Незадолго до каникул, на уроке природоведения, наша учительница торжественно объявила, что в этом году Чарлзу Дарвину перевалило за двести лет. А точнее...
Мы взревели от удивления.
- Это надо же! - изумилась Лидка Федоткина.
- Крепкий мужик, - одобрительно сказал Славка.
- Да, бежит время, - заметил Сережка и глубоко задумался.
А Ритка Сурикова несколько раз громко икнула. - Это я от испуга, - объяснила она, но не объяснила, чего она испугалась. И добавила: - Что ж, какой-никакой, а юбилей.
- Какой же это юбилей, - возразил Витька. - Вот если бы ровно двести...
- Все равно отметим, - сказал Вовка. - Обезьяну зажарим...
- Очень неудачная шутка, Брусникин, - с печалью в голосе сказала Нина Федоровна. - А ведь Чарлз Дарвин - это личность! И очень интересный человек. Карл Маркс даже хотел посвятить ему свой "Капитал".
- А кто такой Маркс?
- А что, у Дарвина своего капитала не было?
- Стыдно, ребята, очень стыдно не знать, кто такой Карл Маркс. Может, вы не знаете и кто такой Фридрих Энгельс.
- Не знаем. Нам никто не говорил, - честно признались мы.
Нина Федоровна укоризненно на нас посмотрела и произнесла тихо, но торжественно
- Был капитал у Чарлза Дарвина, был... - Она сделала небольшую паузу. - Но это был естественно-научный капитал!
- А что значит - посвятить? - спросил Сестренкин.
- Это значит, - с готовностью подсказал Витька, - предназначать, отдавать. Это я прочел в словаре.
Все-то у нас Меднис знает. Человек-компьютер! Чего не спросишь - на все ответит. Прямо противно - до тошноты! Впрочем, к тошноте я еще вернусь.
- Я свой капитал никому не отдам! - решительно сказал Славка. - Лучше я его проем.
Ну кто бы сомневался!
- В чего стоит проделанное Дарвином кругосветное путешествие, - продолжала учительница.
- Ой, расскажите нам про путешествие! - воскликнула Варька Полякова.
Мы дружно ее поддержали.
- Ну, хорошо, - согласилась Нина Федоровна. - Слушайте.
Нас сразу поразило то, что директор школы, в которой учился Дарвин, отзывался о нем, как о болтуне и хвастуне. Думаю, после того, как Дарвин стал знаменитым ученым, директор пожалел о своих словах, посыпал себе голову пеплом и горько заплакал.
Интересно, а как поведут себя наши директор и завуч через несколько лет, когда я тоже прославлюсь...
Я представил себе завуча, стоящего передо мной на коленях и слезно просящего прощение за резкие слова, сказанные в мой адрес за время моей учебы в школе... От этой воображаемой картины сладко сперло в зобу, то есть я хотел сказать - в горле, по всему телу разлилось тепло и поднялось настроение.
Когда из страны чудесных грез я перенесся в реальный мир, то учительница уже рассказывала про какого-то капитана, любезно предложившему Дарвину поделиться с ним всем, что у него имеется на корабле.
- А как они поделили подзорную трубу и глобус? - поинтересовался Игоряха.
- И обед они тоже делили? - спросил Славка, и весь напрягся.
- Если Дарвину полагалась половина, то чем капитан делился со своим помощником - половиной своей половины?
- Но половину, наверное, дал Дарвин, - рассудил Сашка Прохоров.
- Как же, держи карман шире. С какой же стати он будет отдавать свою половину какому-то помощнику...
- А какой был корабль - трехмачтовый?
- И сколько пушек?
- А пираты на них нападали?
- О каких кораблях и пиратах вы ведете речь! - расстроилась учительница. - Я вам рассказываю о великом ученом Дарвине, а вы мне голову пиратами морочите!
А потом я немного запутался. Или я прослушал, или чего-то не понял, но учительница заговорила еще об одном капитане, с которым Дарвин достиг полного взаимопонимания. Их что, два было?.. Что-то я не помню в "Двух капитанах" никакого Дарвина.
