“Наши добрые качества
вредят нам в жизни больше,
чем дурные”
Лев Толстой
Виктор Петрович к своим пятидесяти годам имел не только круглую жизненную дату, но еще и молодцеватый вид, резко выделявший его из среды ровесников, утративших таковой задолго до приближения к ним круглой даты. Надо сказать, что отношения внешнего вида Виктора Петровича с его возрастом на протяжении прожитых лет носили весьма своеобразный характер. К своему тридцатилетию Виктор Петрович как-то скоропостижно округлился во многих частях своего тела, а в прическу его незваным гостем вторглась скромных размеров лысинка, словно кто – то невидимый неосторожно лишил Виктора Петровича части его шевелюры, усиленно пытаясь вытащить за волосы его внешний вид на полку старшего поколения. В результате таких перемен его облик опередил возраст хозяина и окружающие, действительно, в своем отношении к нему повысили его возрастной статус, обращаясь к нему не как к Витьку или Виктору, а как к Виктору Петровичу.
Зато к пятидесяти годам произошел обратный катаклизм, и внешний вид Виктора Петровича существенно отставал от его возраста, в результате чего никто не оценивал его внешний вид на пятьдесят лет, давая, в крайнем случае, лет сорок. Несмотря на это, с именем обратного хода уже не было, и он для всех оставался Виктором Петровичем. Вместе со страной он пережил к этому времени девяностые годы, ставшие ситом реальности, через которое просочилось в новую жизнь не то, что умело и любило работать, а то, что умело чужие деньги делать своими. Виктор Петрович прибился по жизни где-то сбоку от этого сита, да так и жил. Дети выросли и жили своими семьями, душа его затихла, сплющилась под окружающую жизнь, которую не интересовала ни его душа, ни души таких, как он, одолевших барьер двадцать первого века.
Надо же было случиться такой оказии, что нежданно-негаданно произошла эта встреча с Мишкой, с его шабутным другом детских лет – таким другом, которого не выбирают, а которого дает сама жизнь. И встреча эта напоминала радующую глаз кружку пива - покрытая шапкой пены радостных чувств и переживаний, наполненная удовольствием от общения, как от содержимого кружки и оставившая осадок, осевший в душе, нерастворимый и бьющий в голову.
Они с Мишкой могли не видеться годами, хотя жили в одном городе, но крутились на разных жизненных орбитах и с разной скоростью. Мишка с девяностых годов мечтал стать миллионером, из – за чего двадцать лет назад ушел с завода, который вдруг оказался ненужным как и сам Мишка с его должностью представителя заказчика, где он работал после института, и где он не столько вкалывал, сколько портил кровь тем, кто вкалывал. Он пошел в бизнесмены, всю свою энергию бросив в погоню за миллионом. С тех пор так и было: то ли он гонялся за мечтой, то ли она его преследовала – подгоняла, заставляя перепродавать – торговать всем от водки до цемента, но при этом он по- прежнему умудрялся оставаться тем же шабутным неугомонным Мишкой из детства.
Он был на два года младше и в детстве всегда был на вторых и третьих ролях в их большом и шумном дворе, утирая сопливый нос и с открытым ртом во всем слушая Витьку, за которым всюду тянулся хвостиком. И так прошло все неразлучное детство, после которого институтские годы и дальнейшая жизнь разлучили их. Когда впервые они встретились, лет пятнадцать назад, Витька с удивлением замечал те перемены, что случились с Мишкой. Эти перемены, словно шрамы, оставили на нем прожитые годы, но они удивительным образом не портили его и не мешали общению с ним, наверное, потому, что он не лез в уши со всем тем, что у него есть и со всем тем, что он набизнесменил. С ним оказалось легко и просто. Так и повелось с той первой встречи в их взрослой жизни. Виктор Петрович знал, что Мишка первым стал называть его Виктором, с ударением на второй слог и незаметно к этому привыкли и все окружающие, и сам Виктор.
