Жил был Иван. И было у него два друга, муж и жена. Мужа звали Саша, а жену тоже звали Саша. И была у них собака – Найда. Хотя Найда был пес. Кобель.
Как-то раз Иван взял бутылку водки, “ Пшеничной “, и пошел к Сашам. Посидеть. Саша пожарила яичницу, порезала огурчики, сала, колбасы и хлеба. Иван достал “Пшеничную”, стал разливать.
- Я не буду, - сказала Саша.
- И я не буду, - сказал Саша.
- А я буду, - сказал Найда.
Иван удивился, но налил. Помолчали. Сашам стало неловко.
- Ну будем? – спросил Иван.
- Будем, - ответил Найда.
- Ишь, насобачился, - хмыкнула Саша.
-Цыть, - рявкнул пес, - насобачился, я как насобачусь, вам тошно станет. Ну давай, Иван.
- Давай – сказал Иван. Ему тоже стало неловко.
Выпили. Найда сковырнул ногтем огурец и сладко, как наст под ногами, захрустел. Иван крякнул, понюхал хлеб, подумал и зацепил вилкой колбасу.
- Мда…- протянул Найда, - хорошо. Ну что Иван, на вторую лапу?
-Тьфу, - сплюнула в сердцах Саша и вышла.
-Я тоже … это,- мялся супруг, - вставать рано.
- Иди, - разрешил пес, - толку тут с тебя, иди.
И Саша ушел. Спать. Просто спать. Выпили по второй. Захорошело. Иван достал сигарету, закурил. Найда тоже вытащил одну, повозился, пристроил меж когтей. Дымнул в потолок. Фыркнул.
- Как жизнь, Иван?
- Собачья – брякнул Иван, брякнул и спохватился, - живу, в общем-то …. что…
- Чего там, валяй, - благодушествовал пес.
Кончик носа у него запотел, ухо свисло на глаз, хвост незаметно для хозяина постукивал по ножке стула. Тук, тук. Ивану тоже захорошело.
- Живу, в общем-то… работаю, квартирка есть.
- Где работаешь?
- На кладбище.
- Где?!
- На кладбище.
- Бедный Йорик.
- Чего?
- Это Шекспир. Неважно. Что делаешь-то?
- Дак, что ж делать на кладбище? Кому могилку вырыть, кому оградку поправить.
- Да весело. А живешь?
- Да там же и живу, при кладбище. Квартирка у меня.
- Не страшно?
- Нет привык. В городе страшнее. У меня тихо. Которые умерли, они не навредят, а в городе хулюганят. Нет, у меня тихо, - зачем-то повторил Иван.
- From where no traveler return, - сказал Найда.
- Чего?
- Это тоже Шекспир. Неважно.
- А….
Выпили еще. Помолчали. Теперь молчали хорошо. Уютно молчали, без напряги.
- Ты-то как? – спросил Иван.
Он первый раз пил с говорящей собакой и потому не знал, что можно спрашивать, а что нельзя. Не спросишь же, - что это ты тут разговариваешь по-человечески и водку пьешь вот, и куришь. Сам он тоже и разговаривал, и водку пил, и курил, и если бы его об этом спросили – почему мол, то он и не ответил бы пожалуй.
- Что как?
- Ну живешь?
- Живу, брат Иван, живу, в хвост не дую, хлеб жую.
Пёс изрядно захмелел. Он сидел совсем по человечески, изогнув лапу в локте и подперев морду когтями. Пепел падал на шерсть и скатывался на скатерть.
- Смокинг, блин, - проследив за пеплом, хмыкнул он, - живу, что ж…Жизнь есть подвижный сгусток энергии материи между двумя небытиями, которые, в свою очередь, тоже являются энергиями материи иной органики. Но это не важно, - и помолчав добавил:
- Я ведь, того, - породистый…
- Какой породы? - спросил, наконец, Иван.
- Говорящей, - рассмеялся Найда. – Но это не важно. Давай выпьем.
