- Ты говоришь, бери от жизни, что можешь... Прости, но это философия глупцов. Жизнь ничего не даёт даром. За одно - ей плати здо¬ровьем, за другое - честью. Ни любовью, ни совестью… не побрезгует. Роман хлопнул дверью и ушёл. Я принял лекарство и уселся к окну. На опустевшей улице Полуденной буйствовала метель. Белая завывающая кутерьма. «Каково сейчас Роману одному?» Последнее время я всё чаще пытался говорить с Вострухиным о семье. - Понимаешь ли, Роман? - Понимаю... - обрывал он меня и делал улыбку. Но в глазах - тоска. Мать его умерла года три назад. Роман едва управлялся со своим несложным хозяйством. В доме чувствовалось запустение. Только своей биб¬лиотеке он уделял много внимания, пополняя и обновляя её. На одной из полок лежали толстые тетради - дневники. Они тоже пополнялись год от года. С ними-то Роман и разделял свою холостяцкую жизнь. Иногда хотелось выкрасть эти дневники, сжечь их, развеять пеплом.
3 мая
«Я назвал тебя сегодня Ласочкой. Ты вздрогнула, притихла. Это слово не придуманное. Оно вырвалось из моего сердца, и потому понравилось тебе. Я всегда буду звать тебя Ласочкой и всегда помнить этот день. В лесу тихо-тихо. Над нами зеленоватое небо. Листья на деревьях едва про¬резаются. Пахнет талой водой и ландышами. Мы сидим на широченном пне. И какой-то невыразимый восторг переполняет мою душу от того, что снова весна, что рядом – ты».
19 декабря
«Стихи твои мне понравились. Очень, очень! Но музыка!!! Что было со мной от «твоего» Листа! В комнате сумрак. Я видел лишь твои руки на клавишах. Милые лапушки. Белые лапушки. А за окном белый снег. Пошёл первый снег»… Её имя впервые Роман произнёс для меня в армии. Это было его очень трудное время. Он сильно тосковал по Танечке. Тогда-то я и устроил ему интрижку с библиотекаршей воинской части: клин клином выбивают. Не знаю, сколь серьёзными стали их отношения. Уверен, ничего кроме книг у них общего не было. Но демобилизовавшись, Вострухин зачем-то рассказал Татьяне о библиотекарше. Чувствовал ли себя виноватым перед Татьяной? Она, конечно же, обиделась. И они расстались. Вострухин не преследовал её. Он сник, ушёл в себя. - Да брось ты терзаться! - влиял я на друга. - Подумаешь, - свет в окне. Бери от жизни, что можно... Ещё тогда я пытался сжечь его дневники. Но понял, уничтожить тетради просто, а боль из сердца не вырвать. 20 июля «Сегодня я видел тебя на озере. Розовое одеяльце твоё словно облако над зелёной травой. Таким огромным пред¬ставился мир. Но что он для меня без этого розового па¬рящего облачка?!" 31 декабря «Ты не разгадала мою маску, я в ней обошёл все карнавалы города. И, наконец, встретил тебя. Каких усилий стоило, чтобы не открыться. Я уже года три не танцевал. Но вальс получился. Твой молодой человек сгорал от ревности. Впрочем, он довольно мил. Будь счастлива! С Новым годом!» Татьяна окончила институт, уехала, и года два её не было в родительском доме на Полудёновке. И вдруг - звонок. С этой новостью Роман ворвался ко мне сегодня. - Ты представляешь?! - сиял он. - Позвонила: «Хочу тебя увидеть¬. Только увидеть. - И добавила, - всего на полминуты». Ты представляешь? Роман говорил так быстро, что я едва успевал представлять - метель, нашу Полудёновку по окна в сугробах, женщина в шубке. Оки встретились на повороте, замедлили шаг. Татьяна улыбнулась, слегка кивнула головой. - Здравствуй! - Здравствуйте, - ответил Роман. И... - И что же дальше? Дальше-то что? - А ничего, - задымил сигаретой Роман. - Она просила только на полминуты. -Ну, ты, брат!... - А потом снова звонок, в трубке - музыка. Татьяна благодарила меня этой музыкой, что, не вмешался в её жизнь в минуту слабости. За это благодарила. - Ты что же, побоялся разбить её семью? А ты уверен, что она замужем? Ну и Ромео с Полудёновки! С этими словами я набрал номер телефона. - С приездом, Таня! Что я говорил дальше, теперь уж не припомню: тоже волновался. - Не замужем ещё? Ты говоришь, нет? Она тоже ужасно волновалась. Роман, всё время пытавшийся выключить аппарат, при слове «Нет» оставил меня, наконец, и без шапки, без пальто выбежал на улицу. Я - за ним. По завывающей Полуденовке в распахнутой шубке, навстречу Роману спешила Татьяна. В волнении она сбилась с дороги, глубоко провалилась в снег, остановилась. Роман бросился к ней. Руки их тянулись друг к другу... Метель не унималась. Сквозь плотную снежную пелену едва про¬свечивались фонари. Деревянным корабликом в штормовом океане выглядела Полудёновка - скрипела, стонала от ветра. Но почему-то столь¬ко радости было в стихии. «Не разменялись по мелочам… И тысячу раз ты прав, Ромка: жизнь ничего не даёт даром».