Встряхнувшись, птица поменяла облик, и перед ментором возник светловолосый высокий, широкоплечий человек, одетый в чёрные рубашку и брюки. Он потянулся и, недовольно поморщившись, сказал:
– Когда ты перестанешь называть меня настоящим именем, Лиор? Ты же знаешь, что в Аллихоре мы должны использовать псевдонимы.
– Я думал, что этот закон для новичков, – виновато развёл руками онейрополос. – Мы с тобой так долго шли бок о бок, что я...
– Всё верно, – прерывая его, примирительно отозвался старый знакомец. – Я помню, что некогда ты тоже был кандидатом в архонты и, следовательно, мы равны. Но, Серёжа, правила есть правила. Фамильярничая, мы рискуем забыть о субординации в присутствии адептов, и тогда...
– Здесь нет никого, кроме нас, – прервал собеседника мужчина, и голос его прозвучал резче, чем он ожидал. – Я понимаю, что иерархически подчинён тебе, да и сил у меня чуть меньше, но мы друзья, и твоё требование...
Он замолчал, борясь с раздражением, а визави пожал плечами.
– И снова ты прав, – сказал он. – Ты не слуга, а свободный онейрополос, мой соратник, а я увлёкся.
Но в голосе Харакаса не прозвучало ни теплоты, ни раскаяния, и Лиор почувствовал, как внутри него вновь нарастает злость. Опасаясь сорваться, он поторопился задать вопрос:
– Что это был за сон? Воспоминание из твоей прежней жизни?
Архонт с недоумением посмотрел на товарища.
– Ты о чём?
Ментор вкратце пересказал увиденное, и Харакас расхохотался.
– Это лишь сон во сне. Я задремал. Не бери в голову, Серёжа.
Но что-то заставило Лиора усомниться в искренности соратника. Возможно, поспешный ответ или интуитивное понимание, что внутри Аллихоры никто не спит, хотя сам он не имел возможности это проверить. Вероятно, отголоски этих мыслей отразились на лице онейрополоса, потому что Харакас поспешно спросил:
– А что ты делаешь в моих грёзах? Как ты сюда попал?
– Моя дверь находилась рядом с твоей, – почти не кривя душой, ответил ментор, – я почувствовал тебя и решил навестить.
Широко улыбнувшись, архонт похлопал товарища по плечу.
– И правильно сделал. А я тут ищу...
Он осёкся и, помолчав, поинтересовался:
– Ты давно не видел Фиди?
В голове Лиора затренькал тревожный звоночек.
– Несколько лет, – медленно произнёс он, стараясь спрятать мысли. – Но почему ты о ней вспомнил?
– Мне сообщили, – серьёзно ответил владыка, – что она является онейрополосам всего мира в видениях и призывает тех к бунту.
– Мне она ничего похожего не говорила, – осторожно подумал Лиор.
А вслух сказал:
– Если я её встречу, обязательно тебе сообщу. Но мне пора, я и так задержался. Моё тело затекло и требует душу обратно.
– Ты мог бы отказаться от него совсем, – осклабившись, произнёс Харакас. – Волшебство создаваемых нами снов гораздо интереснее реальной жизни.
Ментора передёрнуло.
– Это произойдёт только после моей смерти, – ответствовал он, – а живой человек должен оставаться живым.
Глаза архонта сверкнули гневом, и, схватив подданного за плечи, он сильно того встряхнул.
– Я тоже живой, – взревел он, – хотя и не имею возможности перемещаться в физическом мире. А ты не понимаешь, что говоришь. Души умерших через сорок дней отправляются в иные дали, и, кто знает, что они видят там. Своим даром надо наслаждаться сейчас, не откладывая удовольствие на потом.
Накал ярости Харакаса был так высок, что Лиор почувствовал, как на него накатывают волны паники. Да, Фиди права: с владыкой Аллихоры что-то не так, он не в состоянии контролировать свои эмоции и готов убить человека за несогласие. Ментор оторвал от себя руки противника.
– Мы обсудим это, когда ты успокоишься, – сжав его запястья и старательно скрывая страх, мягко сказал он. – Мне пора. Я проскочил мимо своего сна, а мне бы хотелось узнать, что предлагает мне Аллихора.
И, не дожидаясь ответа взбешённого Харакаса, покинул внезапно ставшее враждебным пространство. Перед тем, как погрузиться в пучину собственной грёзы, он подумал: «Я должен выяснить о нём всё», – и нырнул в давно ожидавшие его видения.
Новая подруга не отпустила Наташу, и та ночевала у неё на удобной раскладушке, обитой толстой ворсистой тканью. Ире удалось заставить девушку взглянуть на отношения с Николаем с другой точки зрения, отчаяние отступило, а вместо него пришли возмущение, вызванное поступком молодого человека, и тяжёлая грусть.
Нет, Наташа всё ещё любила его, но, прозрев, поняла, что, несмотря на некоторые прекрасные личностные качества, тот вёл себя, как избалованный капризный подросток, не получивший желаемого и выместивший гнев на близком ему человеке вместо того, чтобы порадоваться его успехам. За пару часов девушка повзрослела на несколько лет и приняла решение, которое ещё вчера показалось бы ей абсурдным. И сиреневый куст в её сне рос уже не среди снегов, а в степи, покрытой колючей растительностью, где над головой зависли тяжёлые тучи.
