К тому времени, о котором пойдет речь, Маргулис заканчивал последний курс музыкального училища, скучно, но довольно успешно. А вечерами, допозна, пропадал в новом дворце культуры, на репетициях недавно созданного эстрадного оркестра, который только номинально считался самодеятельным, поскольку музыканты имели постоянное место работы, на всяких предприятиях города, ни какого отношения к музыке не имевших. В основном это был п/я 15, расположенный тут же неподалеку от дворца. На самом же деле, любой музыкант оттуда, мог дать ба-альшую фору профессионалам из местной филармонии. Хотя, что я говорю. В филармонии таким оркестром и не пахло. А все потому, что руководил джаз-бендом чудесный музыкант и не менее чудесный человек, Владимир Семенович Бержицкий, которому, как и многим музыкантам, да и не только музыкантам, в те времена, были закрыты двери на большую сцену. А, кому-то, в большую литературу, а кому-то и в большую науку. Может быть, потому что, а скорее всего именно по этому, что он, Бержицкий, в свое время, будучи совсем мальчишкой, играл в биг-бэнде Олега Лундстрема, еще в Шанхайский период его, Лундстрема, жизни. То есть, в эмигрантском оркестре для бежавшей из Советской России, разношерстной публики, осевшей в этом китайском городе.
Представляете, как давно это было? Это же надо, уже в шестидесятые годы прошлого века, оба они были мастодонтами. Один моложе, другой, постарше. И, чего лукавить, оба были одного поля ягодами. Лундстрем, в те времена, был уже признанный музыкант, терпимый властями, Бержицкому повезло меньше. После возвращения в Советскую Россию, он отмотал пять лет в лагерях Дальлага, как и многие , кто поверил власти и вернулся из-за кордона.
Ладно. Это не важно. Однако, нет. Конечно же важно. Хотя бы, потому что были исковерканы сотни и сотни судеб живых людей. Но это, судя по всему, были мелочи в масщтабах нашего тогдашнего государства, да и нынешнего, пожалуй, тоже.
И, все-таки, к тому времени, о котором идет речь, оба уже были Метрами, как я уже говорил, мастодонтами. Но, какими мастодонтами, Что Лундстрем, что Бержицкий..
Мише, с его скрипочкой, делать там было, конечно, нечего. Но он все равно приходил на каждую репетицию, устраивался, где-нибудь в уголке, и, потихоньку просиживал, в этом самом уголке, до конца репетиции. Не редко, появлялся там, сразу после занятий в училище, прямо с инструментом. А потом, так же потихоньку уходил. Он стал своим, практически. Вроде как, непременный атрибут декорации, обстановки или части интерьера, если такой мог обнаружиться в репетиционной комнате. Хотя, наверное, все-таки мог. А раз, мог, то это и был, наш Миша.
И это однажды произошло.
Случилось так, что в город приехал оркестр Лундстрема с гастролями. А, поскольку, самой, как ни странно, приличной гастрольной площадкой в городе, был этот самый дворец культуры, то и все выступления оркестра проходили в его зале. Нет смысла рассказывать о встрече двух старых друзей, Бержицкого и Лундстрема. Главное, они встретились. И, естественно, музыканты обоих оркестров, встретились так же. А после очередного выступления гостей на зрителя, практически ночью, все собрались в студии дворца, где и устроили Джим Сейшн. Это, когда, если кто не знает, музыканты cменяют друг друга на сцене, не останавливая тему импровизаций. И играют, играют и играют … без остановки. Нужно ли говорить, что рояль, саксофонисты, трубачи, контрабасисты из оркестра гастролеров, менялись с нашими музыкантами, выдавая на гора, все лучшие , что могли. Естественно, ни на секунду, не отходя от основной, заявленной, музыкальной темы. Эдакое соревнование.
Конечно же, наш Мишаня, не мог пропустить такого события и, как всегда, пристроившись в сторонке со своим футляром, скромнехонько, присутствовал при всех этих, прямо скажем, эпохальных событиях местного розлива, жадно впитывая, все происходившее.
И, надо же было такому случиться, кто-то запустил тему «Каравана» Элингтона. Что может быть благодатнее, для джазовых импровизаций, тем более, на нынешних состязаниях. Во всяком случае, для нашего Мишани. И, уж простите меня покорно, но Маргулис, словно зачарованный, вынув скрипку из футляра, поднялся на сцену, хотя сцены, как таковой, и вовсе не было, нахально, встал впереди всех и врубил на скрипочке все, чему научился под «рок-рол на костях».
Ну, ребята, скажу я вам, это было событие. Не только для Маргулиса, но и для всех присутствующих. Вот уж, опять-таки, скажу я вам, никто ничего подобного не ожидал. Олег Леонидович, начинавший свою музыкальную карьеру как скрипач, и, конечно же, понимавший толк, в этом инструменте, просто выпал в осадок. Ну. не то, чтобы уж совсем. Но, все-таки.
