Ужас как средство от алкоголизма

Как-то незаметно  подкралась  осень.  Природа  затаилась, будто  ждала  чьей-то  смерти. Оно  и  понятно: осень  -  такое  время  года, когда даже  смерть  стремиться  собрать  причитающийся ей  урожай. 
Жители  деревни, которая  привольно  раскинулась на  косогоре Киреевского  оврага,  вот  уже  который  день находились  в томительном ожидании: когда  покинет  наш  бренный мир старая  бабка  Наталья Егоровна Шеховцова,  по  двору  Натаха.

В этих  краях  принято называть  людей  не  по  паспортным данным, а  по  дворовому  прозвищу, которое  тянется за  человеком  и  его  семьёй  из  прошлой жизни  села.
Который  день умирает  в  муках одинокая  старушка, которую  местные бабы  почему-то считают  колдуньей.
Натахе  за  девяносто,  а  она  и  рассудком  была трезва, и  в  сухоньком, но фигурном  теле силы  сохранялись,  да  такие, что  ей девки  завидовали.

В  избе чисто  и  нарядно, и  немалое хозяйство  ухожено. И  для  заглянувшего  к  ней мужика  у  неё  всегда  находился  стакан, другой самогона первача, настоянного  на только  ей  ведомых травах. После  такого  визита, мужик ходил по  деревне  с  глупой  улыбкой  во  всю  морду  лица, и  Натаха, как девка  перед  желанной свадьбой, светилась радостью. Про  ту  Натаху рассказывали, что  сразу  после  коллективизации, ну, когда  по  вновь  созданным хозяйствам стали  ездить  городские  уполномоченные, повадился в  колхоз городской начальник.  Ходил он в  полувоенной форме и в  ярко начищенных  сапогах, да  во  все сельские дела лез  с советами.
Случилось это  на покосе: сунулся  он  с советом к нашей  Натахе,  стал  учить, как  правильно сено  сгребать, а она, бабёнка  языкатая ему  в ответ: -  Ты  меня  ещё поучи,  как правильно  ноги  раздвигать…

Ну,  слово  за  слово,  и  дошло  до  того, что Натаха ему предложила:  если  он, как мужик,  не  сможет вот  тут,  при  всех, то  отдаст  ей  свои  сапоги,  а  коли  он  силён,  как  хвастает, то  она  с  полным  на  то удовольствием  ещё  и  вечером  его  пригреет, и  каждый  его  приезд  будет    на  постой  принимать.

Задрала баба  юбку  и  легла  на  сено. А  в то  время  всё было  по-простому:  деревенские бабы  - не барыни, панталоны  им  ни к чему.
Растерялся  уполномоченный,  встал, как вкопанный, но,  видно, пересилил свой  стыд, спустил  с  себя  штаны  принародно, и  на  Натаху. А  она  говорит ему: повернись  к  людям, покажи, есть  у тебя, чем девушку  ублажить.  И узрели все: то, что  у мужиков  ниже  пояса, больше совести  имеет и  от  сраму его член совсем втянулся, спрятался  от  греха  подальше. Ужас, как все смеялись. С  тех  пор  Натаха  щеголяла  в  яловых  сапогах, а  уполномоченного отправили  в  город  в  галошах, и  больше он не появлялся. Во  всех делах ей  была  удача, только  вот мужики  у  неё не задерживались.

    Натаха  пережила  всех  родственников и  век  коротала  в  одиночестве. Видно,  срок  подошел, а  из этого  мира
что-то  её не отпускает. Вот  и  судит  народ этот  факт по  старому  поверью. Но, зная  о  том, что  конец неизбежен, сообщили  в  сельсовет. Хоронить  Наталью  придётся  за  общественный  счёт. Она  хоть  и  ведьма, но  наша,  свойская. Лежит  в беспамятстве, что-то  бормочет, и  будто бежать  ей  хочется, или  чего  другого: то  ногами  сучит, а то  в стороны их разводит.

Ночью нежданно  налетел сильный  ветер, да  и  снёс с  крыши Шеховцовской  избёнки лист шифера.  В ту же  минуту,  как  рассказывает  Шурка,  соседка  Натахи, (она  сидела  у  постели  умирающей, чтобы той, было  не  так скучно  и одиноко умирать) , в  ту же  минуту,  вслед  за  грохотом, падающего  листа, Наталья Егоровна улыбнулась,  вздохнула  с  облегчением и  с  просветлённым лицом перешла  в  мир  иной.
Пока  в школьной  мастерской  делали  гроб для  ветерана    труда,  главному копальщику  Кольке  Калмыку  поручили  выкопать для  усопшей  Натальи  могилу. Калмык  в  нашей  деревне  - главный  копатель. У  него  после  афганской  контузии что-то  с  головой  приключилось: он  не может  работать, когда  им  командуют, и  рядом  кто-то есть,  а  так,  если  просто  помочь людям, это  он без  всякой  корысти,  в одиночестве  работает  хорошо.

А  за  день, перед  этими  событиями, механизатор Геннадий  Иванович Шеверёв, а  по  дворовому - Геник  Фантомас, его  так  звали из-за  лысой  головы и  своеобразных  ушей, исхитрился  продать в  соседний  район тележку  сахарной  свёклы, которая  лежала  в  гуртах в  ожидании  вывоза на  завод.