Внезапно Наташе захотелось поговорить с тем, кто помог бы ей развеять мрачные мысли, и она воззвала к Лиору. Ожидание не затянулось: прозвучал изумлённый возглас, и через пару секунд ментор держал её за руки, вопрошая:
– Это ты, ты заставила меня сюда прийти?
Девушка кивнула, и лицо онейрополоса засветилось восторгом.
– Ты понимаешь, что сделала? Умение создавать двери и приглашать человека в свои сны относится к уровню псилос, а это значит...
– Что?
Наташа смотрела на Лиора сияющими глазами.
– Ты обладаешь врождёнными способностями, и нам остаётся только научить тебя ими управлять. Вот это сюрприз!
Внезапно на лицо ментора набежала тень.
– Но почему ты позвала именно меня? – поинтересовался он.
– Нам надо поговорить, – опустив глаза, прошептала собеседница. – Я доверяю тебе, и нуждаюсь в совете старшего.
– Что ж...
Посмотрев вверх, Лиор слегка напрягся, и тучи немедленно исчезли, засияло солнце, а по небесной лазури побежали лёгкие облачка. Вдохновлённая Наташа последовала его примеру, и бескрайняя пустошь вдруг превратилась в цветущую луговину, окружённую белоствольными берёзами, рядом же с кустом, осыпанным белыми и сиреневыми цветущими гроздьями, появилась удобная скамейка. Ахнув, онейрополос бурно зааплодировал, а девушка покраснела от удовольствия.
Пока Лиор и Наташа обсуждали проблемы последней и строили планы на годы вперёд, Николаю приснился очередной кошмар, бессмысленный и неуправляемый, где действовал он сам. Глядя на происходящее, молодой человек бессильно кусал губы, понимая, что не в состоянии вмешаться и изменить ход событий. А увидел он следующее...
Перешагнув порог своей квартиры, Николай скинул ботинки, неверным шагом проследовал в комнату, где, не переодеваясь, рухнул на кровать, зарывшись лицом в подушку. Перед внутренним взором его на секунду возникло лицо Наташи, с тревогой выспрашивающей о причине подавленного состояния и бледности юноши, но видение тотчас исчезло, и в ушах зазвучали уничтожающие слова куратора:
– Ты не справился с работой, Сорокин, и это уже не впервые. Мне не нужны твои оправдания. Ты просто недоразумение и никогда ничего не добьёшься ни в учёбе, ни в жизни, ни в профессиональной деятельности.
– Он прав, – уныло думал Николай, размазывая горькие слёзы по душистой бязи, – я бездарь и ни на что не гожусь.
Не сдержавшись, он зарыдал, жалуясь на судьбу. Вскоре усталость взяла своё, и Николай погрузился в сон.
"Что за ерунда? – удивился наблюдатель. – Я заснул в сновидении. А возможно ли это, вообще? Надо поинтересоваться у ментора...
Он прервал себя, осознав, что размышляет вне яви, и обрадовано подумал:
"Есть! Это шаг вперёд. Кажется, сегодня мне удастся выполнить домашнюю работу и...".
Но в этот момент его двойник шевельнулся, и Николай вновь принялся созерцать.
Проснулся он от громких криков на улице. Хотя юноша жил в центре большого города, такого шума он не слышал никогда. Казалось, что снаружи творится революция, и вдохновлённые агитаторами бойцы идут на приступ Зимнего. Вскочив, молодой человек ринулся к окну.
Между точкой назначения и кроватью стояло большое зеркало. Пробегая мимо, Николай кинул косой взгляд на своё отражение и, забыв о происходящем за стенами, застыл перед бесстрастным стеклом. А оно показывало ему то, чего не могло быть.
Перед обомлевшим наблюдателем предстал мужчина огромного роста и гладиаторского сложения, мышцы которого вздымались буграми при каждом движении. Но на этом сходство с представителем человеческого вида заканчивалось. От мощной шеи вбок отходил мускулистый отросток, на конце которого находился огромный, обрамлённый длинными ресницами глаз, а сразу под ним располагался рот.
– А где нос? – глупо поинтересовался Николай.
Рот в зеркале не двигался.
– Чем же я тогда говорю? – снова удивился бывший Сорокин.
Почувствовав вибрацию в области затылка, он ощупал зудящее место и, вскрикнул, когда в его пальцы вцепились крепкие зубы.
– Это ещё что?! – возмущённо завопил Николай. – Почему моя голова кусает хозяина?
– А кто тебе сказал, что она твоя? – ехидно поинтересовался зубастый рот.
– Но… как же… и чья же она?
– Моя.
Николая затрясло.
– А ты-то кто? Что здесь, вообще, происходит?
На сей раз растерялся собеседник.
– Ты это… – вопросил он, – память потерял, да?
– Трудно вспомнить, чего не знаешь, – буркнул Сорокин, без сил опускаясь на стул.
– Что с тобой? – заботливо поинтересовался голос. – Вчера выглядел нормальным, а сейчас…
– Да не было меня здесь вчера, – возопил Николай, вскакивая. – Я спал, а когда проснулся, увидел это.
И он ткнул пальцем в зеркало.
Воцарилось молчание. А потом неизвестный неуверенно сообщил:
[justify][i]– Сома же не могут спать. Спим мы – матья, а я давно бодрствую.