- И что, за время кругосветного путешествия, они так ни разу и не поссорились? - не поверил Юрка Баларев. - Я вот месяц отдыхал вместе с двоюродным братом... Но как же он мне надоел! А уж сколько раз мы с ним дрались...
- Если вы будете все время меня перебивать и задавать глупые вопросы, то я не успею рассказать вам о путешествии Дарвина до конца урока, - рассердилась Нина Федоровна.
Да, куда только не заносила судьба юношу Чарлза!
Он изучал естественную историю в девственных лесах, куда не ступала нога человека, и где его на каждом шагу подстерегали дикие, кровожадные звери. Побывал Дарвин и на Огненной Земле, где тамошние каннибалы поедают зимой своих женщин, потому что, по мнению местного голодного мужского населения, женщины ни на что не годны, кроме как в пищу.
Наши девчонки недовольно зашумели.
А в Аргентине Дарвин превратился в настоящего гаучо: пил матэ и курил сигары. Он утверждал, что такая жизнь - прекрасная и здоровая.
Но тем не менее гаучосов Дарвин почему-то не взлюбил, и говорил, что нет больших головорезов во всем мире, чем они.
Так же неодобрительно он отзывался и о креолах Буэнос-Айреса. Он считал, что свет не видывал таких отвратительных и беспринципных негодяев, как креолы. Во всем городе, говорил Дарвин, один порядочный человек - английский посол.
Не во всем я согласен с Дарвиным.
Так, к примеру, о неграх он говорит, что они прямодушны, мускулисты и веселы. Я в этом не уверен. Видел бы Дарвин, как боксер Майк Тайсон откусывает ухо у другого боксера. Может, Тайсон прямодушный и мускулистый, но не веселый - это уж точно.
В поисках экземпляров для своей коллекции птиц и четвероногих, Дарвин побывал в Бразилии, Патагонии, Чили, на Галапагосских островах. На эти островах юный Чарлз катался на черепахах. Он был очень веселый, этот Дарвин, хотя на негра совсем не походил.
Кокосовые пальмы, банановые деревья, кофейные рощи - излюбленные места отдыха и прогулок Дарвина. Там он чувствовал себя как дома.
- Я бы тоже среди апельсинов чувствовал себя как дома, - проворчал Славка. - Бананы, кофе с кокосовым молоком... Я бы и на естественную историю начихал... Да, хорошо там Дарвину было: залезай на дерево и давай - уплетай свой завтрак.
- Прямо как обезьяна! - восхищенно воскликнул Вовка Брусникин.
- Это он просто с капитаном бананами делиться не хотел.
Да, счастливчик он, этот Дарвин! Я бы тоже хотел бродить в апельсиновых рощах и есть мандарины.
Но все-таки не всегда жизнь казалась медом юному Чарлзу. Известно, что Дарвин сильно страдал от морской болезни.
- Его тошнило? - спросил Димка.
- А как же! "Боже мой, предохрани и укрепи мой желудок!" - кричал он. Даже небольшая качка вызывала у него тошноту.
- У меня тоже, - сказал Сережка.
- И у меня, - признался могучий Тарлович.
- Нет, я так больше не могу! - закричала вдруг побледневшая Майка Борисова. Она зажала ладонью рот и выбежала из класса.
Вообще-то меня тоже любой транспорт укачивает, неважно - морской ли это, наземный или воздушный.
Вот помню, собрались мы прошлым летом с папой и мамой к родственникам лететь. И только самолет оторвался от земли, как мне стало тошно. В это время стюардесса объявила, что все желающие могут воспользоваться гигиеническими пакетами. Я не успел... Не успел и когда мы летели обратно.
А сколько раз меня укачивало в поездах, машинах, на пароходах, где вообще не было никаких гигиенических пакетов! Так это просто и не счесть. И хотя, наверное, особенно гордиться здесь нечем, но по сравнению с Дарвиным, даже я чувствовал себя молодцом.