Смолоду Виктор терпеть не мог водку, но с Мишкой каждый раз он умудрялся так набраться ее, что потом с неделю болел и радовался тому, что встречи эти бывают непредсказуемо редко. Он знал о пагубности последствий этих встреч для себя, но каждый раз повторялось одно и то же. Щенячий восторг от встречи заслонял и отвращение к водке, и страх перед мыслью о завтрашнем самочувствии. Разница в возрасте была там, в далеком детстве, а здесь, за столом, Мишка непоправимо опережал его не по годам, а по количеству выпитого как в прошлом, так и по количеству выпитого в настоящем и будущем. Теперь, при их встречах, он верховодил за столом, молча считая себя на голову выше и по жизни. Но Виктору это было все равно и никак не задевало струну его души с названием самолюбие.
В этот раз они встретились летним днем в супермаркете, куда Виктора Петровича отправила с дачи жена для пополнения отпускных продовольственных запасов, перечисленных в длинном списке. Он еще не успел ничего купить, как услышал в пустынном пространстве магазина громкий крик: Витька! Виктор Петрович не обратил на него внимания, отвыкнув быть таковым в глазах окружающих. Крик повторился совсем рядом и тут же его пихнули сзади в плечо. Виктор Петрович резко обернулся на голос и буквально натолкнулся на Мишку, который словно вырос ниоткуда, сходу наскочив на Виктора Петровича.
- А я смотрю, - радостно загомонил Мишка. - Ты или не ты? Выше пояса вроде бы ты, а ниже пояса – шорты какие-то. Я ведь тебя в шортах не видел. Все молодеешь? Надо бы тебя немного состарить, а? – он кивнул в сторону дорогой бутылки вина в левой руке. Подмышкой у него была зажата коробка конфет. Виктор Петрович обрадовался и неожиданности встречи, и самой встрече, и Мишке, которому он был обязан этой встречей
- Привет, Мишаня, - ответил Виктор, прекрасно понимая, что и в семьдесят лет тот все равно будет для него Мишкой.
-Я это, я, - повторил он. - С дачи вот, заехал за продуктами, в дачном обличье и отпускном настроении. С грядок сбежал городом подышать. А ты что и как?
- Да я как обычно, - ответил Мишка, продолжая свободной рукой похлопывать друга по плечу. - Привез сюда партию товара, пойду девчонкам здешним презент за сделку поднесу. Я ведь вино не пью – не царское это дело. Мы, в основном, по прозрачным напиткам с тобой, - он заговорщически подмигнул другу. При виде Мишки Виктор смиренно понял, что интерес к этой встрече неуправляемо исключает из его текущего момента все прочие интересы и заботы. Он всегда все помнил отчетливо, но в воспоминаниях путал прошедшие годы и поэтому мог только подозревать, что последний раз они виделись с другом лет десять назад, и вот теперь новая возможность нырнуть в глубокие- глубокие слои памяти о детских годах. Мишке эта встреча тоже спутала все планы, которые он легким жестом отодвинул, махнув рукой куда-то в сторону: - Я сейчас отлучусь, поставлю девчонкам презент жидкий и сладкий и вернусь, ты не уходи, - Мишка скрылся за бесконечными стойками с продуктами. Виктора всегда поражал тот факт, что они не виделись с Мишкой годами, но при таких вот неожиданных встречах вели себя так, словно вчера расстались, ничуть не тяготясь поисками тем для беседы.
