Дождь был невыносим. Унылая, нудная сопля, прилипшая к небу Стокгольма, прохудилась и истекала на город уже пятый день.
Сигарета догорала между пальцев. Даже тонкая струйка сизого дыма была в такт настроению – подрагивая, она медленно поднималась вверх и сворачивалась в плаксивое облачко.
- Депрессняк! – слушая тихую барабанную дробь по стеклу, вздохнул Малыш и затянулся. Пятьдесят. Сегодня пятьдесят. Боже, неужели можно дожить до этого дня? Увы... Очередной одинокий день рождения в очередной дождливый день. Какое счастье, что в редакции никто не знает про дату. Иначе потянутся эти нудные лица и начнут нудно гундосить про пожелания здоровья и успехов. Малыш представил себе эту сцену и улыбнулся.
Надо побыстрее закончить рецензию и вернуться домой. Он включил компьютер и открыл почту. Парочка поздравлений всё-таки нашла его. То была семья дебильных Свенсонов, и Карлсон. Нет, не тот, о котором вы подумали. Тот исчез много лет назад, когда они вдрызг разругались. Закрыл на ключ свою зелёную дверь на крыше и свалил. Точнее свинтил. Тварь! Даже не прилетел на похороны родителей.
Карлсон из почты был ветеринаром, который усыпил собаку Малыша, когда она стала уже совсем старой и не могла ходить. И это тоже случилось в его день рождения.
- Ну что ты будешь делать!
Какая-то роковая дата, но ветеринар Карлсон - какое-то роковое имя! - запомнил её. Поскорее бы уж закончилось сегодня...
Ещё одно письмо было рекламой. «Ожившие картины! Такого вы никогда больше не увидите! Устройте себе праздник....» и прочая бла-бла-бла. Малыш вздохнул и открыл файл с рецензией.
Следующие два часа он корпел над формулировками. Автор, которого ему предстояло раскатать по асфальту, был амбициозен донельзя. Амбициозен, арогантен, но, сволочь, талантлив. Не всегда, но всё же. Сейчас же его рукопись была скучной и обычной, но ответить на неё редакция была обязана. «Обычной...» Малыш поёжился. Из-за этого слова улетел Карлсон. Тот самый, а не который ветеринар из почты.
Откуда тогда взялась бутылка шампанского? И с чего вдруг?
- Малыш, мне надоело варенье! – хихикнул он и выстрелил пробкой вверх, - Хочешь глоток? А потом похулиганим!
Малыш даже оторопел. Шампанское?! Да мама убьёт его. Про фрекен Бок он вообще боялся думать. А этой оторве с вентилятором на спине всё по барабану. Подождав, пока сойдёт пена, Карлсон сделал здоровенный глоток и, мгновенно повеселев, гаркнул:
- Ха! Сегодня же сделаю ангажемент этой старой дуре, твоей домомучилке!
И дальше понёс свою ахинею про мужчину в самом соку. После третьего глотка он грохнулся со шкафа и погнул лопасть. Малыш прыснул – это правда было смешно. Но тут Карлсон рассвирепел. Что-о-о! Ему смешно, когда его друг упал со шкафа! Да он, да он... Малыш тогда испугался. Карлсон впервые напивался, и это было у него на глазах. Ему бы промолчать и уйти домой... Но, как назло, с языка слетело «Карлсон, да ты обычный пьяница!». Приговор их дружбе был подписан.
- Обычный?! – взорвался Карлсон.
О-быч-ный. Не «пьяница», нет, а именно «обычный».
- Я тебе этого никогда не забуду... – он кое-как выгнул лопасть пропеллера, - Обычный...
...и вылетел в окно, бережно прижимая к груди недопитую бутылку.
Нет, сегодня не получится. Слова пляшут, водят хороводы, играют в прятки – всё, что угодно, кроме того, чтобы складываться в рецензию. Малыш закрыл файл. На глаза опять попалась яркая реклама «Ожившие картины! Устройте себе праздник!» и жирный адрес внизу: улица Орегрундсгатан, 8....
Он вышел на улицу и закурил. Особых дел сегодня не было, дома его никто не ждал. Орегрундсгатан... Господи, где-то у чёрта на рогах. Почему бы и нет? Как говорил его когда-то друг Карлсон: «Pourquoi не pas?» Малыш опять улыбнулся, но в этот раз с ностальгией.
