Он сказал: «Ты злодей, пожираешь людей,
И за это мой меч – твою голову с плеч!»
И взмахнул своей саблей игрушечной…
«Волнуюсь, даже странно как-то» - подумал Йорик, не способный припомнить последнего случая, когда терял бы хладнокровие.
В комнате не было ни лавок, ни какой-то другой мебели. Йорик сложил к стене несколько тюфяков, как сумев придав им форму спящего человека и накрыв сверху покрывалом. Еще одно покрывало он повесил в углу, как ширму, и сам схоронился за ней, почти не шевелясь и стараясь дышать как можно тише. В руке он сжимал саблю, за кушак спереди всунул большой кинжал, и ножик, до этого спрятанный за голенищем так, что не всякий наметанный взгляд заметил бы его, теперь был посажен с тем расчетом, чтобы поскорее можно было им воспользоваться. Прямо напротив своего лица Йорик прожег в одеяле маленькую дырочку и смотрел в нее, не отрывая взгляда.
Время шло. Одежда Йорика промокла от пота, ноги его затекли, правая рука онемела, но он умел ждать. Он чувствовал, что все случится сегодня и сейчас, и предчувствие его не обмануло.
В углу напротив того, где затаился седой моряк, стояла масляная лампа диковинной работы. Светильник был выполнен в виде поющего петуха, в клюве которого помещался фитиль, а хвост служил рукояткой.
Огонек тускло освещал комнату, и Йорик расположился в своем укрытии именно так, чтобы хорошо видеть и лампу, и весь угол, который она занимала.
Вдруг Йорик заметил, что дымок от фитиля стал отделяться быстрее и гуще, чем до того, и не разлетался по воздуху, а скапливался на одном месте в облачко.
«Вот оно! - подумал Йорик, и замер совсем - Теперь держись, морячок, сейчас здорово закачает!»
Грязно-серый дым беззвучно, без всякого запаха валил из лампы как из кузницы, и облако посреди комнаты становилось все гуще, казалось, его можно было уже потрогать.
Йорик вместо теплого покрылся теперь холодным потом - из этой странной дымки перед ним сгустилась фигура, походящая на человека, одетого в длинную широкую рясу с капюшоном. Раздалось тихое частое сопение. Потом создание чуть пригнулось и протянуло вперед, ощупывая пол, переднюю лапу. Из-под рукава показались короткие костистые пальцы с орлиными когтями. Видимо тварь, плохо видевшая в темноте, полагалась более на нюх и осязание. К счастью, маленькая непроветриваемая коморка так пропахла человеком и всеми его выделениями, что невозможно было разобрать, откуда именно исходит запах.
За окном гости кузнеца замолкли - именинник взял со стоящего посреди двора стола большой ковш с вином и поднес ко рту. В наступившей тишине Йорик услышал, как мягкие лапы существа шагают по полу, и даже различил шарканье когтей.
«Раз; Два; Три… - считал он просебя шаги - Пора, с богом!»
Одним движением левой руки он сорвал покрывало с крючка, за который оно было подвешено к стенке. Ночной гость повернул к нему укрытую под капюшоном голову, но словно по инерции двигал ногу дальше вперед.
- Стой! - негромко, но уверенно скомандовал Йорик.
Тварь остановилась.
- Теперь замри. Пошевелишься - и я разрублю тебя пополам. Ты понимаешь, что я говорю, я так и думал. Ты не зверь, ты разумен, иначе бы не нацепил на себя свой балахон. Ты и не демон, ты ешь человеческое мясо, значит сам из плоти и крови, просто можешь менять обличие. Кто же ты такой, ты, самое гнусное из всех мерзостей, что создал Всевышний? Или нет, Господь не мог так ошибиться, не мог сотворить тебя, смрадный ублюдок. Откуда же ты взялся? Я знаю: паршивая собака поела днем тухлого мяса, обрыгалась в отхожую яму, а ночью из нее выполз ты, сатанинское отродье! Где, скажи, та преисподняя, что тебя изрыгнула? В какой гадкой, скверной ведьминской книге прочесть проклятия, чтобы дать тебе имя? Ты, большая куча свежего говна, самая уродливая харя на свете, это твоя! Если бы у тебя были родители, то они померли бы со стыда, глядя на то, что сотворили! Но у тебя их не было. А вот у меня были! Мой отец был статен и красив, как бог, мать прекрасна, как богиня, и, наверное, вкусные они были, так ведь! Ну же, вспоминай! Тридцать лет назад, такой же летней ночью, в такой же комнате! Помнишь мальчика, что был там, совсем маленького, четыре года всего! В четыре года пережить такое! Помнишь, он поседел в один миг! В Четыре года поседел, мразь! В четыре года видел, как растерзали мать и отца! Взгляни на мои волосы, гнида! Посмотри на мое плечо, там кукушка, это ты, своим когтем нарисовал ее! Ты, сука, сделал меня кукушонком!
В самых страшных снах ты мне являлся, и я не мог поверить, что в самом деле это случилось со мной. Я считал, что мне все приснилось давно, один раз, и просто повторяется. Я думал, что смогу забыть это, думал, что уже забыл, но нет! Видно не забывается такое! Боги были несправедливы к моим родителям, послав им такую страшную смерть в расцвете лет, но они справедливы ко мне! - кузнец влил в глотку последние капли вина…
- Боги послали мне тебя! - …блаженно крякнул…
- Скольких ты сожрал за тридцать-то лет? - …обтер рукавом рот…
- Даже если по одному в месяц - многова… …и с силой грохнул ковшом об стол. Гости взревели, и от этого чудовище вздрогнуло. Совсем немного, а может, даже Йорику просто показалось, но среагировал он моментально.
