Школьник Просиков. Повесть. Глава 2

                                                           
                                               


                                                              СКОЛЬКО РАЗ МОЖЕТ ВЗДОХНУТЬ УЧИТЕЛЬНИЦА?


 

    - Ноги вытирайте! - кричит уборщица в вестибюле.
    Я отвечаю, что вытер и спешу к лестнице.
    - Бойкие здесь все очень, - недовольно говорит уборщица, - как эти...
    Заинтригованный ее словами, я возвращаюсь обратно и спрашиваю:
    - Эти - кто?
    - Ну эти... - повторяет она.
    - Эти - это кто? - пытаюсь я уточнить.
    - Ну, не такие как те, - уже откровенно неприязненно говорит уборщица. - Были бы они такие...
    - Какие? - Мне ужасно хочется объясниться.
    Но уборщица не отвечает, а что-то ворчит про себя, совершенно невозможно разобрать - что.
    Наверное, она знает, что из себя представляют загадочные ЭТИ, но хочет сохранить в тайне, поэтому и невнятно бурчит. А придет к себе домой и будет считать, что бегают там по школе дураки всякие.
    Я помчался наверх.
    В классе, пять минут, оставшихся до начала урока. мы провели предельно насыщенно.
    Коварные дакоты сошлись в яростном бою с жестокими ирокезами. Верх взяли коварные дакоты. Победители разразились дикими и ликующими криками. Побежденные отчаянно рыдали. Но им обещали, что скальпы с них снимать не будут. Отчаянные рыдания сменились слезами благодарности.
    Анька Сушкина, сидя за столом преподавателя, подражала, вернее передразнивала Нину Федоровну, нашу учительницу. И надо сказать, получалось это у нее совсем неплохо.
    - Просиков Борис - вон из класса! - кричит она, стуча линейкой по столу. - Сабельников, быстро в угол! Володя Брусникин, немедленно вызываю твоих родителей в школу!
    Другие девчонки оживленно болтали между собой, наверное, о каких-нибудь дурацких куклах, или о каких-нибудь не менее дурацких тряпках, либо обсуждали совершенно дурацких киноактеров.
    Сашка Прохоров пытался засунуть кончик языка в точилку.
    Короче говоря, стоял привычный шум и гам.
    Только отличники в количестве трех человек - две девчонки и один наш, а именно - Витька Меднис, сидели тихо и повторяли урок.
    Сосед по парте, Сережка Томилин, мой лучший друг... но порядочная зануда. Летом он отдыхал у бабушки в деревне. О проведенных там незабываемых днях, Сережка был готов говорить с утра до вечера с кем угодно, и надоел всем ужасно.
    Вот и сейчас он зудел мне в ухо:
    - ...И тут я понял, что мы с Манькой, козой нашей, заблудились. Что делать? Ну, думаю, пропал - придется одной травой и лягушатиной питаться, пока нас не найдут.
    Бежать было некуда. Мне стало тоскливо.
    - Ты чокнулся, Серега, - по-товарищески доверительно сказал я ему. - Тебе лечиться надо, витамины есть...
    - Не думаю.
    - Да тебе и не надо думать, тебе витамины есть надо.
    - Отстань от меня со своими витаминами! А вот чокнутого я тебе еще припомню. Только знай, что с этой минуты, твоя нога никогда больше не переступит порог моего дома.
    - Очень надо моей ноге его переступать. У меня что, своего порога нет?
    - И еще, Борька, хочу, чтобы ты это знал. Раньше я тебе не говорил, а сейчас скажу.
    - Ну, говори.
    - У тебя голова на еловую шишку похожа. Вот!
    - На тебя что, Серега, трамвай сегодня наехал? Ты же знаешь, если дело дойдет до драки, то против меня мало кто устоять может.
    - Я из таких, - ответил он просто.
    Пока мы так разговаривали, Нина Федоровна делала перекличку. Она отличная, наша учительница! Правда, порой вдруг занервничает, мелко так затрясется, покраснеет сильно и говорит, что - все! - больше она не выдержит и надолго ее не хватит. Но мы так думаем, что она шутит.
    На уроке отсутствовал только Юрка Баларев.
    - Кто знает, что случилось с Баларевым? - спросила учительница.
    Увы, но Юрка сломал руку. Он вышел в открытый космос из корабля-разведчика... и не вернулся. Хорошо, что корабль находился на уровне первого этажа, но руку все-таки он сломать умудрился. Дальнейшие полеты пришлось отложить на неопределенный срок. Тем более, что хозяева корабля, то есть квартиры и одновременно Юркины родители - категорически не согласны жить в космических условиях.
    - Очень жаль. Надеюсь, вы будете навещать своего друга, - сказала нина Федоровна.
    Мы дружно закричали, что, конечно, будем.
    - Так, хорошо, а теперь начнем урок. Все принесли счетные палочки, как я просила? Кто не принес, поднимите руку.
    Женька Лисицкий поднял руку.
    - Ну, и почему ты не принес, Женя?
    - Да не солидно как-то, Нина Федоровна. Что у нас здесь - детский сад, что ли?
    Учительница  вздохнула.
    - Опять умничаешь, Лисицкий. Тогда иди к доске и реши арифметическую задачу.
    - Можно я решу! - с готовностью подскочил на своем месте Меднис.
    - Нет! По-моему, я вызвала к доске Лисицкого.
    Женька обреченно, и как-то сразу ссутулившись, пошел к доске.
    - Все! - сказал он с трагическим видом пять минут спустя, проходя к своей парте, и сгибаясь под непомерной тяжестью полученной двойки. - Остаюсь сегодня без мороженого и телевизора.
    Сережка сдавленно хохотнул, за что тут же получил по затылку от Женьки.
