начал привыкать к новым товарищам, даже кореш на соседней койке уже появился… Однако в строевом отделе я решил блеснуть.
- Товарищ подполковник, рядовой Воронкевич по Вашему приказанию прибыл! – громыхнул я, отбив три положенных «строевых» шага, чётко вскинув руку к пилотке и совершенно не обращая внимания на штатского, седенького, какого-то усохшего деда, сидевшего в кресле в углу.
Подполковник Кац (честное слово, фамилия подлинная) разрешил-приказал поздороваться с дедом, и они вместе изложили мне суть дела.
- Разрешите подумать, товарищ подполковник! – готовно рявкнул я, не показывая, впрочем, что страшно заколебался.
- Конечно, конечно! – улыбнулся Кац. – А мы с товарищем генералом пока пообедаем. Часа Вам хватит?..
- Мудак твой дед! – ещё раз пробормотал Маркарян на обратной дороге, но я и сам вспомнил «карантин» (к этому, здешнему, я уже начал привыкать), оправку по команде, подумал и о том, что полевая артиллерия – это тебе не ракетные войска, даром что портрет деда в Музее боевой славы…
Короче говоря, через час я, стукнув блестящими сапогами и нарочито не обращая внимания на деда, предстал перед подполковником Кацем с нижайшей просьбой оставить меня в училище.
Подполковник расцвёл улыбкой.
- Товарищ генерал, - обратился он к старенькому и седеньком деду, - не стоит, наверное, насиловать молодого человека…
Тому ничего не оставалось, как согласиться.
- А где конкретно хотите служить? Может быть в роте охраны? Она лично мне подчиняется, - любезно осведомился Кац.
Я замялся, точнее, сделал вид, что замялся (блат-то лепился на моих глазах – впервые, между прочим)
- Понимаете, товарищ подполковник, - сказал я, - у меня уже и друзья появились, которые будут в учебно-технической базе служить, я ведь и распределён в тот взвод «карантина», куда собрали будущих солдат УТБ… (Именно там находились все студенты-недоучки, и вообще туда отбирали пограмотнее – большинство было, по крайности, с полной десятилеткой)
- Жаль, жаль, конечно, - продолжал великодушничать Кац, - но я уж тоже за вами присматривать буду, будьте уверены, товарищ генерал…
В общем, обратно в казарму я шёл, окончательно утвердившись в своём положении, и сержант Маркарян помалкивал, явно уважая тот уровень блата, которым я был обласкан.
А весной меня отправили в загадочную командировку: на пять дней, не считая дороги (я летел, конечно, самолётом, выкроив ещё двое суток), в Москву, одного, на Голицынские склады за парадными лейтенантскими погонами для курсантов-выпускников. Только через много лет я догадался, что этот замаскированный отпуск был также инспирирован приездом деда-генерала, что это тоже были отголоски той блатной истории.
Ну и в штаб меня взяли, очевидно, отчасти из-за этого, хотя я действительно единственный среди призыва умел уже тогда печатать на машинке. Так что здесь не обошлось всё-таки и без моих личных качеств.