До картин было минут сорок езды в две автобусных пересадки. Дом он нашёл не сразу, думая, что это должна быть какая-то галерея или музей. Но это был обычный жилой дом, где на двери подъезда кричал красками уже знакомый баннер.
Прямо за входной дверью было окошко кассы. Малыш достал бумажник:
- Сколько стоит билет?
- Господин Свантесон? – услышал он женский голос, - У вас же сегодня день рождения, не так ли?
- Даааа.... – от удивления Малыш остолбенел. Из окошка ему загадочно улыбалась Мона Лиза...
Сама Мона Лиза! Живая Мона Лиза! Джоконда, чёрт его побери!
- Тогда у вас сегодня бесплатный билет. Проходите, пожалуйста.
- Но, позвольте... Но как... Как?
- Вы же видели объявление - выставка оживших картин, - её улыбка казалась ещё более прекрасной, чем у да Винчи... И она протянула ему входной билет.
На полусогнутых Малыш посеменил в сторону зала. Боковым зрением он заметил, что Мона Лиза закрыла окошко кассы и повесила табличку «Обед».
В зале было светло, пусто и картинно, в смысле, было много картин и никого из посетителей. Кроме Малыша. Немного он потоптался на месте, свыкаясь с обстановкой, и огляделся. Все полотна были знакомы, это были жемчужины, шедевры мировой живописи. Тут были и Рембрандт, и Ван Гог, и «Тайная вечеря», и Эдвард Мунк, и Дюрер... Одно полотно, по центру зала было закрыто.
- Странно, - подумал Малыш, - но любопытно...
Меж тем, Мона Лиза, колыхнув мимо него платьем, вернулась и заняла своё привычное место в рамке. Малыш подошёл к ней и улыбнулся:
- Спасибо! За подарок...
Ответа не последовало. Так всегда бывает, когда разговариваешь с шедеврами.
Рядом висел «Девятый вал» Айвазовского. Малыш подошёл, надел очки. Из шестерых на брёвнах остались двое, один из которых мёртвой хваткой держал товарища в воде.
- Господи, за что мне это? – хрипел тот, - Где остальные?
- Не знаю, что-то пошло не так....
- Не так пошло всё, когда придумали кисти и краски. Вытащи меня отсюда!
Смотреть на это не было сил. Малыш повернулся к другой стене с картинами. Он очень любил Дюрера.
- Ты что сегодня делаешь вечером, дедуля? – сзади него девушка Яна Вермеера кокетливо поправила свою жемчужную серёжку.
- Наверно, напьюсь, - честно признался Малыш, не оборачиваясь.
- Ну... Если будет нужна компания, ты знаешь, где меня найти, - и она подморгнула ему.
- Договорились. А скажи, - Малыш показал на полотно в глубине зала, - это правда, тот самый «Портрет молодого человека»?
- Не совсем, - хихикнула девушка, - подойди, посмотри.
Малыш подошёл. Сложно было понять, но что-то в этом полотне было не так. Лицо под огромным беретом было слишком знакомо...
- Ага! Попался! – знакомый до боли голос разрезал тишину галереи.
Это было уже за гранью понимания. На Малыша с полотна из-под громадного берета смотрел Карлсон! Всё тот же чудак, который жил раньше на крыше. Только чуть другой, с морщинами на лице. Сейчас же он улыбался ему с картины мастера радостный, что поймал своего старого друга впросак.
- Ты скучал по мне?
Внутри Малыша всё взорвалось – конечно же! Конечно же, он скучал по нему! Это был его единственный друг, потеряв которого, он потерял себя. Странно, но Малыш это понял лишь в эту секунду. Он понял, что потерял не только друга, он потерял миллионы красок в своей жизни. И больше всего сейчас, сегодня, в свой день рождения, ему захотелось вернуться туда, куда уже, скорее всего, не вернёшься....
Карлсон, меж тем, натужно пыхтел и сопел, вылезая из картины:
- Я не обычный, Малыш, не обычный. Ты теперь это понимаешь?
- Карлсон! – Малыш обнял его, как только тот коснулся пола и заглушил пропеллер, - Как я по тебе скучал! Нет, конечно же, нет, ты - не обычный!
- И я о том же. Я все эти годы знал, что докажу это тебе.
- Но зачем? Зачем ты пропал, и что ты хочешь мне ещё доказать? Что значат эти картины?
