Здесь всё, как есть, Капрал. Глава 1.

китайский чаёк и шоколад настоящий. Горький, без примесей. Как моя фамилия. И две кубинские сигары возьми в сейфе. Он у нас ненадолго, проездом. Хочу познакомиться поближе и побеседовать, что за фрукт. Для остальных меня нет. Заболел, умер, женился, застрелился, увезли на приём к Путину. Ну, ты у меня умница, сама найдёшь, что соврать.

Горький начал ознакомление с текстом нового романа Толстого разложив объёмную рукопись на столе. Откладывая наиболее понравившиеся ему эпизоды глав. Исписанные корявым почерком классика страницы укладывал в стопки. Стопок становилось всё больше. Места на столе не хватило. Пришлось перебраться на пол. Сортировать материал было интересно и утомительно одновременно.
На полу, вокруг стола, возле дивана и у окна, как кочки на болоте, топорщились различной высоты стопки разобранной на части рукописи. Если бы не отвратительный почерк Толстого, работа бы шла значительно продуктивней и быстрей.

Под вечер у главреда «КАПРАЛА» совершенно устали глаза и он включил всё имеющееся в кабинете освещение. Горело три массивных люстры, похоже оставшихся здесь ещё с царских времён, четыре новомодных торшера, Горький перетащил их в центр комнаты. Две настольные лампы со своего столов и ещё одна со стола Дани в приёмной. И всё-таки обилие света мало помогало разбирать каракули небрежно исписанных листов. Их было слишком много. Однако оторваться от чтения романа было невозможно.
         
Горький принялся за ознакомление с рукописью сразу после инцидента с Маяковским. Вчера около полудня. А сейчас четверть шестого утра. Даже поверхностно полистав тексты, главред однозначно и безошибочно определил сам для себя – перед ним шедевр.
Интрига закручивалась с самого начала.  Оглавление романа «Игумен Будда Гаутама в Оптиной Пустыни и его 13 учеников» уже вызывало любопытство. А чего стоили названия глав, не говоря уж об их содержании:
• Как Сталин в Шамбалу ходил
• Роль евреев в советском искусстве
• Три притопа, три прихлопа по-Путински
• Книга мёртвых олигархов
• На манеже Госдумы клоуны прикормленной оппозиции
• Самый богатый Иван-Дурак России
• Кама сутра для тех, кому до пенсии не дожить
• Театр военных действий и театр кукол в Госдуме
• Сколько стоит стать бессмертным Иудой
• У руля Китай, а в Кремле Шанхай

Максим Горький погрузился в чтение, это настолько увлекло литератора, что он забыл обо всём. Кажется, днём секретарша Данечка приносила ему обед. До обеда ли сейчас? Писатель даже не откликнулся за запертой дверью. Он не слышал, как вечером за окнами звонили колокола ближайшего храма, а затем в редакции горлопанили и бузили сумасбродные поэты-шестидесятники. Он даже забыл о несостоявшейся вчера встрече с писателем Пелевиным.
Решив ознакомиться с романом Толстого редактор «КАПРАЛА» по давно укоренившейся профессиональной привычке приготовился выискивать в тексте исторические и смысловые нестыковки, повторы, тягучие и скучные места, стилистические недочёты и другие литературные огрехи. Не Боги горшки обжигают, ошибки часто встречаются не только в рукописях начинающих авторов, но порой маститые литераторы и критики допускают графоманскую водянистость текста, небрежность орфографии, грамматики, пунктуации и прочее, прочее.
Но с первой страницы увлекательное содержание затмило и корявость почерка автора, и необычность формы и стилистическую неоднородность произведения. Главный редактор читал и сортировал тексты всю ночь. Так продолжалось, пока Горький в изнеможении не отключился от усталости. Даже до дивана не дополз, уснув среди стопок листов, прямо на пыльном полу.
Секретарша Даня, пришедшая в редакцию первой, пыталась дозвониться в кабинет редактора по телефону, затем долго тарабанила в дверь руками и палкой для открытия штор, ногами, прежде чем Горький смог очнуться от забытья.

***

Пелевин появился в редакции на сутки позже, чем договаривались. Около трёх часов он поднялся на четвёртый этаж. Стройный, подтянутый. Как всегда коротко стрижен и выбрит. Он прекрасно выглядел для своих пятидесяти семи. Неизменная атрибутика образа непроницаемые чёрные очки в узкой оправе. Мягкая, чуть слышная походка, неразговорчивость, переходящая в созерзательную нелюдимость.
Не здороваясь ни с кем из встреченных в коридоре сотрудников, он вошёл в приёмную и, коротко буркнув секретарше «Меня ждут», открыл дверь кабинета главреда.