Так будет спокойнее на душе

Мне осталось две недели. Так сказал тот чёртов врач, над столом помахав снимком между носами, своим и моим. Я знал, что он так скажет. И знал, что я сделаю. Просто выйду из кабинета, и всё. Две недели, четырнадцать дней... Если повезёт,  пятнадцать. Я вышел, закурил, подумал и пошёл к бывшей. К которой уже заселился следующий. К бывшей лучше всего ходить вечером в дождь. Я уже два раза так делал. Она не знала, что у меня остался третий комплект ключей и пара мягких ботинок...

Следующий трахал бывшую. Она уже кончила и ждала его. Было похоже на задачник по математике, когда нарисован прямой угол. Ось Х лежала потная и стонала, а ось Y, тряся стрелкой, елозила и сопела. Пару недель назад, пьяная, она мне позвонила рассказать, как он... Короче, когда кончает, не соображает ни черта. Это её заводит, оказывается. Заводило. Потому, что я выстрелил, как зашёл. Следующий даже не заметил, что она уже без башки. Закатил глаза кверху, а-а-а-а... Это были его предпоследние буквы. Надеюсь, на эпитафии дети напишут последние.

В холодильнике, слава богу, нашлось, что пожрать. Я накидал сэндвич, открыл пиво, сел на табуретку и вспомнил, врач запретил мне алкоголь. И жизнь.  Зачем нужны пятнадцать дней?

Я достал телефон, набрал дочь:

- Привет. Я грохнул бывшую.

- У тебя их три. Которую?

- Последнюю.

- Не повезло ей.

- Ну да.

- Не расстраивайся.

Трубка умолкла. Я и не расстраиваюсь, это ж из-за неё меня вытолкнуло на финишную прямую. Если б она любила деньги чуть меньше, сейчас в моей голове не торчала бы неоперабельная полицейская пуля. Зато у неё не торчит. Мои в Магнуме со смещённым центром, поэтому пуля где-то в стене, около балкона, а мозги на обоях. Я - благодарная скотина, не то, что она.

Зачем мне пятнадцать дней? Выть от боли, терять сознание, приходить в себя в заблёванной рубашке... В трёх кварталах отсюда поезда проносятся со скоростью света. Сто тонн успокоения, главное, закрыть глаза, подумать о чём-то хорошем... О моей кошке, например. Которую отравила соседка. Старая жирная тварь... Что-то визжала про полицию... Надо было её додушить .  Сегодня среда, на часах восемь... В восемь тридцать по средам она ездит к сестре, такой же корове, садится в сто тонн успокоения и едет. Восемь ноль две, успеваю. Нужны деньги, такси и вокзал.

Я порыскал в карманах штанов у следующего. У последнего следующего. Мятая пятёрка, хватит. Мои последние остались в кармане врача. Чёртовы эскулапы, любят кэш. Их клятва Гиппократа так и начинается: «Клянусь там какими-то богами и богинями, беря их в свидетели, за кэш исполнять честно, соответственно моим силам...» А если нет сил, то за кэш побольше. 

С вокзала опять позвонил дочери. Она терпеливо сняла трубку:

- Как ты?

- Сбросил соседку под поезд.

- Ты решил прибраться в этом мире?

- Не очень получилось.

- Что так?

- Весь перрон в дерьме, её парик и туфли попали в турбину самолёта, который взлетал. Аэропорт закрыт.

- Чёрт, сегодня же прилетает мой босс! Ты не мог подождать пару дней?

Мне отвели пятнадцать, она попросила пару. Тринадцать процентов времени. Даже тут чёртова дюжина! Боюсь, в третий раз дочь не ответит.

На кой мне чёрт третий раз? Я же не рассказываю вам тут сказку про трёх свиней, которые строили домики. Вся жизнь – игра с волком в прятки. Но у вас есть только жирный зад, а у него – базука и шампуры. Другими словами, закон и полиция. Вот и всё. А двери на ваших домиках вылетят, как пробка от шампанского. Кстати, хороший ремейк мог бы получиться. И, кстати, насчёт ремейка...

- Вы по поводу сценария вашей дочери? – гвоздь в очках даже не смотрел на меня.

- Да, вы сказали зайти сегодня.

- Видите ли...

Я видел. А он больше нет. Потому, что я выкинул его в окно. Но неудачно, порвал об осколки стекла куртку и порезал руку. Звонить я больше не буду. Дочь начнёт переживать, вызывать врачей. Позвоню через пятнадцать дней. Когда рука заживёт. Так будет спокойнее на душе.