руку.
– Не надо, Беатрис, – повторил он, а потом с легкой иронией в голосе спросил: – Ты что-то знаешь о том, как происходит… продолжение рода?
– Инес... рассказала мне, – ответила Беатрис, тщетно пытаясь унять дрожь.
– Очень предусмотрительно с ее стороны.
Де Эспиноса выпрямился и быстро скинул камзол и рубаху.
– В отличие от большинства новобрачных, тебе уже знакомо мое тело, моя прекрасная сиделка, – улыбнулся он, – Я все еще пугаю тебя?
– Нет, – храбро ответила она и на всякий случай закрыла глаза.
– Никто не сравниться в храбрости с доньей Беатрис. Она не убоится ни отвратительной игуаны, ни грозного мужа... – де Эспиноса вытянулся рядом, и Беатрис поняла, что он совершенно обнажен.
И конечно же, ей было знакомо его тело — ее руки касались плотной горячей кожи, безошибочно находя твердые рубцы старых ран на его плечах и спине.
– Моя храбрая жена позволит мне ласкать ее? – прошептал де Эспиноса ей на ухо.
– А до сих пор вы чем занимались, дон Мигель? – неожиданно дерзко отозвалась она.
– Как мне нравится ваша дерзость, маленькая сеньорита Сантана! Ну раз так, пеняйте на себя.
Беатрис почувствовала, как пальцы мужа проникают меж ее бедер и судорожно вздохнула, инстинктивно сдвигая колени.
– Позволь мне... – дон Мигель дразнящие коснулся ее губ.
Беатрис открыла глаза и на этот раз во взгляде склоняющегося над ней самого непостижимого для нее мужчины, увидела восхищение и еще что-то, от чего по всему телу разлилась истома. Она развела бедра, и муж немедленно воспользовался ее уступкой.
Ее поразило, каким пылким может быть суровый и язвительный дон Мигель. Она отбросила всякий стыд, полностью открываясь ему. Наслаждение накатывало волнами, и вот сладкая судорога пронзила ее, и она вскрикнула, откидываясь на подушки:
– Мигель!
– Тише... тише, не торопись...
Прерывисто дыша, Беатрис обхватила голову мужа руками, запустила пальцы в его короткие жесткие волосы. На этот раз она желала ощутить тяжесть его тела, желала господства на собой...
То, как Беатрис откликалась на его ласки, наполняло де Эспиносу всепоглощающей радостью, кровь все быстрее бежала по его жилам, однако заставляя себя помнить, что перед ним его невинная жена, а не очередная любовница, он прилагал усилия, чтобы держать в узде свой бурный темперамент – и это давалось ему все с большим трудом. Но заглянув в ее широко распахнутые глаза, он понял, что в ней тоже пылает огонь желания, и тогда, прижавшись к жене, настойчиво толкнулся в нее. И почувствовал, как напряглась Беатрис.
– Больно... – прошептала она.
– Боль пройдет. Твое тело должно привыкнуть ко мне. Не зажимайся так...
Опущенные ресницы Беатрис намокли от слез, однако резь и жжение постепенно становились глуше, терпимее, хотя и не прошли до конца. Она немного расслабилась, и муж вновь толкнулся в нее. И еще... И к боли неожиданно начало примешиваться удовольствие.
– Беатрис, сердце мое, - хрипло шептал де Эспиноса, целуя ее губы: - Жена моя!
...Де Эспиноса проснулся со странным ему чувством умиротворения и не вполне уверенный, наяву ли он обнимал Беатрис, или это привиделось ему во сне, навеянном вчерашними раздумьями возле камина. Но открыв глаза, он обнаружил себя в другой, не своей спальне, а рядом с ним спала его нежная жена. Все это наглядно доказывало дону Мигелю, что произошедшее — не плод его воспаленного воображения.
При условии, что он не продолжает грезить — саркастично заметил он себе. Словно желая убедиться, что жена не растворится в воздухе, он провел рукой по крутому изгибу ее бедра, затем его пальцы пробежали по чуть выпуклому животу Беатрис, и ладонь наполнилась упругой тяжестью ее груди. Молодая женщина почувствовала его прикосновения и пошевелилась.
– Глупец... – прошептал дон Мигель.
– М-м-м? – сонно отозвалась Беатрис.
– Подобно тому несчастному идальго из Ла Манчи гонялся я за миражами и сражался с мельницами, принимая их за ужасных великанов. И подобно ему, соорудил в своей душе алтарь, где поклонялся неведомому кумиру, – муж говорил медленно и очень тихо, будто обращался к себе, но окончательно проснувшаяся Беатрис жадно ловила каждое слово. Он приподнялся на локте и заглянул ей в лицо: – Моя Дульсинея из плоти и крови, ты столько времени была рядом со мной, а я, не понимая своего счастья, хотел отказаться от дара, которым Небо благословило меня...
. 
