а образование они получить при всём желании не могут, потому что этого желания как раз и не имеют. И вот надо их всех собрать в одном коллективе и научить полезному ремеслу. Заодно и дать хорошо заработать Федору Ивановичу, потому что только его предметы детки и будут изучать. А хорошо зарабатывающий Федор Иванович будет выставлять на стол гораздо большее количество бутылок с горячительной смесью, и все будут счастливы и довольны.
Так как у Лося остались хорошие связи наверху, он этот проект живенько пробил, и вышестоящие инстанции дали добро на отлов отбившихся от рук дебилов по всему району. Представляю, как прыгали от восторга директора остальных школ, сбагривая нам этот ходячий кошмар. Остается только добавить, что ещё не начав учиться, мы уже заняли первые места в районе по росту подростковой преступности, по асоциальным семьям и по залетам в милицию в нетрезвом состоянии. Контингент обязывал.
Однако в эту радужную перспективу «гуманного» подхода к детям неожиданно влезло районо и безапелляционно заявило, что наша школа может взять на себя любые обязательства по профессиональной подготовке (хоть кузнецов, хоть столяров, хоть ассенизаторов делайте из подростков), но если они остаются в стенах школы, то обязаны получить полное среднее образование.
Вот так разбилось о скалы чиновничьего равнодушия судно идеальных помыслов нашего Лося. Как дать полное среднее образование деткам, которые побросали школу ещё в 7 классе и не имели даже свидетельства об окончании 9-ти классов? А ведь собирали этот сброд, опираясь на постулат, что они уже всему научились и больше их пичкать науками не надо.
И тут Лося осенило.
- Хлопцы, - сочувственно вздохнув, заявил он на педсовете, - тяжелой судьбы. К ним надо помягче. Поработайте, подучите, и пусть они к концу десятого класса сдадут экзамены за 9 класс. Экстерном!
Я даже не подозревала, что он такое слово знает. Никак кто-то умный подсказал? Но слово-то словом, а что делать с этими новоявленными Ломоносовыми? Да, я слышала, что особо гениальные дети проходили программу пары классов за один год, и в пятнадцать лет уже поступали в ВУЗы. Но речь шла об избранных гениях, поштучно заносимых в Книгу рекордов Гиннеса. Нам же предлагалось проделать тоже, но с детками, прославившимися уникальной тупостью и полным отсутствием навыков обучения. Да что там обучения, они элементарными навыками гигиены не владели, изъяснялись в основном «по матушке», и стая обезьян выглядела на их фоне институтом благородных девиц. Все поголовно недоросли воняли страшной смесью застарелого табака и самогонных паров, обладая к тому же инстинктами диких котов.
В этом я убедилась на праздничной линейке, посвященной Дню Знаний.
Их новоявленный классный руководитель Татьяна Сергеевна - энергичная крупная дама с хорошими лёгкими и нервами слона всё же умудрилась выстроить их в шеренгу на школьном плацу.
Зрелище было, прямо скажу, не для слабонервных: немытые, взъерошенные, чешущиеся и ковыряющиеся во всех частях тела от носа до ширинки подростки, к тому же обряженные в засаленные не первой свежести ветровки и вздутые пузырями на коленях «треники». Республика «ШКИД» XXI века! Тем не менее, «хлопцы» не сробели и тотчас кинулись строить куры нашим дивам.
Ухаживать, по их мнению, означало сально улыбаться, гоготать как стая гусей и припечатывать всякие эпитеты, самым безобидным из которых было «шмара». Девочки наши, на деревенских харчах взращенные, краснеть и смущаться не приучены с детства. Вскоре на линейке началась настоящая свара.
- Ты, урод, а по харе не хочешь?
- Тебе что, морковка, жить надоело?
- Это у тебя вместо башки репа!
- Ты, тёлочь, заткни варежку!
- Кто, тёлочь? Давно в рога не получал, павиан?
- Подумаешь, фря тифозная, ещё морду воротит!
- Заткнись, вонючка!
Ор поднялся такой, что классные руководители с огромным трудом растащили воспитанников по углам, грозно шикнув, чтобы стояли тихо, а то линейка затянется до бесконечности. Угроза подействовала.
В нашей школе обожают устраивать праздничные линейки.
