Семён Семёныч меняет профессию (Ужасная музыкальная сказка). Глава 6

          Переступив порог, Сим-Сим не на шутку испугался. Его окружал зловеще-загадочный мир, более всего похожий на кунсткамеру диковин. Обширный продолговато-овальный кабинет, погружённый в лёгкий сумрак, был загружен под завязку всевозможными предметами и вещами, назначение многих из которых было далеко не очевидно. С другой стороны с немалым количеством остальных Сеня был вполне себе знаком. Тем более их нахождение в кабинете психиатра вызывало ещё большее недоумение…

          В этом месте, несмотря на вполне предполагаемое нетерпение предполагаемых читателей поскорее просветиться отгадками загадок Сениных чудачеств, придётся сделать маленькое лирическое отступление. Иначе и так не очень понятная и запутанная ткань сбивчивого повествования станет ещё менее понятной и запутанной. Речь в отступлении пойдёт о психиатре.

          Звали психиатра Апполлинарий Покрытокрылович Ивано. Да-да, это не шутка. Отчество у него было именно такое. Именовали отца психиатра Покрытокрылом. Так нарёк его дед психиатра, заядлый трихоптеролог. Как звали этого деда, сказка умалчивает. Да и нет такой цели у сказки – изучать генеологические древа всех подряд персонажей. Это долго и порою даже муторно. А сказке нужно дальше двигаться. Потому ограничимся древом психиатра. Так надо.

          Так вот, как можно предположить, отец Апполлинария Покрытокрыл страдал всё жизнь от такого имени. Как только его не звали! Звали Покрышкой, звали Крылом. Звали Рылом, порой Тупорылым. Даже Крыловым звали. В честь великого баснописца. Потому многострадальный отец, когда пришла пора присваивать имя своему отпрыску, назвал его простым человеческим именем Апполлинарий. Чтобы деду психиатра неповадно было. Он потом с ним полгода не разговаривал. Хотя и с этим человеческим именем случился казус. В ЗАГСе, где записывали малыша-психиатра, загсист не знал, как писать имя – с двумя «п» или с двумя «л». На всякий случай задвоил обе буквы.

          Почему фамилия у психиатра была Ивано, история также умалчивает.  Может, предки были горячие с гор. Или, возможно, последняя буква в фамилии со временем отвалилась и потерялась. Благо Покрытокрыл был моряком-дальноплавателем (тоже назло деду), ходил регаты со знаменитым капитаном Врунгелем. А может, и не одна буква потерялась. И не только в конце фамилии. Случаи-то разные бывают. Фамилия не имя, сравнить её не с чем. Ономастикона, как для имён, для всех фамилий нет. Даже в древней, мудрой книге "Кто есть кто?" и то не все фамилии есть. Да и лень было с этим морочится. Фамилия относительно на фоне Покрытокрыла всех устраивала.

          Даже не очень сведущие в психиатрии мнимые читатели уже вероятно отметили для себя, что мытарства отца Апполлинария с именем весьма вероятно отразились на детской психике будушего психиатра. Подтолкнув его на кривую дорожку, которая и привела его к психиатрии. В школе Апполлинарий учился из рук вон плохо. Скорее всего, сказывалась детская психо-травма и фобия, что по аналогии с отцом сверстники заклюют его обилием кличек. Но времена наступили уже более либеральные, открывшие ящик Пандоры. Из которого как из рога изобилия посыпались настолько невообразимые имена, на фоне которых даже Покрытокрыл выглядел вполне человеческим именем. Лишь родственники называли Апполлинария сокращённо в обиходе несколько странновато – Полюш.

          Только в мединституте, куда Апполлинарий поступил скорее по наитию, психиатр исправил ситуацию и взялся за ум по-настоящему. Любимым его делом, близким к хобби, было вскрытие черепных коробок различных животных. Лягушек, которым не удалось выбиться в царевны, ласточек-самоубийц, потом уже и людей. Вскрывал он коробки как консервы мастерски лихо даже на первом курсе. Чем вызывал бурный восторг и эротические фантазии у лиц противоположного пола. От девчат в интитуте и общаге у психиатра отбоя не было. Но эта линия лирически далеко отступает от основного сюжета. Отметим лишь, что плотное общение с многочисленными представительницами прекрасной части человечества благотворно сказывалось на предполагаемой детской психо-ране. Покрывая её мягким тёплым мхом. Пока она совсем практически не заросла, оставив на душе едва заметный розовый рубец.

          Когда пришла пора определяться с дальнейшей медицинской специализацией, Апполлинарий долго метался на перепутье трёх дорог: паталогоанатом, травматолог и собственно психиатр. Последней каплей явились мамины увещевания. (С маминым именем мы тоже не будем разбираться. Хотя там ого-го какой простор для полётов фантазии! Но мама, она везде всегда и для всех мама. Даже для психиатров.) Маме не очень нравилось увлечение сына непосредственно содержимым черепных коробок. Из опасения, как бы этот вполне невинный конёк не прискакал к нездоровой наклонности. Потому мама предпочитала, чтобы сын занимался содержимым черепных коробок опосредованно. Мамина капля перевесила весы метаний. Нельзя сказать, что психиатр был особенно послушным сыном. В той ситуации сыграл житейский инстинкт – если есть возможность, не брать на себя отвественность за решение. Чтобы потом при негативных последствиях было кого винить (не себя).

          Интуиция психиатра не подвела. Глубже погрузившись в психиатрическую специализацию, понял он, что используемые в ней методы вилами по воде писаны. Совсем мелкой и мутной воде. В которой психиатры ловят свою рыбу, занимаясь психиатрической практикой. Разочаровавшись в психиатрии, Апполлинарий всё же окончил институт почти без четвёрок и получил диплом психиатра. При этом Апполлинарий умудрился сохранить веру в храм науки. Видимо, это свойство ему досталось по наследству от страстного трихоптеролога деда. Храм же, известно дело, должен быть полная чаша. Вот теперь мы можем завершить лирическо-психиатрическое отступление и вернутся к несмело застывшему на пороге сконфуженному Сим-Симу.