Таня

   Ровно двадцать лет назад, открыв дверь по звонку, я увидел на пороге своего друга Пашку Бэка и незнакомого парня вместе с ним. Ростом парень был невысок не только в сравнении с почти двухметровым Бэком, но и даже со средненьким мною. Щуплость его просматривалась вопреки объёму зимней куртки с поддетой джинсовкой и балохоном.
   – Здорово, Дед. Это Эдди.
   – Прет! – парень скользнул по мне взглядом из под тёмных засаленных волос, свисавших до подбородка. Мне запомнилось, что взгляд у него постоянно блуждал, создавая даже некоторое ощущение косоглазости. Но при более тщательном рассмотрении эффект пропадал. Хотя, двадцать лет прошло, мой разум вполне мог успеть дорисовать и разукрасить картину. Есть у него такое свойство. Так что заранее прошу прощения, если кого-то обижу своим повествованием. Цели такой не ставлю, постараюсь описывать объективно.
   – Вот встретились на котельной, – продолжал Бэк, когда мы вошли в комнату,– нам же нужен басист, так он в  «Судном дне» играл…
   После этих слов я ещё внимательнее смерил приведённого взглядом, добавив к предыдущим штрихам выдающийся нос с горбинкой и юный возраст. Оказалось, что он на год нас, шестнадцатилетних, младше. Мы уже год занимались музыкой, это отдельная уникальная история, я потом её расскажу. За это время мне свезло познакомиться лично только с двумя басистами , причём оба играли раньше в нашей группе. В принципе, Эдди, концептуально, мог сойти внешне за первого из них, Бумера.
   Проблема заключалась в том, что в калужской группе «Судный день» играли взрослые мужики. Мы их ни разу не слышали и не видели, но в наших пацанских кругах «судноднёвцы» считались непререкаемыми авторитетами. В юности во многое хочется верить, но так сложно записать в серьёзные взрослые музыканты пятнадцатилетнего пацана. Тем более, по его рассказу, непосредственно во время участия в коллективе ему должно было быть на год меньше.
   – А чего ушёл? Выгнали?
   – Да не. Руку сломал. Пока зажила, они нового себе нашли,– соврал Эдди и наплёл в довесок пару баек из жизни группы с ним.
   На тот момент остались мы с Бэком по ряду причин одни одинёшеньки. Тянулось это музыкальное затишье какое-то мучительное время. В детстве без дела всегда с ума сходишь. Вобщем, очень хотелось поверить, и заставили себя. Даже не то что уверовали в озвученную чушь, а доверились человеку «с поправкой на ветер».
   Персонаж был уникальный, начиная с клички. Всем моим знакомым прозвища были даны товарищами за «заслуги перед Отечеством». Например, меня назвали «Дедом Михеем» потому, что я одно время водился с компанией, где все были не сильно, но младше меня. А новый знакомый ковал себя сам. Просто Эдди Харрисом, как он мне поведал, звали трёхметрового зомби, что фигурировал в иллюстрациях всех обложек с пластинок его любимой группы «IRON MAIDEN».
   Наверное, это был первый Ося Бендер в моей жизни. У него был хорошо развит талант втираться в доверие, которым было добыто невероятное количество связей с нужными и не очень людьми. Жил он в двушке с матерью. Сразу предложил использовать свой дом в качестве репетиционной базы, заманив нас пусть изрядно потрёпанной, но настоящей (!) ударной установкой. До этого мы играли у меня в общаге, а драм-машина была собрана из пионерских барабанов и оркестровых литавр.
   Как только мы перетащили своё барахло, к нему не зарастала тропа неизвестных нам личностей, чуть ли не каждый раз новых. Нам же за глаза пуще прочих он рекламировал свою знакомую Саманту с четвёртым размером, потенциальную клавишницу. Впрочем, та была не в курсе, что мы «соблаговолили её принять к себе». Появлялись и пропадали гитары. Однажды мы его попросили исполнить что-нибудь на басу, тот как раз подвернулся по случаю. Мы с Бэком уселись и навострили уши, очень надеясь, что вот сейчас, в этот самый момент, Эдди как ударит слэпом по струнам, ка-ак сотрясёт квартиру первоклассным соляком. И все сомнения, что тревожат душу уж месяц, развеются утренним туманом на ветру.
