В этом месте было бы неплохо совершить ещё один небольшой боковой экскурс. Который бы заодно приоткрыл тайны происхождения фамилии Сем-Сема. А вдруг в них (тайне и фамилии) таится секрет Сёминой метаморфозы? Да вот опасаюсь, что озверевшие в ожидании встречи с психиатром читатели найдут меня, уединившегося в глухомани, чтобы продвинуть нить повествования сквозь иголку сюжета. И никакая глухомань мне не поможет. Разорвут как тузик на британский флаг. На британский флаг мне не хочется. К британскому флагу у меня нет никакого предпочтения. Потому возвращаю Сим-Сима на порог. А к фамильным тайнам вернусь как-нибудь в другой раз.
Чем больше глаза Сим-Сима привыкали к сумраку продолговато-овального кабинета, тем больше они округлялись от ужаса и вылезали из орбит от удивления. За время лирического отступления и неудавшегося экскурса глаза доокруглились и довылезли до размера порядочного чайного блюдца выпуклостью наружу. Попробуем и мы через эти глаза как через перископ взглянуть на то, что увидел бедный Семён. Пока он стоит столбняком поражённый.
Прямо у входа вдоль правой стены всяк входящего встречал целый отряд бензопил всевозможных размеров и эпох. Часть из них даже порыкивала цепями и подпрыгивала на месте. Как будто была приведена в состояние боевой готовности и лишь ждала команды «Фас!». Рядом с пилами притулились коварные «болгарки» и компактные автономные на батарейках перфораторы. Прямо напротив вдоль противоположной стены слева были развешены, прибиты, прикручены либо колыхались на подвесах мечи, включая самурайские, сабли, мачете, кинжалы, ножи, включая кухонные, пилы (не бензо, ручные) и прочее холодное, как блюда в общепите, оружие. На особом постаменте была приторочена перчатка с лезвиями на пальцах. Рядом в выдвинутой из тумбочки шуфлядке располагалась мумифицированная голова с булавками, от которой тянулись цепи с крючьями. Тянулись к всяк входящему опять же.
Про набор кастетов можно даже не упоминать особо. Хотя среди них и были особенные. Далее шли удавки, петли, бюстгальтеры, колготки. Напротив снова на правой стене висел всевозможный огнестрел, включая пулемёт Максим из песни Агаты Кристи. Были в наличии столь необычные штуки, как киянка и молотилка. Даже бочонок Амонтильядо, заросший паутиной, прислонившись к стене.
Нашлось в паноптикуме место и для зооуголка. В котором копошились сплетясь в тугой клубок змеи и удавы. Шуршали ядовитые пауки и скорпионы. Прыгал, раскачиваясь в возбуждении, орангутанг. Точил когти здоровенный одноглазый чёрный кот. Танцевала цирковая слониха. Рассекала волны в большой антиквариатной ванне с кровью касатка…
Читатель, внимательно рассмотревший всё это изобилие и внимательно прочитавший лирическое отступление в предыдущей главе, уже мог догадаться, что Апполлинарий Покрытокрылович сотворил в своем кабинете храм прикладной науки о маньяках. Собрав, классифицировав и каталогизировав коллекцию всевозможных орудий этих самых маньяков. Причём злоупотребляя служебным положением и связям в высших эшелонах власти, Ивано умудрился добыть орудия преступлений из кинофильмов, песен и даже книг. Кто-то подумает, что такое невозможно. А вот и возможно. При нужных связях. Тем более в сказке.
И подобно сказочному дракону, Апполлинарий почивал на лаврах своей обширнейшей коллекции. Другой такой, способной сравниться, не было не только в стране, но и во всём Северном полушарии. Ходили слухи, что то ли в далёких землях догонов, то ли в древнем городе Тимбукту, есть нечто подобное по масштабу. Но слухи это слухи. В Тимбукту и вовсе коллекция могла уже перейти во владения Сахары.
Потому коллеги по психиатрическому цеху завидовали Апполинарию чёрной завистью и часто напрашивались в его кабинет на разные вытянутые тематически из пальца симпозиумы. Ивано был не настолько жаден, как дракон. Он так и говорил: «Не жалко!» в отношении изпальцевых симпозиумов и завистливых коллег. Правда за это он заставлял особенно чёрно-завистливых молодых коллег-практикантов полировать до блеска пастой ГОИ латунные информационные таблички на каждом экспонате.
Когда уборщица открывала тяжёлые пурпурные гардины в пол, чтобы провести в кабинете уборку, ей приходилось одевать сварщецкую маску. Чтобы не ослепнуть от зайчиков, которых испускали начищенные таблички и лезвия клинков. Ещё уборщице не нравились пауки, потому что Покрытокрылыч не разрешал убирать их паутину. Что с точки зрения уборщицы было полным бредом и компрометировало на корню её профессиональную деятельность. Да и вообще ей не нравилось убирать за животными. Она считала, что животным не место в человеческой поликлинике. Место им в приютах для животных и на помойках. Даже с точки зрения любви к животным. В вольерах в кабинете они мучаются в духоте от недостатка света и простора.
У Апполлинария было другое мнение на уборку, место животных и методы психиатрии. Свою коллекцию психиатр создал далеко не только, чтобы своё тщеславие потешить. Ивано полагал и пытался в теории и практике доказать, что лицезрение орудий маньяков при определённом уровне освещения и угле зрения обладает терапевтическим эффектом. В первую очередь превентивным.
У подавляющего большинства маньяков главным мотиватором к преступлению (преступлениям, в случае серийных) является жажда славы. Конечно, встречаются и тихушники, которые под покровом ночи в тёмных подвалах творят свои чёрные дела. Но их презирают даже остальные маньяки и считают выродками. Потому эти не в счёт. Любому жаждущему славы претит до тошноты мысль оказаться неоригинальным. Таким как тыщи других. Вот тут и проявляется их психиатрическая ахиллесова пята.
Приходит этакий потенциальный маньяк на приём к психиатру весь расфуфыренный, думая попудрить мозг психиатру и отработать возражения по построенной модели маньяческой деятельности. А тут опля! Не успел он добраться до психиатра, а на него из мрака со всех сторон ощетинилось оружие его предшественников. Разом понимает псих, что он совсем не оригинален в своей модели маньячества и выборе оружия. И впрямь старо всё под луной. Дело маньяка тухляк. Не видать славы, как своих ушей. Остаётся только покаяться психиатру в своих грешных думах, да определиться с отделением в психушке.
Удобную теорию придумал Ивано. Сиди себе, утопая в удобном кресле в обрамлении коллекции и бюстов, дремли, лениво поглядывая в полглаза в монокль, а маньяки сами толпами на поклон идут. Красота, а не работа! Правда практически статистика пока хромала. Что Апполлинарий списывал на молодость теории и огрехи регистратуры.
Но что-то снова наш Сим-Сим потерялся. Так и стоит бедный на пороге кабинета, расплющив очи по 5 копеек. Уже третью главу никак не продвинется. Хотя постойте, постойте! Вот шельмец! Пока мы его глазами храм науки обозревали, он аки зомби вместе с нами продвигался вглубь кабинета под монотонный ритм сонаты. Тум-тум-ту-тум!
