Самосуд

Словно вороны слетелись на чужой горох…

 Тащили все из дома . . . снеся парадные двери. Бабы шторки снимали, да чуть не разодрались из-за оконных тряпок. Корпуховы  с  Савельевыми кричали на всю ивановскую, кому достанется диковинный чайный сервиз. Дед Матвей украдкой успел спереть инструменты, да огородный инвентарь.… Тетка Томка даже подкову с двери сняла, считая, что счастья в этом доме, уже не видать. Мужики мебель выносили, да шкаф по дороге сломали . . . не поделили . . . в какой дом он пойдет.
Пустая хата . . .  лишь сундук деревянный, который из-за своих долгих лет никому не понадобился, да стол, который бабаньки сломали, когда шторки делили…

- Кого принесло там, на ночь глядя?
- Нина? Нина? Это я Анна…
- Явилась? Да, кто тебя выпустил заблудшую овечку?
- Нина!  . . . Иконы отдай . . . Христом Богом, прошу, хоть их верни . . .
- О, каком Боге ты мне тут басни рассказываешь? Ты – убийца!
- Не убивала я его, Нина! Меня же суд оправдал.
- Дурак - твой суд! А народ деревенский считает, что ты Кольку своего убила!
- Я любила его ирода! Не убивала . . . нет!
- Любила? Розочкой по горлу полоснула. Здорово у тебя получается любовь свою показывать.
- Они с Сашкой сидели, водку пили, поругались из-за чего-то. Я в спальне сидела, книжку читала . . . Сашку же признали виновным.  .  . Нина, что же вы это делаете то со мной?
- Сашка, говоришь? Один в гробу лежит – червям на съедение, а другой в тюрьме гнить будет? Ох! И хороша же ты, Анна! Двух лучших работяк на деревне – одним ударом . . . А, может ты из-за Тамарки? Узнала, что Колька с ней по сеновалам шландает, да по тихой грусти и убила мужика?
- Накричать, выгнать из дома . . . но не убивать, Нина! Прошу тебя иконы верни! Прабабки они еще моей. Старинные . . . намоленные не одним поколением  . . . Верни, умоляю! Больше ничего мне не надо.
- Грехи решила замолить? Поздно милочка! А ну пошла прочь с моего двора . . . иконы ей подавай… Убийца у моей двери – позор на всю деревню! А придешь еще, хоть раз . . . Мы тебе самосуд устроим, будешь знать, как мужиков добротных резать!

 И шла эта прокаженная женщина по тихой улице в свою опустевшую хату . . . Плакала Анна? Нет! Слезы душили ее, но внутри . . .  Отчаянье в глазах? Нет! Стеклянные . . . словно пьяная она шла, из стороны в сторону . . . ноги еле передвигая …  Кутаясь в старую фуфайку и блеклый платок . . . шептала слипшимися губами,  лишь только одно . . .

- Накричать, выгнать из дому, но не убить . . .

 В каждом окне горел теплый огонек. Из труб стоял зимний дым  . . . скрипящие дрова в печках грели слух своих хозяев. Вся жизнь Анны была практически в каждом этом доме: в ложке, кровати, что мать на свадьбу дарила, чайном сервизе привезенном из единственной поездки в Москву . . . с Колей.