Виктор выкатил обратно мимо скучающего кассира пустую тележку, ставшую ненужной. Он еще успел позвонить жене о том, что задержится в городе. Когда Мишка вернулся, в руках его было два пузатых пакета – он опять опередил Виктора и успел сообразить на двоих, судя по тому, что в одном из пакетов стеклянно позвякивало, а из другого пакета торчала палка колбасы, целиком не умещаясь среди своих собратьев по предстоящему застолью. Зато Виктор опередил в другом:
- Слушай, Мишаня, - начал он, выходя их прохлады магазина. - Сейчас поедем ко мне. Маша на даче, - Мишка не возражал. Он готов был расположиться прямо здесь, на ступеньках супермаркета, у входа, да еще бы и охранников лишил работоспособности своим неудержимым хлебосольством, если бы тем не понравилось такое непринужденное застолье под дверью охраняемого ими объекта.
Вот так и состоялась эта их нынешняя встреча, заставившая Виктора по-иному взглянуть на свою жизнь, о чем он и не помыслил бы никогда, привыкнув катиться по рельсам жизни и следить из окна вагона своих привычек за проплывающими мимо бесконечными заботами, проблемами, как за станциями, минуя которые, надо ехать дальше, к новым станциям с названиями ПРОБЛЕМА или ЗАБОТА. Мишка и представить не мог того эффекта, который произведет на друга их последняя беседа, заставившая Виктора взглянуть со стороны, с обочины на свой поезд жизни и на все оставленные позади годы. Мишке просто было не до этого. Ритм его жизни не позволял глубоко всматриваться в действительность и копаться в прошлом. Мишка жил и мыслил сегодняшним днем и планами на будущее – в этом было его спасение и фундамент мечты про миллион.
Наверное, побеседуй они чинно и благопристойно на крыльце магазина и разойдись так же чинно и спокойно, через несколько минут забыв об этой встрече – наверное, в этом случае Виктор и дальше бы продолжал видеть свою жизнь в одной плоскости решения житейских проблем. Но вышло все так как вышло и Мишка пинком своих слов выпихнул его душу, его мысли с привычной плоскости, где виделось все просто, словно прямая линия, без всяких ответвлений в виде самооценки, самомнения, самоанализа.
- Ну что, Виктор? Еще по маленькой?, - продолжал подливать Мишка огненной воды из очередной бутылки с дорогого вида наклейкой. Виктор был равнодушен к водке и мог бы просто посидеть с Мишкой за стаканом чая, но весь образ жизни друга, наполненный застольными сделками, застольными контактами со всякими администрациями, инспекциями, службами не допускал иного варианта и поэтому Виктор на удивление самому себе смиренно пускался по воле волн, которые Мишка разливал в рюмки. Они нежненько чокнулись, выпили, и Мишка захрустел огурцом, а Виктор потянулся за ломтиком колбасы. Стол был весь уставлен тарелками с закусками, посреди которых зачем – то красовался в центре стола красавец – ананас с короной зеленой щетины. От выпитого они были уже в том состоянии, когда не только тела их сидели в обнимку, но и души, выкарабкавшись из-под открывшего все замки – запреты сознания, готовы были броситься в объятия друг друга.
- Знаешь, Витюха, - начал Мишка с зажатым в кулаке огурцом, - Я никак понять не могу отчего так получилось?, - он мотнул головой. - Я вот детство вспоминаю: ты всегда верховодил, везде первым был, меня учил всему - и из рогатки стрелять, и рыбачить, и фотки делать. Отчего ты теперь так? Жизнь теперь другая, только крутись успевай и весь шоколад твой. А ты сидишь и сидишь в вашем бюро, чертежики чертишь. Не понимаю, - Мишка махнул в воздухе рукой с зажатым огурцом и снова потянулся за бутылкой
- Да ты знаешь, - заговорил Виктор, – они так и сидели, обнявшись, без рубах. - Я сам удивляюсь – почему мне все стало неинтересно? - Второй рукой Виктор подпирал голову, облокотившись на стол, глаза его были прищурены.
- Да чего же тебе неинтересно?, - Мишка повернул голову в его сторону, отодвинувшись подальше, словно хотел разглядеть в мельчайших подробностях неизвестное науке существо. Виктор не обратил на это внимания:
- Ну какой тут интерес? Превращать
