Точка.
- Как вам удаётся сохранять хладнокровие, - слегка дрогнувшим голосом, спросил Ярошевский. – В этом безумном мире?
Только что, они прошли мимо человека, убитого заточкой в затылок прямо в центре города. На противоположной стороне улицы, мигали огни полицейской машины, и уже собиралась толпа.
- Это несложно, - Немиров неспешно отпил глоток из своего бокала.
Под тент открытого кафе, где они теперь пили коньяк, влетела синица. И сделав круг над столиком, улетела. Немиров задумчиво проводил её взглядом.
- Вы были на войне, - кивнул Ярошевский. – В тюрьме и, похоже, - в банде. Это закалило вашу психику?
- Это унесло бы её в разнос, - рассмеялся Немиров. – Если бы я не научился обходиться без трезвомыслия. Трезвый рассудок, это всего лишь инструмент. Как отвёртка в кармане. Вы её достаёте, когда надо закрутить шуруп. Или воткнуть кому-нибудь в глаз.
- С рассудком в кармане, - Ярошевский широко раскрыл глаза. – Как вам удаётся сохранить связь с реальностью?
- Я сам её создаю, - Немиров значительно поднял палец. – Иногда, созданное мною, меня злит. Тогда, я исключаю это из реальности.
- Вы что, всерьёз так думаете? – Недоверчиво спросил Ярошевский.
- Во всяком случае, в моём окружении, так происходит, - с улыбкой, ответил Немиров. – Я не знаю, почему и ничего не думаю.
- Я начинаю полагать, - озадаченно заметил Ярошевский. – Что ваше место в психушке.
- А вы уже там, - усмехнулся Немиров. – Внутри своего трезвомыслия. За толстыми, белыми стенами, уютно и безопасно. На них вы рисуете картины мыслями, полагая, что это реальность. Реальность – иррациональна. Это хаос возможностей, из которого можно создать, что угодно. В том числе и стены камеры. Я достаю из кармана рассудок, как инструмент, как ключ, - чтобы выйти из неё.
- И что вы там видите вовне? – Поднял брови Ярошевский.
- Ничего, - ответил Немиров. – В хаосе можно только плыть. Создавая реальности из возможностей своим присутствием. Это единственный способ правильно жить. Жить жизнью, а не оценивать её. Иначе, вы напишите прейскурант длиною в жизнь, а жизнь пройдёт мимо.
- Докажите, - потребовал Ярошевский.
- Я сам, - доказательство, - ответил Немиров. – Я жив. После всего, что мне пришлось пройти. Тюрьма, сума и война, это не самое страшное. Человек на лавочке умер не от голода и не в бою. Люди на дорогах гибнут не от пуль. Судьбу нельзя просчитать. Но, её можно почувствовать. Я просто никогда не появлялся там, где меня ждала пуля или заточка. Не стоял на дороге у самосвала. Не поднимал стакан метиловой водки. Я размышлял тогда, когда надо было размышлять. А не тогда, когда надо было драться или бежать. Я никогда не планировал жизнь. Покажите мне человека, который знает свою судьбу? Я входил в ситуации спонтанно и выходил из них без потерь. Что может потерять человек, знающий о своей смертности? А если раздумывать над каждым шагом, то умрёшь, не сдвинувшись с места. Единственное, что может и должен знать смертный, - это то, что умрёт. В луче собственной смерти, - жить легко. Он освещает путь. Не даёт вам упасть в яму, заблудиться в трёх соснах или запереть себя в четырёх стенах.
- Если вы живёте в луче смерти, - тихо сказал Ярошевский. – То должны видеть точку, откуда он исходит.
- Я её вижу, - усмехнулся Немиров. – Потому, что поставлю её сам.
