Литературные премии – чушь собачья. Их дают за какие-то романы с рыдающими девицами и одряхлевшими пердунами. Причём, девица всегда беременна, а пердун умер вчера. Кому это интересно? Премию нужно давать за описание похмелья. Покажите классика, который передал похмелье так, чтобы читатель блевал вместе с главным героем. Можете стереть пальцы до мозолей в своём букшопе, роясь на полках, и не найдёте ни черта. Ни один гений не опишет моё завтрашнее состояние после «Джи-Джи». А оно будет страшным...
- Не будет.
Это сказал я?! Голос продолжает бежать из глубины по стенам... Глаза медленно открываются. Странно, почему-то легко. Мягкий лилово-голубой свет льётся ниоткуда... в огромном зале, стен которого почти не вижу... Я в кресле, в смокинге, мне комфортно. Но вижу себя как-то странно, расплываюсь. Маленький хрустальный столик на ажурных ножках, два золотых подсвечника с горящими свечами, огромное кресло напротив... Гулкий стук каблуков о мрамор... Клянусь, брошу пить не позже следующего вторника!
Напротив садится худощавый. Костюм баксов за... столько при налёте на банк не возьмёшь... Это – Смерть, точно! Мадлен говорила, что она приходит именно так. Что у неё лицо любимого героя комиксов. Что за бред? Я не смотрел комиксы про благородных рыцарей с бородкой.
Тот, в кресле, молчит, смотрит на меня. Во взгляде что-то среднее между дать бы тебе в морду и сегодня большие скидки на собачий корм. Не буду торопиться, поправляю на шее бабочку. Выгляжу, наверное, глупо. Почему наверное? Вспомнилась тётя Агата, тёща Глиста, и её фирменный крек по пятницам. Я должен Глисту двести шестнадцать долларов...
- Плюс мелочь, - звучит очень приятный голос.
- Да, да, плюс мелочь, - поддакиваю. – Мы здесь из-за этого?
- В какой-то степени, - тот, в кресле, ухмыляется. – Меня зовут Лоир. У тебя есть закурить? – его голос звучит обыденно, по-житейски. – Кажется, свои забыл наверху...
Не знаю, почему, чувствую, пачка сигарет и зажигалка при мне, но не тороплюсь:
- Может, сходишь наверх?
Он смотрит с безразличием:
- Могу, но вернусь лет через семьдесят. Будешь ждать?
В нём что-то притягивает, какой-то конфиданс (господи, что за слово!?), какая-то энергетика... Я протянул сигарету:
- Без проблем!
Лоир взял сигарету, прикурил и с удовольствием выпустил облако дыма:
- Конфиданс – это слово Мадлен, она пару раз говорила его в твоём присутствии... Ты готов?
- К чему? – я ещё раз глянул на уходящие в бесконечность стены. – Обрезание не входит в мои планы.
- Да, - он цокнул языком, - мне говорили, ты ещё тот тип... Ну ладно, опустим прелюдию. Твоё время заканчивается, и, собственно, поэтому ты здесь. Не думаю, что удивлю тебя, но иногда мы даём шанс узнать, как.
- Зачем? – я равнодушно пожал плечами. – Меня пристрелят, задушат, отравят... Плевать, кто, когда, где... Я куда-то попаду – в морг, в помойный бак, в канаву... Какая разница! Может, пока жив, оставите в покое? Дайте пару дней, недель... не знаю, сколько там у вас запланировано? Дайте всё доделать, потом – я ваш.
- Ты всегда был жалким, паршивым яколкой, милый Пол. Я, я, я... Вопрос не в тебе. Вопрос – что делать с твоим багажом?
- С чем???
- И с чем, и с кем...
Меня прошиб холодный пот. О чём он? Чезара? Что вообще происходит?..
- Приятно, что вспомнил о Чезаре. Может быть, ещё вернёмся к ней. Пока о тебе и о твоей вкусной, но отвратительной жизни.
- Какая есть... Тебя интересует что-то конкретное?
