Водителям АТП Камчатск. Агропром. Транс. В память о совместной работе.
Семенов В.
ПЕРЕПРАВА
Вдоль просёлочной дороги, идущей по таёжной просеке, и упирающейся в быструю, и самую большую реку Камчатки, стоят машины. Дорога изрезана глубокими колеями, из которых торчат обломки брёвен и толстых сучьев. По этим наспех подсунутым под буксующие колёса обломкам в дождь, машины пробивались к переправе. В траве, рядом с ещё не просохшей жирной грязью, словно змеи распластались порванные буксирные тросы. Дождей с неделю уже не было и лужи успевшие позеленеть по краям, как в зеркале отражали зелёную листву деревьев. Машины прижавшись вплотную к деревьям, сторонясь этих луж и грязи выстроились длинной и извилистой колонной в ожидании своей очереди на переправу.
Три Урала с прицепами обляпанные от колёс до кабины успевшей подсохнуть грязью, на которых привезли комбикорм для совхозных коров, мы не спеша подогнали поближе к барже, минуя всю эту длинную очередь.
Пассажиры и шофера спасаясь от комаров, собрались возле большого костра из цельных брёвен. А комары облепив придорожный кустарник, слившись с листвой ждали. Стоило только задеть веточку или куст, полчища бледных и писклявых чудовищ набрасывались. Они залепляли глаза, рот и все остальные открытые части тела, впиваясь своими тонкими и острыми носами. Заставляя большого и сильного человека отбиваться от них ветками берёзы. Оголённый по нужде человеческий зад, через секунду превращался в махровое полотенце из голодных комаров. И не каждый смельчак выдерживал положенного для таких процедур времени.
Ближе к реке дорога делалась шире, выходя на небольшой участок пологого берега. Уткнувшись носом в этот берег, привязанная стальным тросом к ещё крепкой берёзе стояла самоходная баржа с помятыми и ржавыми бортами. Отслужившая свою службу в военно морском флоте, волею судьбы и стараниями директора совхоза она оказалась на этой реке и являлась единственным плавающим средством соединяющим берега.
На противоположном берегу видны были такие же машины и люди. Машины истерично сигналили. Люди бегали по берегу, махали руками и что-то кричали, стараясь привлечь к себе внимание. С этого берега самые горластые, пытались докричаться до них. Но река заглушала их крики и на том берегу не понимали почему стоит баржа.
Рядом с берёзой к которой была привязана баржа, на невысоком обрывистом берегу катался по траве Лёва. Бывший боцман морского флота, вместе с баржей попавший в эти края, изредка постанывая и хватаясь то за опухшую щёку, то за бутылку с водкой, которой он каждые десять-пятнадцать минут полоскал больной зуб. Водка не помогала, поэтому ближе чем на десять метров к Лёве никто не подходил. Даже его помощник матрос Витя сидел вдалеке от его страданий, опасаясь попасть под горячую руку своего капитана.
Сердобольные пассажиры подносили к Вите лекарственные препараты способные вылечить капитана. Они складывали возле его ног бутылки с водкой, замусоленные от длительного хранения упаковки анальгина и куски свиного сала, которое надо было прикладывать к больному зубу. Время от времени Витя брал одно из принесённых лекарств и осторожно приближался к своему капитану. Но когда до него оставалось метра три под руку Лёвы всегда попадал какой нибуть сучок и Витя бросив лекарство, отбегал на безопасное расстояние.
За многие годы работы мы привыкли к Лёве и считали его своим. Одним из нас, шоферов дальних рейсов. Иногда привозили ему городского бутылочного пива, которое было редкостью в этих краях. Тёплыми летними вечерами устраивали посиделки на берегу. Пили водку, хлебали горячую уху из свежего кижуча и плакались друг другу о своей нелёгкой шоферской жизни. В такие дни Лёва не уезжал в совхоз ночевать, сидел возле костра вместе с нами, изредка рассказывая о своих морских приключениях. Видно было, что он тосковал по большим кораблям и морю. Удивлялся нашей виртуозности, когда мы со всего ходу заталкивали тяжёлые прицепы в его тесную баржу. Но когда он отрывал нос своей баржи от берега, тогда мы восхищались его ловкостью, с какой он управлялся с этой быстрой и могучей рекой. Несмотря на сильное течение, с которым его судёнышко едва справлялось, он ловко причаливал к берегу и, удерживая баржу, поторапливал нас «давай!» орал он из-за штурвала. Машина резко выпрыгивала на берег, баржа освободившись от своего груза подскакивала. Тогда он сбавлял обороты на своём дизеле, вытирал рукавом вспотевший от напряжения лоб, закуривал беломоринку и внимательно наблюдал, как его помощник командовал следующему водителю, выравнивая тяжёлую машину, чтобы баржа не имела крена. К помощнику Лёва относился снисходительно. Он ему прощал многие слабости, которые себе позволить не мог. Витя мог проспать и приехать на баржу ближе к обеду. Тогда Лёва управлялся один, даже не вспоминая о своём подчинённом. Так же Лёва не мог понять, как можно опьянеть с половины стакана водки. Его всегда удивляло, когда Витя, выпив сто грамм, тут же валился на спину и больше его ничего не интересовало. Оправдывая его, всегда говорил в таких случаях:
«Работы вон сколько, (показывая рукой на баржу) а он слабенький. Пару сезонов поработает, привыкнет».
Он перекатывал его на расстеленную куртку, чтобы не застудил спину и больше не обращал на него внимания. Но Витя не привыкал. Он смотрел на своего капитана как на божество. Зная что на другом месте работы ему не простят его слабость к водке, готов был выполнить любой самый сумасбродный приказ своего капитана, лишь бы он не списал его с баржи.