Если тупое стояние в каре вокруг чахлой клумбы длится менее часа, руководство чувствует себя неловко. А как же, ведь приглашают с десяток гостей из различных организаций, поэтому учителя и школьники читают стихи, пляшут, говорят приветственные речи, поют песни. Не пересмотришь и не переслушаешь! Дети, которым весь этот звездный блеск по фигу, быстро утомляются столь бурно развлекаться и превращают мероприятие в молодежную тусовку, болтая без умолку с друзьями, лягая и задирая соседей, кроша до состояния салатов приготовленные для учителей цветы. Наиболее шустрые вообще норовят смотаться с праздника. Вокруг как пастушьи овчарки рыщут классные руководители и, грозно лая, загоняют своих овечек назад в стадо.
То 1 сентября я не забуду никогда. Было аномально холодно, и все стояли с синими носами, громко клацая зубами и зябко кутаясь в курточки.
Но особо не повезло первоклашкам.
В каждой семье выкладываются, чтобы в первый раз привести ребенка в школу. Кровь из носу, но банты должны быть самыми большими, кофточка самой нарядной, а гольфы самыми белыми. Первоклассницы 1 сентября больше напоминают бабочек, чем обыкновенных учениц, мальчики джентльменов из «Уайтс-клуба». Конечно же, жаль такую красоту прятать под куртками.
Несмотря на пронзительный ветер, учительница Марья Васильевна вывела стайку деток с приветственными стишками на обзор всей линейки. Заботливые мамаши торопливо раздели чад, чтобы показать во всей красе. Это понятно: фотографии делают, и киносъемки на память ведут не для того, чтобы запечатлеть в кадрах малолетних беженцев из зоны военных конфликтов.
Дети мужественно и звонко отбарабанили положенные вирши, и уже совсем было собрались бежать к спасительным курткам, когда их остановил какой-то сановный дядя, пожелавший выступить перед первоклашками с напутственной речью о том, как важно хорошо учиться.
Дядя был в джемпере, пиджаке и кожаной куртке, бедные дети в шёлковых тоненьких кофточках и рубашках. А этого фанфарона вдруг поразил приступ красноречия: он болтал и болтал, упиваясь своими речами, как алкаш заветной бутылкой самогонки. Понятное дело, никто его не слушал: речи, произносимые в подобных обстоятельствах, интересны только самим ораторам. Все присутствующие с тревогой смотрели на синеющих и трясущихся детей, не осмеливаясь прервать бессовестного демагога. Над линейкой просто зримо нависла угроза пневмонии или в лучшем случае кашля и насморка.
Неизвестно, сколько длилось бы это издевательство, если бы среди истомившихся без курева «техклассовцев» не назрел бунт. Они сначала подозрительно завозились, потом по всему плацу отчетливо прозвучало: «Ой, не могу с...ть охота!» После чего все двадцать пять верзил повернулись к почтеннейшему собранию спиной и, громко ржа, беспорядочно удалились. Пока несчастная Татьяна Сергеевна пыталась остановить эту демонстрацию неповиновения, возмущенный таким пренебрежением дядя на мгновение умолк. Этого хватило, чтобы мамаши первоклассников, шипя сквозь зубы вполне понятные ругательства, быстро расхватали своих чад.
Прямо скажем, мероприятие не удалось.
Напрасно бурый от холода Буратино (наш физрук) что-то там высказывал, как важно учиться на «пятерки» опять-таки трясущемуся от холода поросенку Фунтику (по совместительству завучу по воспитательной работе) - это зрелище уже никого не интересовало. Несмотря на титанические усилия педагогов, линейка расползлась во все стороны как мокрая туалетная бумага.
Сделав неутешительные выводы после знакомства с новым контингентом, я живенько ворвалась в кабинет директора и устроила там настоящую истерику.
Потрясая своими многолетними заслугами перед школой, я периодически задавала риторический вопрос: «Да сколько же можно издеваться надо мной?» Короче, устроила концерт по полной программе, напоследок пригрозив, что напишу заявление на увольнение, если меня не избавят от этого класса.
Лось растерялся. Выбор у него был не большой: я, пенсионерка Галина Борисовна, работающая на полставки, и второй учитель – молоденькая Анна Петровна, только что закончившая институт.
Знаю, подло так подставлять людей, но с другой стороны, а почему я должна быть крайней в этом ряду? Галина Борисовна быстрехонько отказалась от такой чести, сославшись на инфаркт, я встала в непримиримую позу, вот и пришлось несчастной Анне Петровне взваливать эту ношу на себя.
Где-то с месяц она со мной не здоровалась, но потом смягчилась, как впоследствии оказалось, замыслив поистине иезуитский ход.