Дарвин считал, что если бы не морская болезнь, то все люди стали бы моряками. Но интересно, что к концу плавания, он приходит к мысли, что глупо путешествовать вокруг света, когда ты можешь, оставаясь спокойно дома, описывать круг вместе с землей. И он возненавидел море, и стал питать отвращение ко всем кораблям его бороздящим - так ему захотелось домой. И не мудрено. Он отсутствовал пять лет! Не знаю, смог бы я так долго не видеть маму.
Да и желудочные недомогания также способствуют тоске по дому, утверждал Дарвин. И здесь он заставил меня глубоко задуматься: а стоит ли вообще мне идти в моряки...
И не только расстройство желудка мучило Чарлза. Допекала его и жара, да так, что частенько он просыпался весь в поту.
Тут Ленька Трахтергенц заметил, что он тоже сильно потеет, особенно когда к нему пристают хулиганы. А Сашка Прохоров сказал, что потеет, играя в футбол.
- Подумаешь, жара, - сказал Димка. - Мой папа в бане и не такие градусы выдерживает - никакому Дарвину не снилось! А уж как его в бане укачивает - будь здоров! Но его не тошнит. И он может так долго выдержать.
- А твой папа в какие бани ходит?
- В Усачевские.
- А мой в Сандуны. Его тоже сильно штормит. Но ему качка нипочем - он во флоте служил.
Надо отметить, что Дарвин вообще много болел, но всегда находилось какое-то противоядие против болезни. Так в апреле 1852 года его удалось вылечить (причем наилучшим способом) портвейном с корицей. На что Димка сказал, что его папа неоднократно отмечал целебные свойства этого напитка и говорил о нем, как о сильнодействующим лекарстве, который к тому же продается без рецепта, и не раз его папу выручавшего. Правда, про корицу Димкин папа ничего не говорил.
Особенно надо сказать о любви Дарвина к охоте. Она доводила его до исступления. Вместе с другими охотниками он истреблял стаи птиц у скал Святого Патрика, используя палки, камни и геологический молоток. И ничего не доставляло ему такого удовольствия, как охота на страусов. А в Патагонии Дарвину посчастливилось убить несколько копытных гуанако.
- Он что, живодером был? - спросил Сабельников.
- Почему? - удивилась учительница. - Просто страстным охотником.
- Ну, это другое дело, - успокоился Игоряха.
- Дарвин был гениальным естествоиспытателем! - восторженно сообщила всем, вернувшаяся в класс Майка Борисова.
- А мой папа говорит, что гений и злодейство - две вещи несовместные, - сказал Вовка Брусникин.
- Это не твой папа, а Пушкин говорил, - слабо возразила Нина Федоровна.
Да, ничего не скажешь, охотником Дарвин был хоть куда!
Из дальнейшего рассказа учительницы, мы узнали, как он прикончил редкую лисицу, наблюдавшую со скал за работой офицеров с теодолитом. Осторожно подкравшись, Дарвин расправился с ней чрезвычайно оригинальным способом, с помощью того же геологического молотка.
- Вот после таких и заводят Красные книги, - шепнул мне Сережка.
Любил Дарвин и черепашьим мясом полакомиться, особенно в супе. Тоже, наверное, немало пришлось поработать геологическим молотком. Но любил, любил Дарвин вкусно покушать! Да, конечно, на первом месте - изучение естественной истории. Но уж потом, после ее изучения, главное - хорошо поесть! В чем в чем, а в еде он толк понимал.
К концу лета 1835 года, Дарвин, по его собственным словам, благодаря спокойной жизни не борту корабля и хорошим обедам, стал в два раза толще и счастливее.
Кулинарные пристрастия ученого вызвали неподдельный интерес со стороны Славки, а любимое блюдо Дарвина - черепаший суп - откровенную зависть.
Не без интереса я узнал, что фрукт нектарин существовал уже во времена гениального исследователя естественной
