомых, он сторожился их, не подпуская к себе. Травма детства. Теперь она подобралась воспоминанием, у которого холодные и костлявые лапы. Они сжимали горло человека, не давая возможности вдохнуть глоток пусть и отравленного, но воздуха. Он присел на колено. Кружилась голова. Но человек справился с приступом и зашагал к трупам. Пройдя пару он наткнулся на знакомое лицо. Разобрать мгновенно было затруднительно, но человек разглядел в гримасе смерти извозчика, который подвозил его до дома Амеров. Далее были обнаружены дети цыган, что просили у него копеечку. Грохотнуло где-то сбоку. Сердце мужчины забилось чаще. В тени забелел крупный силуэт. Показалась та толстая баба, что вышла вместе с ним из поезда. В руках у неё блестел начищенный тесак. Она, молча, шла к великану, по-хозяйски раздвигая туши, висевшие под потолком подвала.
-Чтооо, тебеее, тууут, нужнооо? Вынююхивааать удумал, шныыырь! – выпалила она громогласно и полоснула холодным оружием в метре от лица мужчины. Он попятился и, споткнувшись о чью-то голову, упал на холодную землю. Баба, грязная, от которой разило так, что тошнота мгновенно подошла к горлу, ещё раз замахнулась тесаком. Но великан проворно вынул револьвер из глубокого кармана и сделал два глухих выстрела. Баба ахнула и повалилась на человека, придавив его своей тяжелой тушей. Силясь выбраться, он пытался скинуть это тучное тело с себя, но ничего не получалось. И разом, будто по чьей-то команде, зловонная туша распалась на множество мелких ужасных насекомых. Тараканы, жуки, тарантулы и скорпионы поползли по телу бедняги. Он взвыл от ужаса, пенсне запотело, но не спадало с глаз всё это время, послушно исполняя свою функцию – показывая своему хозяину мир в деталях, ясных и дотошных. Стряхнув с себя всю гадость, мужчина вспрыгнул, при этом угодил головой в один из трупов. Он нащупал потерянный фонарь. Пару раз угодил в самую гущу липких тварей. Включил его и поспешил уйти из этого места. поднялся по лестнице в дом. но люк не открывался. Великан упрекнул себя в такой неосмотрительности и старался выбить деревянную преграду кулаком. Получилось раза с десятого. Замок поддался и великан наконец смог выбраться наружу. Но убранство дома преобразилось. Вокруг него летали птицы. Галки, вороны и сороки. Они пытались клюнуть своего незваного гостя, старались угодить прямо в глаз. Одна даже разбила пенсне. Мужчина схватил стул и начал размахивать им из стороны в сторону. Пришиб несколько птиц. Но их все равно было очень много. Гость кинулся к двери, распахнул её, но пришёл в ужас, не обнаружив там выхода. Вместо этого на него смотрела бездна, черная и злая, как сама смерть. Он захлопнул дверь. Подбежал к завешанным окнам, выбил стекла и в дом повалили жуткие создания: скарабеи, пауки, величиной с дыню, крысы и прочие порождения тьмы. Птицы продолжали глумиться над головой мужчины, то и дело задевая его, клюя в тело, голову. Он снова достал револьвер. Несколько выстрелов прикончили самых крупных тварей. Остальных он уничтожал подручными средствами. Ужас и страх заполнили его сознание. Они завладели его душой, как бы управляли теперь его естеством. Наконец, выбившись из сил, он рухнул на пол дома и видел, как по нему ползут тараканы и пауки, как они касаются своими мерзкими лапками его лица и, так и норовят влезть в закрытый от них рот.
Солнце пробилось в щель. Ветер распахнул дверь. На улице послышался звук мотора. Автомобиль уезжал или подъезжал к дому. Великан из последних сил рванулся к двери и вывалился наружу. Глоток свежего воздуха беззвездной ночи придал ему силы, влив дополнительные резервы организму, как топливо для машины. Он, не помня себя, бежал за удаляющимся тарахтением автомобиля. Наконец показался вокзал и бар, где он час назад беседовал с пьяницей Купером. Старый автомобиль остановился у самого входа на перрон. Подходил поезд. Из салона вышел человек в круглых очках и сюртуке. Он обернулся в сторону