-Давай.
Они выпили и стало совсем уютно в обшарпанной кухне, с мелко дрожащим холодильником. Иван показывал фокусы на спичках, как перебраться в лодке с одного берега на другой, по двое в лодке и никого не оставляя. А Найда говорил, - не считая собаки, это Джером и это неважно, и учил Ивана правильно выкусывать блох от хвоста и против шерсти.
Потом Найда занял у знакомой суки (тоже говорящей) денег, и они обратили твердое тело в жидкое, по выражению Найды, а по разумению Ивана - просто купили водки и выпили ее в парке, куда Найда повел выгуливать Ивана и предлагал ему полаять на луну, и говорил, что это Есенин, и это неважно.
Потом Иван занял у своей знакомой суки и они сидели на краю свежевырытой могилы, и Иван объяснял сложную технологию могилокопания, а Найда утверждал, что там на дне должна быть буржуазия, поскольку Иван пролетариат и пытался вспомнить автора. Но не вспомни, а просто сказал, - это не важно, и плюнул вниз.
Потом они ходили между крестов, звезд, голубей и плит, и Иван говорил, что вот живут люди без Ивана живут, а как умрут, то куда им податься? – к Ивану. А Найда все пытал:
- Я тебе друг?
- Друг.
- А ты человек?
- Человек.
- Значит я собака?
- Собака
Простейший силлогизм, куда деваться. И тихо было на кладбище. Смирно лежали под звездами герои и дважды герои (хотя Найда никак не мог постичь – как это можно быть дважды героем, герой он и есть герой, раз и навсегда). Лежал крещеный и некрещеный люд. Дети и взрослые. Но лежали тихо. Одно слово усопшие. Хорошее слово.
И еще они пели и выли, выли и пели. И уважали друг друга и рассказывали, перебивая, но выслушивая. А Найда спрашивал:
- Як умру то поховаешь?
А Иван отвечал, - Да зачем ховать, схороню по-человечески. Да ты живи, друг, в тебе же дар божий.
- Так у меня, стало быть, душа есть? – пытал Найда и совсем по-собачьи заглядывал в глаза.
- Да конечно есть, - успокаивал Иван, - ты же тварь божья.
- Так, ведь, все же – тварь, - не унимался Найда.
- Так, и я тварь, - оппонировал Иван, - Все мы твари, все мы человеки…
- Да, ведь, не все, - тыкался мокрым от слез носом Найда.
- Так, ты ж говоришь!
- Ну так, что ж, что говорю?! Все говорят! Душа нужна!
- Ну ты же плачешь!
- Да все плачут коли больно…
- Да тебе ж не больно, а ты плачешь…
- Да больно мне…
- Да ну тебя…
Проснулся Иван рано. В домике при кладбище лежали пустые бутылки, свалялась собачья шерсть на коврике. Тряхнув головой и не почувствовав похмелья, Иван обрадовался. Проскочил через дверь в контору, пока никого нет, постоял, подошел к телефону.
Ответила Саша:
- Да… все хорошо. Найду? Какую Найду? Ты что Иван, мы здесь живем с Сашей, только с Сашей, а у Саши совсем и аллергия на мех. Нет, Ваня, мы уезжаем, нет… не далеко, но надолго. Да… извини…. Ага. Ну пока, пока, пока.
Положила трубку. Посмотрела на нее, будто что-то решая, но так и не решила. Изогнулась дугой к двери, крикнула:
- Саша, ты выгуливать? Намордник одень. А то соседи жалуются.
Сволочи. Но это не важно.
А я скучаю на своём погосте.
Там, под землёю, непроглядный мрак.
И редко кто ко мне заходит в гости,
А как давно не слышал я собак…
Ты загляни ко мне весной, дружище,
как расцветёт душистый первоцвет.
Не знаешь, где найти?
А ты порыщи –
на памятнике должен быть портрет…
(Известный поэт Ohmygod, с неизвестной фамилией)