    - Лисицкий! - закричала учительница. - Немедленно в угол!
    Возбуждение в классе нарастало. Нина Федоровна несколько раз делала нам замечания.
    - Да что с вами сегодня! Какая муха вас укусила! Я требую тишины. Сидите тихо, чтобы я слышала как комар прожужжит.
    - Но в классе нет комаров... - сказал кто-то озадаченно.
    - Это пчела жужжит, - объяснил Сашка Прохоров.
    - Если меня покусает пчела, я в школу больше никогда не приду. И не просите, - насупился Ленька Трахтергенц.
    Учительница уже в который раз вздохнула. Я даже подсчитал специально - в пятый раз! А урок еще не кончился. Интересно, какой у нее личный рекорд по вздыханиям, и побьет ли она его сегодня.
    Сережка перестал на меня кукситься и начал канючить, чтобы я показал ему марки.
    - На перемене покажу.
    Но Сережка продолжал нудить и так надоел, что пришлось пнуть его ногой. В ответ он пнул меня. В конце концов, я сдался и полез в ранец за марками, только чтобы он отвязался от меня.
    - На, - сказал я, протягивая ему альбом. - Только осторожно, чтобы училка не увидела.
    - Училка все видела, - сказала Нина Федоровна.
    Я покраснел. За разговором мы и не заметили, как она подошла.
    Вот есть нехорошее свойство у учительниц - внезапно обращать на тебя внимание, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
    - Ну-ка, покажите, что у вас там? Я жду...
    Выражение ее лица не предвещало нам ничего хорошего, оно предвещало плохое. Так и произошло. Марки, Нина Федоровна, отобрала.
    Пришлось заплакать и сказать, что я сделаю с собой нечто ужасное, например, не стану сегодня обедать и умру от голода, и все еще очень пожалеют об этом.
    Сережка тоже разревелся, даже громче меня. Здорово это у него вышло.
    Но все оказалось напрасно. "Не врут карты, ой не врут, права оказалась бабушка!" - думал я, шагая в угол вместе с Серегой.
    Когда прозвенел звонок, мы, понурившись и грустя, как бараны после стрижки, подошли к Нине Федоровне, ожидая неприятного разговора. К счастью, все оказалось не так страшно. Она только слегка нас пожурила, опять вздохнула - в двенадцатый раз! - и, возвращая марки, предупредила, что если такое повторится снова, то тогда нас точно ждут неприятности.
    Возвращаясь после школы домой, Сережка сказал мне:
    - Ты обратил внимание, как Варька Полякова весь день с меня глаз не сводила. Она в меня влюблена.
    Я промолчал. Мне просто не хотелось его разочаровывать. На самом деле, весь день Варька смотрела на меня.
    - А я не люблю влюбляться. Предпочитаю конфеты, лучше шоколадные, - сообщил Славка.
    - От конфет бывает кариес.
    - Что бывает?
    - Ну, дырки в зубах.
    - Ерунда! От них только приятность во рту и во всем теле разливается. А еще я люблю булочки с повидлом.
    - Булочки с повидлом?! - Сережка застыл на месте. - Я не ослышался, ты любишь булочки с повидлом?
    - Ты не ошибся.
    - Да что с тобой, Славка! Как можно любить булочки с повидлом, когда есть булочки с маком.
    - С маком? Ой, не могу! Ты меня рассмешил. Булочки с маком. Ха-ха-ха! - И Славка натужно засмеялся.
    Я поддержал Сережку.
    - А ты, Просиков, лучше бы помолчал, иначе нам с тобой придется сразиться.
    - Всегда готов. В любом месте и в любое время. Как благородный человек оставляю выбор оружия за тобой. Мне без разницы. Но лучше - рапиры или топоры.
    - Хорошо, - согласился Славка. - Пусть будут топоры.
    - Заметано.
    - Да ну вас! - сказал Витька Меднис. - Пора по домам. Лично я, сегодня вечером отлично проведу время.
    - Отлично - это как? Пойдешь в кино?
    - Нет, я буду читать книгу.
    - Про пиратов?
    - Нет.
    - Про разбойников?
    - Нет.
    - Про индейцев, про пришельцев из космоса, про трансформеров?
    - Да нет же!
    Мы молча пожали плечами. Он очень странный, этот Меднис. Ведь других интересных книг не бывает.
    -  У меня есть один замечательный учебник по арифметике...
    - Ах, вот оно что!
    - ...И я буду решать арифметические задачи! - с восторгом закончил Витька.
    Мы с сожалением посмотрели на него. С глубоким сожалением. С глубоким, как Марианская впадина. Нет, что-то у него определенно не то с головой.

    Дома я наскоро перекусил на кухне, и меня потянуло в сон. Все-таки школа здорово утомляет.
    Прибежала наша собака Гаврила и стала лакать воду из миски.
    - Ты дичаешь, Гаврила, - сказал я строго.
    Гаврила приветливо завиляла хвостом.
    - Пашка хороший, Пашка дружок - сладкий пирожок, - вдруг затараторил волнистый попугая Пашка, глуповато посмотрел на меня, и развязно добавил: - Творожок люблю.
    Я зашел к себе в комнату, бросил ранец в угол и задержался у банки с рыбками. Надо купить еще водорослей; очень красивые есть в зоомагазине недалеко от нашей школы. Я приветливо постучал по стеклу. Подплыл Никанор, и долго пучил на меня глаза. Жалко. что рыбок нельзя погладить. Я присел на тахту. Рядом устроилась Дикая Гаврила, лизнула  руку и уставилась на меня своими большими добрыми глазами.
    - Что, хочешь рассказать о своей собачьей жизни, - сказал я, зевая. - Давай в другой раз, у меня глаза слипаются.