Деньги  у  Геника не держались, по причине вредной жены Марийки. Поэтому он гулял  весь  день и  всю  ночь, что бы  избавиться  от  денег. Не  помнит он, где и как  куролесил, но    утром проснулся  на  кладбище. Желание  опохмелиться  жуткое. (Каждый  пьющий  мужик поймёт его состояние.)  И  тут  Генька  вспомнил, что  механизаторы  бросили  пару  пузырей  водки в  могилу прицепщика Пети  Шпыня, который  помер  намедни от пьянки. И  они, верные други,  как только  гроб  Пети стали  забрасывать  землёй кинули ему в  могилу бутылки  с  водкой!  Положить  водку  в гроб не  позволили  родственники Шпыня.  Старшая  дочка  раскричалась,  как  резаная  свинья: «Папа  из-за  выпивки от  нас  раньше  времени  ушел!»  Хотя  каждый  раз, как Петя  напивался орала  на  всю  деревню:  «Когда же  ты  издохнешь,  Ирод!»

Пришлось  водку Пете кидать  поверх гроба.
Геник проковылял на  могилку  друга. Желание  опохмелиться  затмило  рассудок. Он  откинул венки  в  сторону,  и разгрёб  могильный  холмик  руками. В  глубину, дабы  докопаться до  бутылки, копать становилось  всё  сложнее,  Геник решил  найти лопату. Пошел  в  поисках по  кладбищу. Вскоре  он  наткнулся на  Николая, который усердно  копал  могилу для покойницы Натальи. Геник,  подошел  сзади,  покашляв  для  приличия  в  кулак, вежливо  спросил  на  несколько  минут  лопату.

Калмык повернулся  к  нему,  внимательно  разглядывая стоящую  перед  ним несуразную фигуру, вымазанную  в земле, и  с синим  лицом, но  лопату  из  рук  не  выпускал. Геник  понял,  что  взять  инструмент  силой  у  этого  жлоба  он  не сможет.  Скорчив  Калмыку  страшную  рожу, с  подвыванием  и  причитаниями направился  к  выходу, дабы  взять  лопату  дома. Только  он  приблизился  к  воротам,  как  почувствовал  сильный  удар  по  спине. Искры  посыпались  из  глаз, и  он  потерял  сознание.

Очнулся  от  того, что  на  него сыпалась  земля. Открыл  глаза  и  увидел  себя, лежащим  в  наполовину  разрытой  могиле  Пети  Шпыня, а  над  ним  стоит  Коля  Калмык и  сгребает  раскиданную землю, дабы  ею  засыпать  Геника, при  этом разговаривает  сам с собою:
- Быстро  Петя, с тебя  волосы  сползли, и  морда, ужас какая страшная стала,  как  у  вурдалака. Выпусти  тебя  за  ворота, так  ты  всех  людей  перепугаешь. Ну  не  лежится  в  могиле, я не  против, гуляй  по  кладбищу,    пока людей  нет, а за  ворота  тебе,  Петро,  нельзя, там  территория живых, а  не  вашего  брата  покойника!  Радуйся Петя! Сегодня  к  тебе  в  гости Натаха  придёт, не  так  скучно  будет.  Может, трахнет она  тебя по-своему, по-ведьмачьи! Видно, что  Натаха не один раз скакала  на  контуженном  Калмыке, как та панночка, о  которой  рассказал Гоголь.

Геник  непроизвольно  спросил:
- Коля, а она, что,  уже  отмучилась? 
Тут же  получил  утвердительный  ответ Николая.
И  вдруг  до воспалённого  мозга  Фантомаса дошло,  что    сейчас  этот  контуженый  афганец Николай живьём  и  навсегда  закопает его  в  могиле Пети Шпыня!

Эта  мысль  подействовала  на  мозг лучше  стакана  самогона -первача. Геник,  не взирая на вязкую сырость в  штанах, взвился, как  пружина, раскидав  насыпанную  на тело  землю. Откуда  только  взялись  силы! Он  скакал  через  могилы прытче  зайца. Не помнил,  как перелетел через  низкую  ограду и  со  всех  ног  побежал  к деревне,  в  надежде,  что  люди  оборонят его от контуженого  Николая. Влетел,  как ураган,  в    хату, до смерти  напугав жену Марийку и  заложил  дверь  на  засов. Только  он  это  успел  сделать,  как  в двери  стал,  ломиться  Калмык.

На  шум  сбежался  народ! 
Похороны Натальи  Егоровны пришлось  отложить  на  следующий  день,  по  причине  не выкопанной  могилы
А Геник перестал пить.  От  пережитого ужаса у  него  появилось  отвращение  к  алкоголю.  И  кладбище    он обходит дальней стороной. Вскоре  его, как самого трезвого, назначили  бригадиром  механизаторов.
Более  старательного  тракториста, чем  Геник Фантомас, в  нашем  районе  теперь  нет. Думаю, что если бы  у  Геннадия Ивановича  росли  волосы, то  они  бы  были  седыми. Но  растительность  на  теле бригадира трактористов  почему-то  не  приживается.