Параллели сознания. Часть 2. Глава 12

На огромной базарной площади было шумно. Крики хозяек, расхваливающих свой товар, неслись отовсюду. И чего только не было на рынке – глаза разбегались. Расписные красочные платки, украшенные невиданными цветами, так и манили к себе молодых девушек и женщин потрогать, примерить. Глиняные свистульки для детворы заставляли светиться от счастья ребячьи глаза. Кухонная утварь – горшки, блюда, чаши, самовары – вызывали жаркие споры при торге. На прилавках лежали в плетенных корзинах овощи, а в торговых лавках расхваливалось продавцами свежее мясо, сало и рыба. Чуть в стороне от торговой площади были расположены карусели и балаган, где давались нехитрые кукольные представления. Смех детворы вливался в общую какофонию говора людей, торгующихся и зазывающих.

Аксинья с огромной корзиной боком пробиралась сквозь рыночную толпу, высматривая на прилавках ткань, которая могла бы пригодиться для пеленок – Варвара была беременна, надо было готовиться к родам дочери. Вдруг глаз Аксиньи выхватил из общего потока людей знакомое лицо, приятное, белое, улыбающееся. Красивая молодая женщина шла по ряду, а с ней, видать, муж, который бережно придерживал супругу за локоток. Эта пара бросалась в глаза от того, что над ними как будто разливался ореол счастья. Лица молодой пары были радостные и одухотворённые.

Аксинья присмотрелась внимательнее к молодой женщине и ахнула: «Боже, Серафима идёт, царствие ей небесное…» - невольно перекрестилась старуха. Приблизившись незаметно к супружеской паре, она навострила слух.
- Агафьюшка, не тяжело ли тебе, милая, – заботливо спросил муж, с любовью оглядывая беременную жену.
- Николенька, всё хорошо, не переживай. – Молодая женщина ласково посмотрела на своего супруга, но вдруг внутренне напряглась.

Спиной почувствовав чей-то недобрый, завистливый  взгляд, она обернулась и на несколько секунд застыла, рассматривая незнакомую женщину, что не сводила с неё колючих глаз. Аксинья бесцеремонно уставилась на беременную женщину, а потом, отвернувшись, сплюнула себе под ноги, проворчав под нос: «Вот и свиделись, Агафья…»
- Что с тобой, милая? На кого ты засмотрелась? – обеспокоенно спросил Николай свою супружницу, на что она тряхнула головой, как будто пытаясь пробудиться.
- Да… так… Показалось мне, что недоброе слово полетело вслед, ненавистное, но почему, в толк не возьму. Никому не могла перейти дорожку, Николенька, никого не обидела… Но вот почувствовала, что рядом со мной как-будто зло промчалось, – вздохнула Агафья.
- Пойдем, милая, хватит нам гулять среди людей, а то ненароком кто толкнет. Поберечься надо от лихих глаз, чай, ребенка нашего носишь, Агафьюшка. Пойдем домой.
Женщина погладила мужа по руке, прикрыла руками живот, пытаясь защитить дитя, которого носила,  от дурного глаза и кивнула головой.
- Давай вернёмся. Что-то утомительно стало находиться среди людей. – До самого порога Агафью не покидало чувство, что за ней следят.

А тем временем Аксинья следовала по пятам супружеской пары. Ей надо было узнать, где теперь живет родная дочь Леонтия, да с кем. «Врага надо держать на расстоянии вытянутой руки», – так учила её мать, старая ведунья. Раз встретила племянницу, значит, это был дан знак свыше.
Уже поздно вечером, придя домой, Аксинья рассказала беременной дочери Варваре всё, что удалось узнать об Агафье, чтобы предотвратить сближение дочери с родственницей – сестрой. Она наказала Варваре следить на расстоянии за её судьбой, потому как и Агафье передалась по наследству сила, с помощью которой она умела исцелять. Но свой дар молодая женщина не использовала, так как не догадывалась, что была рождена ведуньей Серафимой. Аксинья взяла с Варвары слово, что та расскажет историю своего происхождения и дочери, которую ждала, для того, чтобы внучка знала о родственниках, но никогда не смела к ним приближаться.

Антонина выполнила наказ бабки Аксиньи – она следила за  кровными родственниками, так как жила неподалёку. Антонина хранила перстень в медной шкатулке, переданный ей матерью Варварой Леонтьевной, но в полной мере силу камня не могла использовать, так как обладала им не по праву рождения – перстень должен был принадлежать Евдокии – дочери Агафьи.