Он был виртуозом по части мужских причесок, и многих, кого он стриг, по-настоящему огорчило решение военкомата отправить его на войну в Донбасс.
Под Горловкой он впервые попал под огонь крупнокалиберной артиллерии. Скорчившись на дне отрытой предыдущим призывом щели, он при каждом новом разрыве покрывался испариной и втягивал голову глубоко в плечи. Когда один из снарядов лег совсем близко и на него посыпались сверху комья земли, он трясущимися губами в отчаянии стал шептать: «Господи, верую в тебя. Теперь я буду ходить в церковь. Я буду служить тебе. Только спаси и сохрани».
Артиллерийский налет окончился так же неожиданно, как и начался.
Убитых в тот раз не было. Двоих раненых погрузили в машину и отправил в медсанчасть.
Потом при первом удобном случае он купил себе серебряный крестик на цепочке и уже никогда не расставался с ним.
После демобилизации он, как и до призыва, продолжал стричь мужчин в одной из парикмахерских Киева. Если кто-то, кивнув на распятие на его груди, заводил речь о боге, он коротко отвечал, разводя руками:
- Куда деваться? - и после недолгой паузы раздумчиво прибавлял, что в жизни случаются-де моменты, когда без веры человеку никак не обойтись.
В церкви, тем не менее, он бывал крайне редко, да и ни одной молитвы так никогда до конца и не выучил.