- Много чего, - уклончиво растянул Лоир. – Знаешь, там, наверху, рядом с моей пачкой сигарет лежит толстый фолиант – что-то типа нашей библии, как вести такие беседы. Она мне не нравится, слишком размыто. В жизни - всего три момента, три точки. Я их называю точками жёсткости, которые определяют тебя навсегда. Идеальная конструкция, треугольник, его не согнуть после того, как прошёл третью. Как думаешь, когда она была у тебя? Не торопись, вспомни... Я пока схожу налью кофе.
Минут через десять он вернулся, поставил на стол чашку. Я никогда не слышал такого восхитительного аромата! Лоир усмехнулся и опять закурил, в этот раз свои:
- Запомни, именно здесь делают лучший кофе. А не то, что пишут у вас в рекламе.
Я сделал глоток:
- Чёрт, мне нравится.
- Тебе здесь много чего понравится, поверь.
- Например?
- Например, что сейчас делают с Маккейном.
Чашка выпала из моих рук.
- Этот подонок тоже здесь?! – Маккейн, мой бывший шеф в полиции, - самая полицейская сволочь мира! Если бы не такие, как он, мир был бы девственным.- Спасибо, Лоир, ты сделал мой день!
- Это комплимент от заведения, - он затушил сигарету о воздух. – Вернёмся к тебе, пока ты жив. Ненадолго.
- Хорошо, - придётся играть по его правилам. – Что случится?
- Тебя убьют.
- Почему я не удивлён? Пахерито?
- Это сейчас обсуждается. То, что умрёшь от пули – решено. Вопрос, где и от чьей?
- Уже не важно.
Лоир с сожалением покачал головой:
- Я бы не торопился, мы полны сюрпризов. Но, вернёмся к нашим баранам, точнее к тебе.
- Третья точка? – я понял, почему он вспомнил о бывшем шефе. – Мэтт Фостер?
- Бинго!
Мне было двадцать четыре, шёл третий месяц работы в участке. Два первых я, как белка в колесе, с утра до вечера носил Маккейну кофе и пончики, его заму, Мэтту Фостеру, только пончики. А заодно присматривался к окружению и помалкивал, потому что понял сразу - гадюшник ещё тот!
Разумеется, самой отпетой мразью был Маккейн, а каков поводырь, такое и стадо... Но зато каждую пятницу я имел, на что посидеть в баре с Эриком. Эрик Гарбер - единственный, с кем болтали без недомолвок, и он многое рассказал. И про Маккейна, и про Мэтта Фостера. А я помалкивал: такое условие выставил Эрик.
Четвёртой ходкой для меня стал тот сраный притон... Ходками называли выезды новичков на дело. После двадцатой счёт прекращался, и ты, если ещё живой, становился «своим». Сраный притон, о котором вспомнил Лоир...
Короче, пальба была жесть! Торчки нашпиговались стволами и не считали патроны. Двоих наших увезли в мешках. Когда началось, меня слега задело в плечо, я откинулся на дверь сбоку, ввалился в какую-то комнату и покатился за диван. Через секунду с пола вижу, у двери чьи-то рваные кроссовки, стреляю в ступню. Крик разнёсся совершенно дикий: когда пуля взрывает ступню – боль адская, и ты ничего поделать не можешь. Я бешено вскочил добить того... и краем глаза вижу какую-то сумку. Обычная затасканная сумка с лямкой для плеча.
Тот, с дыркой в ноге, дергаётся, схватился за косяк левой рукой, правой наводит ствол... Я тоже! Но тут, сволочь, клинит патрон. Я падаю, две пули над ухом разносят окно... Битое стекло на меня сверху, я хватаю сумку, чтобы укрыть лицо. Что было потом, если честно, не помню.
Пришёл в себя, когда Эрик тряс меня, как Винни-Пух банку мёда. Я на крыльце, вся рубашка в крови...
- Ну ты и ковбой! – кричит Эрик. Или не кричит? В башке гул. – Тебя еле остановили!
- ?
- Ты валил их везде. Внутри, снаружи, в саду... Как с цепи сорвался. Кровавая баня, человек восемь.
- Восемь?! – я в шоке.
- Ну да.
Врезалось в память, что Мэтт Фостер, ну тот, который зам Маккейна, стоит очень бледный и курит. Трясущейся рукой.
