Михаил 4. Состязание

знаменем, звонят в колокола – раньше только монаршей чете и наследникам оказывали такую почесть, а он для себя ее выцарапал!
    Видимо, чтобы остудиться, Асаула налил себе чарку доверху, выпил залпом и продолжил:
- Думаете, после Миарата гоблины могут решиться на что-нибудь эдакое?
- Решатся, граф. Если бы наши  доблестные воеводы явили бы тогда чуть больше ума, и чуть меньше чванства, то надолго отучили бы нелюдей поднимать голову. Увы, после Миарата было это бестолковое стояние под Безымянкой и уход ни с чем… Однако любопытно, откуда, как вы сказали, у них средства. Уж не раскопали гоблины золотую жилу в своих топях.
-   По секрету, герцог. Золота в гоблинской земле отродясь не видали.
-   Это и не секрет, граф.
-    Риббок прислал мне и другое письмо, не для совета. Я зачитал его Наю с глазу на глаз. Риббок схватил двух бородатых, дал костру чуть-чуть полизать им пятки, и те сделались общительны. Словом, ходят у них слухи, что Бат вступил в тайный союз с кем-то неизвестным нам, и через то сообщается с менквами, в том числе и здесь, в Мезии. Его светлейшество сказал, что и события в Кападдокии могут с этим перекликаться.
-   Выходит, этот кто-то неизвестный нам собирает вокруг себя нелюдей, и нам остается ждать его явления.
-   Не прождать бы.
-  На все воля богов. Я ж вот что вам сказать-то хотел: Докладывают мне сегодня, что парень какой-то явился, кападдок, и говорит на чистом мезийском языке, что каким-то чудом, с помощью огня и волшебного зелья, сможет любые доспехи пробить лучше, чем это сделает лучник.
- Колдун?
- Алхимик.
- Один хрен.
- А вы что об этом думаете?
- Ничего. Тут и думать нечего. Никакое колдовство против моего лука гроша ломанного не стоит. Вы слишком увлекаетесь всякими новинками, ваша светлость, вот, что я думаю.
- Но не все из них я применяю на деле. Ваши конные лучники ведь тоже когда-то были в новинку, вспомните. Многие и теперь их роли не оценивают, и единственным назначением легкой конницы почитают захват пленников. Не говоря о том, как не одобряет рыцарство ваш образ действия.  Выслушать каждого, но верить лишь тем, кто на деле докажет свою правоту - вот мое правило.
- Что ж, я готов доказать, что я прав. Хотите, мы устроим состязание?
- Каким образом?
- Очень просто. Поставим цель, и кто из нас вернее поразит ее, тот и победит. Готов дать этому вашему кападдоку двадцать шагов форы. Что скажете? Заодно и я разомнусь немного.
- Воля ваша разомнитесь. Тревогу бьем завтра в половине десятого по полуночи, ему я назначил на двенадцать, так что сразу после нее будте готовы. Места ваших людей не забыли?
- Северная стена, ворота и северо-восточная башня.
- Отлично! Да не налегайте так на вино, не то прямо здесь забегают ваши черные собаки, у нас по столу!
   "Нет у нее ни зрения, ни слуха,
Но ей укажут путь мои глаза.
Она жужжит в полете словно муха,
А жалит как свирепая оса." -
-  этот нехитрый стишок-загадку Асаула сам сочинил про свои стрелы. Не было еще и половины первого, когда Алекс и Брайн возвращались из крепости. Впервые с Алексом  случался такой позор. Пока он открывал кадку, извлекал из нее тот самый чудодейственный порошок, отмерял его ложкой, засыпал в свою дудку, и делал еще много непонятных вещей, граф Асаула - лучший лучник Мёзии продырявил мишень тридцатью восемью жалами своих "свирепых ос".
- Я же говорил вам, ваша светлость, - сказал он потом Иммануилу - что это пустой трепач, хотя и сам не думал, что настолько…
- Что теперь делать будешь? - спросил Брайн Алекса, когда они выехали из ворот.
- В Тиамад поеду, там продам. - ответил Алекс голосом не столь уверенным, как раньше, но еще и не отчаявшимся.
У ворот трактира, держа под уздцы жеребца - вороного дьявола, стоял странный человек, средних лет, смуглый, с черными как деготь усами и бородкой, но с совершенно седой головой. Прямо на голое тело его была одета безрукавка из плотной как кожа хлопковой ткани, на ноги – такие же штаны, ярко выкрашенные когда-то в фиолетовый цвет, но теперь изрядно выцветшие. Обувью седому служили невероятно растоптанные, расхлябанные старые сапоги. Поясницу его несколько раз оборачивал широкий кушак, на котором слева была прикреплена в кольце кривая сабля. На левом плече была выколота кукушка, на правом - попугай с пятью перьями в хохолке. Говорил человек с акцентом, непонятно каким. Собеседником его был пожилой, с покрасневшим от спиртного лицом, но довольно крепкий мужик.
- Господин, - говорил тот, что старше - я узнал о чем вы меня просили. Через день после несчастья служанка отнесла лампу и еще кое-какие вещи купцу Владимиру из Криток.
- Хорошо. Это ведь было почти три недели тому назад?
- Да, господин.
- Где мне искать того купца?
- Он выезжал по западной дороге, он всегда так ездит, сначала в Лисбер торговать, а потом к себе, в Критки. Но еще по пути туда вы можете его встретить. А больше, милости прошу, ничего не могу сказать.
- Ты много сказал. - седой протянул старику обещанные пять дукатов и еще несколько медяков впридачу. - На, бери, выпей за мою удачу.
Он влез на коня и погнал его в сторону западной заставы.
«Тридцать лет как один миг! - думал он - Представить только, через тридцать лет я снова встречусь с Ночным Гостем, а там пусть боги рассудят, кому из нас пережить эту встречу!»