Произведение «Самопознание и немного Арарата» автора Слава

Кот моих родителей сдулся окончательно. Как девочка капризничает по любому поводу и, вместе с тем, стал эгоцентричен как первый секретарь райкома партии. Раньше, дело прошлое, выйдет на середину комнаты, как гимнастка Хоркина одним движением изобразит инсталляцию, от которой у меня сердце обрывается, и спокойно приводит себя языком в порядок. В том самом месте, где ему ветеринар навел беспорядок. А нынче ножку поднимет вверх вертикально и вдруг задумается как аксакал. Мама моя пытается себя успокоить и рядит кота в белые одежды – мол, прожил Барсик жизнь долгую и пронзительную, в интеллигентной семье, и теперь вот на прожитое оглядывается, вспоминает, переосмысливает. И что скорее всего, считает мама, думает Барсик о том, что спроси его кто сейчас, как бы он прожил свою вторую жизнь, когда бы это было ему позволено, он ответил бы решительно – так же. Ни о чем не сожалеет. Но папа по обыкновению всё портит, эта достоевщина всегда побуждала его к протесту. Что там можно вспоминать и переосмысливать, говорит он, если тебя четырнадцать лет назад кастрировали? – старая сволочь, говорит папа, просто забыла, зачем ногу задрала. И ещё добавляет, учитель-методист и заслуженный тренер СССР, что нужно было этого кота научить пить водку и курить, а то у него подозрение, что не он этого кота хоронить будет, а кот его. За это время уже два сенбернара сдохнуть бы успели.

Чтобы не слышать, что на это будет отвечать мама, - я вообще не люблю видеть её в гневе, мне её всегда защитить хочется, а защищать не от кого, поскольку целиком и полностью разделяю папину позицию, - сообщаю, что иду за тортом и, действительно, иду за тортом. Пока иду туда, всё нормально: небо - как глаза Есенина, облака - белоснежные, лужи -хрустальные. Но в пивбаре немного выпиваю и минут через пятнадцать, когда долгожданное алкогольное опьянение превращает меня в того, в кого довольно быстро влюбляются женщины, мне вдруг приходит в голову, что было бы со мной, если бы всю жизнь свою я не курил, не выпивал, да в дополнение к этому вооруженный секатором хирург уболтал бы меня на целибат.

«Арарат» работает безукоризненно. Без него мне невозможно было бы представить себя в позе гимнастки Хоркиной с устремленным вдаль карим взглядом. Лет этак через сорок. А, может, это и не «Арарат» был. Поскольку вернулся я к родителям бухой и без торта. Мама на это сказала, что приезжать к ним я должен почаще, дабы отдыхать от семьи и тяжких будней. А то с памятью у меня, говорит, с каждым приездом всё хуже и хуже. А потом папа мне кивнул и мы с ним пошли пить спрятанный под его кроватью «Курвуазье». Я давно заметил – чем образованнее и интеллигентнее человек, тем смешнее у него тайник. То в фортепиано, то в чехле с лыжами.

Снился мне Барсик. Пьяный, он лежал на боку и щелкал хвостом. А вокруг него ходило пять или шесть кошек. Может даже семь, но на шестой я и там вырубился.