- Тому была причина, – Лоир смотрел куда-то в потолок. – Ему оставалось жить часов пять...
- Где она, мразь? - он схватил меня за волосы.
Мэтт бил профессионально. Сначала мой нос сломался о его колено. Потом влетело в солнечное сплетение... Я грохнулся на пол. Жалюзи в кабинете он закрыл. На всякий случай. Какой? Уже была ночь, в отделе – ни души. Очнулся я там же, на полу.
На улице ждал Эрик. С чистым носовым платком. Удача - с моего кровь уже стекала, не впитываясь.
- Если доживёшь до утра, я проиграю двадцать баксов.
- Кому? – прогундосил я.
- Жене. Она в курсе наших развлечений. Но двадцатку почему-то поставила на тебя.
Он всегда так шутит. Говнюк, без которого я бы не выжил. Я рассказал, что произошло в кабинете Мэтта. Эрик попросил пару дней и посоветовал пока отлежаться дома. Я обещал, но соврал: следующим утром пробрался в периметр. Рыскал часа два, но пусто. Мэтт ломал мне рёбра за что?..
Дальний край ленты провис и зацепился за штакетник соседнего участка. Я подошёл поправить... Из куста появился котёнок, испуганно вытаращился на меня и через секунду, задрав хвост, понёсся галопом в сторону соседского дома. Я посмотрел на окна, движения не было. Кряхтя и пердя как динозавр после побоев, перелез через забор, и рука нащупала в кустах ту самую сумку, которой прикрывал морду от осколков. Как она сюда попала?! Когда сдвинул молнию, стало плевать на непонятки - на меня смотрели сотни Бенджаминов Франклинов. Мэтт бил меня за эту сумку! Осталось дождаться, что принесёт Эрик. И посчитать, сколько президентов я держал в руках.
- Эрик позвонил тебе через два дня. Он пунктуален, правда?
- Да. Но перед этим кто-то из управления. Сказали, что Мэтта нашли дома повешенным...
Эрик, и правда, пунктуален. Через два дня мы смотрели в подвале на привязанного к стулу ниггера. Который ссался в штаны и, визжа, умолял его не бить. В обмен на историю, очень банальную - сраное ранчо, куда мы налетели, заказали Мэтту конкуренты. И продажная тварь двинул туда наших парней. Второй целью, разумеется, стала сумка. На Мэтте висел компромат весом с электрический стул... Никогда не поддавайтесь на шантаж! Так я подумал, когда увидел Мэтта в петле.
Планы на сумку взрывали мозг. Половина ушла Эрику, вторая розовыми красками рисовала жизнь с Мадлен. Та ничего не подозревала, и я не спешил делиться новостью, пока не придумаю сюрприз. Через пару дней, когда уже открыл рот, чтобы изменить нашу жизнь, она со слезами на глазах рассказала, что Вильяму, малышу, жившему под нами, нужна операция по пересадке костного мозга.
Утром я зашёл к нему. Мы поболтали о том, о сём, он угостил меня овсянкой из его тарелочки. За окном лил дождь. Квартирка крохотная, маленький коридор упирался в детскую спальню. Малыш уже дремал, когда я протянул матери сумку...
В эту секунду солнце пробило облака, и яркий луч нарисовал идеальный овал на спящем ребёнке...
- Ты хочешь сказать, - я посмотрел на Лоира, - это была третья точка?
- Конечно, как дважды два.
Я задумался. Пожалуй, он прав, ничего не ломало и не строило меня больше, чем память о маленьком Вильяме. Который умер. Хреновы эскулапы не спасли его, но забрали все деньги. До последнего цента.
- Давай на этом закончим, - предложил я. – Или что-то ещё?
- Нет, - сжал губы Лоир, - пожалуй, нет. Кроме того, что мы не можем понять, что за луч? Он ломает сценарий.
- Луч, в котором был Вильям?
- Да. И тот, на оранжевом лимузине. И ещё один, но из другой истории...
- Значит, пока не дописан сценарий, могу быть свободен? - я поднялся и посмотрел на Лоира. Тот загадочно улыбался. – Где здесь выход?