Короче. Настал для нашего Миши, его високосный час. Правда, понял это он, чуть, позже, когда закончились, я не побоюсь этого слова, овации, которыми наградили его музыканты обоих оркестров, и к нему подошел Олег Леонидович.
– Ты, кто, мальчик? – Спросил он и хотел взять в руки Мишину скрипку. Но, Миша скрипки не отдал. Пальцы будто приросли к дереву инструмента и, никак, не хотели размораживаться.
– Да, ты не бойся, я не насовсем. Отдам. – Рассмеялся Лундстрем. И Миша отпустил.
– Я, Моргулис. – Неожиданно охрипшим голосом, проговорил он. Олег Леонидович внимательно оглядел скрипку.
– Ну, здравствуй, Маргулис. – И протянул Мише руку. – Откуда ты, такой взялся?
– Я, местный. – И, почему-то, добавил, от волнения, что ли, не зная, что еще сказать. – Тутошний.
– Понятно. А здесь-то, что со своей скрипочкой делаешь, тутошний, ты наш? – Весело и легко рассмеялся, Олег Леонидоаич.
– Ничего, хожу вот, слушаю.
– А, свинговать, где научился?
– Это, что такое – свинговать? – Миша застеснялся своей безграмотности. - У нас в училище такое не преподают.
– Ну, не преподают, и ладно. Что-то еще сыграть можешь?
– Не знаю. Наверное, все, что скажете.
– Вот, нахал. Вы только гляньте на него, ребята. Все, что скажете. – Лундстрем повернулся к пианисту – Сема, дай-ка, что-нибудь из Гудмена.
– Без проблем. - И Сема заиграл на рояле тему одной из композиций Бени Гудмэна, «Давайте радоваться». Олег Леонидович протянул Мише скрипку.
– Валяй, парень, включайся. – И легко подтолкнул нашего Мишаню в сторону рояля.
Миша взорлил. «Хаву Нагилу» он знал вдоль и поперек много лет подряд. Она жила в его душе. И, хотя, он ни разу не импровизировал на эту тему, нынче произошло все, как само собой разумеющееся, легко и свободно.
Надобно сказать, как рассказывал сам Миша много позже, так он ни когда больше не играл. Душа его парила. Смычок сам, то едва касался струн, то гулял, перескакивая с одной на другую, а то и впивался в них, во все сразу, будто пытался порвать, уничтожить саму скрипку, покончив с этим кошмаром.
Кошмаром сам Мишаня назвал тот момент, уже потом. Но, тогда, как, опять же, он рассказывал, чувствовал, нет, пожалуй, не чувствовал, а на самом деле, ощущал себя, не Мишей Маргулисом, а кем-то другим. То ли богом, то ли наоборот, а черт его знает, кем, наоборот. Может, и этим самым чертом, вселившимся не только в него, но и в его совсем простенькую скрипочку. Но, тем не менее, это была такая музыка… такая музыка…
Я ее слышал. И скажу, что, лучше и главное, откровеннее, никто, никогда не играл, во всяком случае, в те времена и в том месте. Такой «Хавы нагилы», до сего дня, не слышал ни кто.
И когда Миша, рванув, в последний раз смычком по струнам в бессилье опустил руки, еще долго в воздухе звучал последний аккорд. А, в ушах присутствующих, металась гулкая тишина.
На этот раз аплодисментов не было..
– Да, парень, - Олег Леонидович глянул в упор на Маргулиса. – Можешь. Ничего не могу сказать. Можешь. Что скажешь, Сема? – Обернулся он к пианисту.
– Может, - Подтвердил Сема. И еще раз добавил. – Честно, может.
– Ну, вот видишь, и Сема со мной согласен. А, что бы Сема похвалил, дорогого стоит. А, что, Володя, - обратился он к Бержицкому, - отдашь мне парня? Или самому нужен?
– Да парень-то, вроде, в свободном полете. – Улыбнулся Бержицкий. – Так что решать не мне.
– Ну, ладно, ладно, не тебе. – Олег Леонидович подошел к отдельно стоящему столику, заставленному напитками, плеснул в два фужера по грамульке коньяка, с фужерами подошел к Маргулису. – Употребляешь? – Спросил, и протянул Мишане фужер.
– По праздникам. – Слукавил Миша. – Потом, добавил. – И, если поднесут.
– Ну, вот я и подношу. Однако знай. Начнешь выпивать, когда станут подносить, потеряешь все. А тебе есть, что терять. – Олег Леонидович отставил фужер. – У Михал Семеновича есть все мои координаты. Закончишь школу. Позвони. Я тебя не забуду. Захочешь, поработаем. А может, и сработаемся
Вот такая история случилась у нашего Маргулиса много лет назад. К сожалению, а, может быть, и к счастью, без дальнейшего
Помогли сайту Реклама Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2024
18+