Остро отточенная сабля из отличной стали со свистом описала кривую, проложив через все туловище твари глубокий косой разрез. Та схватилась обеими лапами за края раны, словно пытаясь зажать ее всю, и повернулась на месте - Йорик нанес второй удар, рассеча спину урода.
Обливаясь кровью, безобразное существо повалилось на пол. Поднявшись на четвереньки, оно потянулось к светильнику передней лапой.
Жаль, что Йорик не видел себя тогда, ведь он любил все красивое и эффектное! Он встал над лапой монстра, как палач перед плахой, держа саблю двумя руками, и с одного удара отсек чудовищу кисть. Уцелевшей лапой ночной гость схватился за культяпку, и впервые Йорик услышал его голос. Это не было похоже ни на человеческий, ни на звериный крик, вообще не похоже на какой-либо звук, словно вопль исходил не из этого мира, а из какого-то неизвестного враждебного потустороннего измерения, с того света или еще дальше. Но скоро этот чудовищный крик утих, а потом и вовсе прекратился.
Йорик прикрыл тюфяком кровяную лужу, под саму тварь подложил покрывало и поволок на улицу. За этим занятием его и застал Брайн, вышедший по нужде.
- О, блин! Это что такое, Йорик! Это что, и есть та баба, с которой ты хотел переспать!
- Она самая. Хороша, правда? Помоги-ка. Давай, понесли его наружу.
Вдвоем они выволокли тело на задний двор, перебросили через ограду, а сами вышли в ворота. Здесь Йорик стал рубить саблей хворост и складывать костер, а Брайн - изучать необычное существо. Морда твари походила отдаленно на человеческую, но челюсти с огромными клыками выступали далеко вперед, и лоб нависал гораздо ниже, чем у людей. Телосложение монстра также напоминала телосложение человека - мужчины, высокого, но невероятно сгорбленного и скрюченного. Еще больше поразил Брайна рассказ моряка, настолько, что даже несчастие, случившееся в Верхнем Аккасе, уже не казалось таким уж страшным.
Брайн не мог еще знать тогда, что и убийство его односельчан, и смерть родителей Йорика связаны меж собой, и что обе эти беды, можно ли поверить в такое - ничтожны по сравнению с тем горем, которое скоро постигнет… Но всему свой черед.
Разведя костер, Йорик подбросил туда еще дров, три сломанные бочки, подкатил телегу без колеса - пламя взметнулось на высоту в несколько футов. Тогда они с Брайном, взяв труп чудовища за передние и задние лапы, раскачали его, и бросили в огонь. Туда же полетел окровавленный плащ. Лампу Йорик, помяв ударами сабли, выбросил.
Потом они оба сидели у костра и смотрели на языки пламени, не замечая отвратительного запаха. Рядом помочился какой-то забулдыга, понюхал воздух, и сказал:
- Фу, ну и вонь! А вы сидите тут и нюхаете, как два придурка! - Йорик повернулся к нему:
- А ну катись на хрен отсюда, сучий выкидыш!
Пьянчугу как ветром сдуло.
- Зря ты его прогнал. - сказал Брайн - Надо было отлупить как следует, хоть бы душу отвели.
- Не стоит руки марать. Пошли вино пить лучше. Ты пьешь?
- Водки бы.
- Хлебного вина? В этих местах его не пьют. Но когда мы приедем в Эдварград, то ты сможешь купить себе ведро водки и окунуться в него с головой.
- Там продают водку?
Йорик усмехнулся:
- В Эдварграде продают все. Только не перестарайся там, а то сам не вспомнишь потом, как завербовался в солдаты или гребцом на галеру. Пошли!
В это самое время в Эдварградском порту, у самого отдаленного пирса сидели за четвертью вина два портовых сторожа и два моряка.
- Клянусь Святыми Небесами! - рассказывал один, выпучив глаза, оживленно жестикулируя, но почему-то полушепотом - Весь в черном, с ног до головы! На руках перчатки черные, на лице повязка черная, сбруя, седло - тоже все черное, и конь под ним как сажа. Постоял он, постоял, а потом как взвоет вдруг, хлоп! - и пропал! И трава под ним вся выгорела!
- Чудно!
- Да, видать, не к добру такое!
- Давай, давай, буди лихо, каркай: «не к добру»! Тебе не померещилось ли?
- Да клянусь, как тебя сейчас видел черного всадника!
- Вот как! Бывает же!
- Да, как знать, что он приволокет нам на хвосте!
- Ничего хорошего, ясно как божий день! Такие-то знамения – и к добру? Ну уж нет!
Вдруг один из них замер неподвижно с кружкой, которую не донес до рта, челюсть его упала вниз. Все, заметив это, повернулись в ту сторону, куда был обращен его ошарашенный взгляд.
На досчатом пирсе, слабо освещенный светом фонаря, стоял черный вершник. Все четверо услышали глухой стон, потом всадник резко рванул на себя поводья - конь заржал, встал на дыбы и пропал вместе с седоком.
- Святые Небеса! - пробормотал кто-то.
