Жил был бенгальский огонь. Он никогда не вылезал из своего целофанового пакетика, запрятанного в картонную упаковку. И только ждал момента когда же наконец наступит Новый год, и он засверкает во всем своем блеске, даря радость веселящимся. Давно уже ходили слухи по всему его месту обитания о том, что же это такое - «Новый Год». Бенгальский огонь все время слушал рассказы, долетавшие до него из-за пределов его крошечного домика. Так у него сложилась картина, что Новый год – это обязательно елка, гора мандаринов и салат «Оливье». Однажды, вернувшись из леса, одна плетеная корзинка очутилась неподалеку от бенгальского огня, и стала тешить замурованного пленниками свеженькими новостями. «Ты не поверишь, - начала она свой рассказ, - такие как ты живут не только в картонных коробках. Есть места поинтереснее. Точь-в-точь такого вот тебя я видела в лесу. Он высился над чем-то вязким и зеленым, окруженный квакающими особями. Я поинтересовалась, конечно, как он там очутился будучи бенгальским огнем. Но этот дерзкий обманщик стал мне перечить, и твердил только, что ничего в помине не слышал ни о каких огнях. Я, сказал он мне, камыш. Я сразу смекнула, что он маскируется под таким названием. Но зачем? Зачем понадобилось ему стоять вот там, никем не зажженным, в глуши дремучего леса. Положим, елку я заметила, но где мандарины? Где в конце концов «Оливье»? Да, к тому же он был гигантского размера. Что это за сумасбродство, подумала я. Ведь никто не согласится в Новый год придти и встречать его именно в лесу, водить хороводы вокруг поганок и мухоморов. Я стала отговаривать этого обезумевшего, и бросить шифровку. Я позвала его к нам в дом, в гости. Сказала ясно и членораздельно, что здесь его окутают в приличный целофановый пакет, и положат до нужного часа в картонный скафандр. Ты испытаешь свое предназначение, наконец, глупый, поймешь почем жил на свете, ты, сын сверкающих молний. И что ты думаешь – его ничем не заинтересовал мой монолог, он оказался до того наивен, что даже не знал что такое Новый год, и вообще, всю дорогу пялился на меня как на помешанную.»
«Наверное, это какой-то особый, лесной подвид, - предположил бенгальский огонь. – в лесу ведь полно медведей, всяких там тварей. Там у них и Новый год не Новый год, свои порядки, сама понимаешь. Свои так сказать и названия. Садятся вокруг этой жижи, вот тебе и аналог мандаринов, не иначе.»
«Ага, прям из берлог повылезали все как по команде, и давай поварешками по зеленому льду стучать. Ты хоть думай что говоришь, совсем уже одичал в панцире своем, правду от лжи не отличаешь.»
«Хорошо, твоя версия.»
«Я тебе уже все сказала. Шифровщик. Засланный казачок.»
«Хорошо, от чего шифруется? Что ему понадобилось в лесу, где даже зажигалок не водится?»
«Это вопрос. Но елка там все же присутствует. Понимаешь, здесь что-то не чисто. И потом, с чего это вдруг «Камыш»? Ты когда-нибудь встречал огней, к тому же бенгальских с такими именами? Огонь – он и есть огонь. Стоп! Я поняла! Это он так под мышь маскируется. Мышь в лесу под елкой! Точно тебе говорю!»
«Хорошо, причем тут «ка» впереди?»
«Ну ты и дурак! Мыш – ка. От перемены мест слагаемых сумма не меняется, учили тебя такому? Оно и видно. Шифровка, понимаешь? Конспирация.»
«Ну предположим, ты права. Зачем бенгальскому огню понадобилось сесть в лесу и вдруг прикинуться мышью?»
«А все потому, мой милый друг, что каждому иногда хочется прикинуться маленькой, незаметной мышкой, заблудиться в темном лесу, где тебя никто - никто не найдет.» – произнесла корзинка, и задумалась о чем-то своем, о женском