Возле костра обсуждались различные способы оказания медицинской помощи капитану баржи. Кто-то даже предложил снарядить машину в район и привезти сюда зубного врача. Но окружающие его не поддержали, напомнив о двухстах километрах таёжной дороги. По которой они только что, почти сутки пробивались к этой переправе. Выхода из создавшейся ситуации никто не видел и все понуро ходили вдоль колонны машин разгоняя комаров берёзовыми ветками.
Убедившись, что сегодня коровы вряд ли получат городские гостинцы в связи с непредвиденной болезнью паромщика и наши планы о ночлеге в уютной совхозной гостинице остаются на этом берегу, мы собрались возле моей машины.
«Ну» спросил я «что делать будем?» обращаясь к своим товарищам по работе. К двум Мишкам.
Первый Мишка волгарь, родители привезли его на полуостров, когда ему было семь лет. После этого на родине он ни разу не был, но всё равно по волжски окал. Иногда через чур старательно, чтобы все знали откуда он родом. Рост у него был метр восемьдесят шесть и вес сто двадцать килограммов. В армии ему давали две нормы продуктов питания и не разрешали вертеть «солнце» на турнике опасаясь, что он развалит это спортивное сооружение. Стокилограммовое автомобильное колесо, он играючи, закидывал в кузов автомашины. С ним в рейсах всегда приключались какие – то безобидные истории, которые он по секрету рассказывал своим близким друзьям. Но вскоре, эти истории становились достоянием всего нашего гаражного коллектива. И уже через месяц, доходили до директора. Директор вызывал его к себе в кабинет и спрашивал: «Михаил Викторович, а правда, что прошлым рейсом медведь с тебя шкуру чуть не снял?» за прошедшее время, история обычно обрастала деталями и Мишка со всеми подробностями в течении часа, а то и больше рассказывал директору как у него спустило колесо в какой-то глухомани и он (медведь) оказался как раз в этом месте. И как он (как всегда) вышел победителем из этой схватки с диким зверем. За такими разговорами почти всегда следовали «орг» выводы. Запрещающие ездить по одному, или в ночное время.
Второй Мишка приехал недавно из Ивановской области, где работал водителем автобуса. Попал он в мою бригаду совершенно случайно. Пока я был в рейсе, дед Родя внезапно ушёл на пенсию и начальник отдал освободившуюся машину подвернувшемуся Мишке. Опасаясь за ещё необъезженного новичка, я старался ездить с ним в паре, предупреждая об опасностях которые могут поджидать его на этой таёжной дороге. Здесь ему было всё в диковинку, эта переправа, комары, глубокие колеи под метровым слоем грязи, медведи провожающие проходящие мимо машины. Он не понимал, почему машину пьяного шофера нельзя вытаскивать из кювета. Хотя для нас это -элементарная вещь. Гаи в тайге нет и чтоб он не уехал в другой кювет, который может оказаться и круче и глубже, пусть лучше в этом проспится. Вероятно в детстве ему сунули шило в задницу, поэтому он не мог спокойно посидеть даже минуты. Постоянно двигался, что-то пытался делать, что-то ускорить, но всё равно получалось как у всех. И сейчас не смотря на его шмелиную суету, машины стояли, комары летали. Потому как нельзя было сломать устоявшийся, на этих трудных дорогах спокойный быт. К нему надо привыкнуть или приспособиться. Хотя как потом показало время, не смог он приспособиться к нашим условиям, а привыкнуть не хватило времени. Однажды зимой чуть не замёрзнув в своей машине, вернувшись из рейса, быстро уволился и уехал обратно в своё Иваново.
Мишка из Иванова резко повернулся, и замахав руками как ветряная мельница, предложил ехать к ближайшему телефону, звонить директору, пусть дают другого капитана. И нечего сидеть тут и ждать, когда у него зуб перестанет болеть. «У нас план, работать надо». Официально добавил он.
Второй Мишка посмотрел на него, поцарапал свой затылок и по волжски окая сказал
«А куда нам торопиться, сегодня всё равно машины не разгрузят. Да и наверняка весь совхоз уже знает, что у Лёвы зуб болит. Если бы был у них другой капитан, давно бы прислали. А Лёве пол ящика медикаментов натаскали. Ему одному не справиться. Надо помочь мужику».
Он махнул рукой в сторону стонущего на берегу Лёвы и батареи бутылок с водкой возле ног его помощника. На этом и порешили. Не торопить события и спокойно дождаться развязки с больным зубом и водкой.
Друзья мои развели небольшой костёр и приступили к приготовлению обеда из подручных продуктов питания. Я же постелив под машину кусок брезента, улёгся на него и начал подтягивать разболтанные внутренности своей кормилицы. Проходя мимо Уралов, наши попутчики, настороженно поглядывали на них. Опасаясь, что как только придёт в себя капитан, мы без очереди займём баржу. О такой привилегии распорядился сам директор совхоза. Таким способом, стараясь поскорей избавляться от назойливых шоферов. Которым всё было не так, то дорога плохая, то баржа не ходит, то выгружают долго.
В баржу можно поставить две легковые машины или одну грузовую. Но наши тяжёлые грузовики приходилось перевозить за два рейса. Первым перевозили Урал без прицепа. Потом, по одному загоняли прицепы, отцепляли их и перевозили на ту сторону. Перевезённый первым Урал вытаскивал прицепы с баржи и ставил их на противоположном берегу, ожидал следующего. Вся эта процедура, заняла бы не менее трёх часов. И местным жителям не хотелось ночевать в пяти километрах от дома, потому как баржа ходила только в светлое время суток.
Тут я увидел как Лёва поднялся со своего прикатанного места, взял одну из бутылок с водкой и направился в