   Эдди повесил бас через плечо, пару минут регулировал ремень. Потом, пришлёпывая всей ладонью левой руки по струнам, крутил минут пять ручки на деке и на усилителе. Затем откинул голову назад, как поэт с гусиным пером у губ, что поразит сейчас плебеев эпиграммой. Зажал верхнюю струну на четвёртом ладу и сделал протяжное «па-а-ам».
   Бьюсь об заклад, в этот миг мы с Бэком сидели оба с приоткрытыми ртами. Просто не видели друг друга, вперившись глазами в «Орфея», провожающего звук в небытие. Вместе с этим улетающим журавлём мира музыки мы прощались с возложенными мечтами на какое-то развитие группы в ближайшем будущем. Сами год назад тоже ни черта не умели, но даже за это долгое время не стали Блэкморами и Гилморами, хоть и приспособились рожать в муках творчество. Теперь тратить год на него? И чего ради?
   Сидели мы с Бэком, и стыдно было нам взглянуть друг на друга. Ему за то, что привёл это фуфло в мой дом. А мне не за то, что поддержал его по дружбе. Дружба – это святое, за неё не может быть стыдно. Краснел я, потому что, когда Бэк в некоторых моментах готов был покаяться в своей ошибке, уже я говорил ему: «Да брось! Да что ты, брат! Эдди отличный парень! Всё будет хорошо. Корабль из мусора не утонет! Он не может утонуть, ведь мы так в него вложились!»
   – Что-то я сегодня не в настроении. Да из-за перелома подзабыл немного. Давай ты, – протянул Эдди бас Бэку, когда «па-а-ам» в динамике исчез безвозвратно. Короче, все немногие репетиции, что проходили у него на хате, мы с Пашкой отыгрывали вдвоём на глазах у поклонников «Эддиных организаторских способностей». Наверняка, им он представлялся не меньше, чем продюсером.
   Поверите, даже после этого случая мы не собрали чемоданы и не убежали. То ли Эдди был таким грамотным, то ли просто стечение обстоятельств. Подступал Новый Год, и горе-басист предложил отметить его нашей компанией у него на квартире. Мать на эту ночь уходила в гости. Это был первый Новый Год, что я целиком провёл бы вне семьи. Таким не разбрасываются.
   Присутствовали Бэк со своей Аней. Я. И Эдди со своей Таней. Чувство прямо-таки упадническое. На Бэка девчонки велись, я к этому привык. Высокий и красивый, мне даже двоюродная старшая сестра так сказала однажды. Но и у заскорузлого Эдди есть подруга, а я опять бобылём больше года. Обидно. Что там в нём можно было найти?..
   Не склонную к болтовне Таню мы видели до этого пару раз с ним вместе. Эдди называл её… «Тэдди». Мол, мы – Эдди и Тэдди. Смешно. Мы с Бэком называли их на манер Цикало и Милявской кабаре-дуэт «Эпидемия». Таня была значительно выше. Девушка неопределённой ориентации в стиле рок или грандж. Как и все мы. Но как-то больше по-мальчишески, нежели все знакомые мне барышни. Я сейчас думаю, косметикой она тогда не увлекалась. Но это не точно. Моложе меня. Волосы светлые прямые ниже плеч без всяких резинок и заколок. Фигура по-девичьи ещё не сформирована. Внешне ничего выдающегося или сверхпритягательного, как мне казалось.