Вопросы сыпались сами собой, им было несть числа. Годы разлуки – лучшая копилка для вопросов.
- Я много учился, Малыш. Я стал художником, необычным художником. Я научился из картин делать живые истории. А у тебя сегодня день рождения. Я знал, что ты увидишь мою рекламу, я знал, что ты придёшь сюда, и поэтому приготовил тебе подарок.
- Подожди, - Малыш обвёл взглядом зал, - Но это же не твои картины.
Карлсон густо покраснел, потупил глаза и поковырял пальцем ладошку. Совсем как тогда, в детстве, около телевизора.
- Не мои, - признался он, - Но зато я их оживил! И ожила история. Ну посмотри же!
И ткнул пальцем в сторону танцоров Анри Матисса. Те, уставшие от пляски, сидели на зелёном газоне и хомячили гамбургеры. Вокруг валялись смятые бумажные пакеты и пластиковые стаканчики из-под кока-колы.
- Сейчас они поедят, дружно рыгнут, приберутся и опять пустятся в пляс. Ну, как тебе, Малыш?
- У меня нет слов! Карлсон, это лучшее, что мне дарили в жизни...
И Малыш ещё раз крепко-крепко обнял своего друга.
- Извини, - Карлсон смущённо отстранился, - но это ещё не подарок. Подарок – вон там.
И он показал на завешанную картину.
- Там, - его голос стал вкрадчивым и тайным, - там тоже история. И я хочу, чтобы ты её увидел. Но при одном условии.
- Каком же? – Малыша распирало, как малолетнего ребёнка.
- Я хочу, чтобы ты увидел ту историю.... Но только, если ты готов к этому...
Малыш с недоумением посмотрел на него:
- Я не видел тебя тысячу лет, Карлсон... Я, конечно же, отвык от твоих фокусов и чудачеств, но, клянусь, сейчас я готов ко всему!
- Тогда... Аппле! – Карлсон хлопнул в ладоши и бирюзовая шаль стала слетать с полотна.
- Стоп! Стоп! – вдруг он по-детски замахал руками. Шаль сначала замерла, а потом, вернулась на прежнее место.
Малыш удивленно посмотрел на Карлсона.
- Малыш! – тот назидательно поднял палец вверх, - Только запомни одно правило – чтобы повторить историю, тебе надо открыть дверь.
- Какую дверь!?
- Ты поймёшь. Ну, вперёд! – и шаль слетела вниз.
Малыш тихо ахнул. Картина была выполнена великолепнейшим мастером всех времён. Богатство красок, точность в деталях, безусловное портретное сходство – всё поражало и захватывало дух. Как будто не картина смотрела на тебя, а ты, нарисованный, смотрел на Жизнь. Малыш стоял долго, не в силах произнести ни единого слова. Потом его губы задрожали сами по себе и из глаз хлынули слёзы. Крупные и по-мужски беззвучные.
С полотна на него ласково смотрели мама и папа, который в руках держал щенка, того самого, самого дорого в его жизни. А за ними с добродушной улыбкой пряталась фрекен Бок.
- Боже мой... – наконец Малыш выдохнул, - Карлсон, но...
- Нет! - предвидя вопрос, тот опять назидательно поднял пухлый палец, - Они не выйдут к тебе, иначе ты не сможешь забрать картину домой. А уйти без подарка?.. Я не позволю так поступить со своим другом!
Тихо жужжа пропеллером, он подлетел к картине, снял её и вернулся к Малышу:
- Она твоя. С днём рождения, Малыш!.. Ну, мне пора...
И также неспешно пожужжал из зала.
- Карлсон! - крикнул Малыш.
- Я позвоню тебе, - он даже не обернулся.
Стук в дверь разбудил его. Малыш резко вскочил. Господи, ну кто в такую рань?.. Спросонья в одном тапке, вторая нога босиком он пошамкал в коридор. Следующий стук колоколом прозвенел в голове. Мгновенно с лёгкой горечью вернулся вчерашний день - Карлсон, картина, как он принёс её, как бережно поставил у окна.
- Дверь! - ударила в него молния, - чтобы начать историю, тебе надо открыть дверь...
Его развернуло к окну – картина была пуста! Из-за двери раздался милый щенячий лай.
Начать историю?...
Малыш задумчиво смотрел на входную дверь....
Глагол этот едва ли сохранится в языке и, скорее всего, через двадцать лет будет непонятен читателю.