   Но это была девушка. Девушка! Инопланетное для меня существо. Она может быть никем. Но не может быть никем её избранник. Так не бывает! Если Татьяна Ларина поставила на карту свою честь, нарушив «табу», значит, он того стоил. Табу и честь. Мы, в ту пору дети вчерашние, могли распускать языки о девчонках меж собой, но в душе трепетали перед ними, изображали безразличие и даже порой враждебность. Пойманный на чувстве любви открывает всем желающим свою беззащитную рану. И, к бабке не ходи, найдётся желающий туда плюнуть. Зачастую даже, чтобы за хамским образом скрыть свою собственную травму. А нередко бывает ещё хуже, когда посмеётся объект твоих чувств, чтобы раскушать свою вдруг обнаруженную власть, посмаковать. Настолько силён этот страх, что даже самая мизерная вероятность этой трагедии заставляет скрывать от посторонних свои чувства в самой глубокой норе. Думаю, у девчонок устроено похоже. И, получается, если Таня выбрала этого утырка, значит, либо (зная его) он застал её врасплох, либо (не зная его) в нём что-то есть. Что-то, количество или качество чего делает Эдди лучше меня. О! Это невыносимо! Я ведь лучший! Это так… Это так?
   Нет. Не так. Я был пустым местом, которое пыталось обрасти душой и личностью. И с недавних пор делало какие-то успехи в нужном направлении. Но при этом Эдди после того «па-а-ам» струной на басу превратился в сравнении с моей пустотой в неприятное пятно. И если я, пустота, знал, что мне пока абсолютно нечего предложить девушкам, то он, казалось, должен, чтобы достичь хотя бы моего уровня, ещё к тому же преодолеть барьер личной неприятности.
   На днях показал моей трёхлетней дочке фильм «Аватар». В одной из сцен герой сокрушается, констатируя, что люди не могут подкупить народ нави, потому как людям нечего им предложить. Совсем нечего. Тех не заинтересуешь телевизором, колой и тряпками. Вот и мне, думал я, Бог не дал ничего, что я мог бы предложить барышням. Денег нет, в девяностые их не было ни у кого из моих сверстников. Теперь понимаю, что этот факт здорово уравнивал всем стартовые шансы в бою за чьё-то сердце. Побеждала исключительно личность. Или что там на месте неё в шестнадцать лет бывает. А откуда её взять? Развлечь мы по юности лет могли только компанией, вскладчину. За редким-редким исключением. Стать опорой и защитой для девушки? Что вы, меня б кто защитил. Я исторически связался с компанией неформалов да музыкантов. Все крепкие ребята ушли в молодёжные группировки и гоняли нас. Даже перспектива, которую я излучал, выглядела сомнительно. Всю безнадёгу я осознавал.
   У него с развлечением было не так безнадёжно. Кого-то из гостей Эдди развлекал нами, кем-то нас. В таком ключе было поставлено дело. Я уже говорил, что это был первый, но не единственный, Остап Бендер в моей жизни. Даже не со столь хорошо подвешенным языком (откуда? для этого читать много надо), сколь отсутствием всякого порога стеснения, что позволяло ему заводить знакомства со многими людьми. Впрочем, обладание им какими-либо иными талантами замечено не было. Даже теремков из спичек не строил, иначе в его квартире хоть какие-то признаки служили бы тому подтверждением.
   В новогоднюю ночь пили мы водку, кушали, плясали, фонтанируя взболтанным пивом из тёмных стеклянных бутылок. Я поглядывал украдкой на весёлую Таню и бессловесно тосковал, напиваясь. Она иногда перехватывала мои взгляды, а я палился тем, что резко отводил глаза. Бэк перебрал свою извечную ватерлинию, превратился из души компании в занудного грузилу, поругался с Анькой. Всё устроено было так, что она отпрашивала Бэка у меня, чтобы тот проводил её к отцу. Обещала вернуть обратно. Пашка не вернулся. Утром Таня осталась у Эдди, а я поплёлся домой.
   Через день-два мы достали заначенные остатки водки и пошли догуливать на близлежащую стройку. Погода была убогая, водка оказалась чересчур палёная и не очень-то шла. Но настроение было чуть поинтереснее, потому как мы с Таней, хоть и не разговаривали вне компании, но смело обменивались взглядами, даже заигрывали. Не помню, как вёл себя Эдди. Может и равнодушно, а может зыркал, как Гришка Распутин, из под чёрных засаленных волос. По прошествии двадцати лет злому