Ни костра впереди, ни звезды
путеводной, ни дна, ни просвета,
ни желанья слова голосить,
ни дорог, ни зарубок, ни сил...
Первая строчка говорит о некой пустоте, в которой или Тьма, или ничего нет.
В следующей строчке вдруг выясняется, ломая уже какой-то образ, что звезды все же есть, нет одной, путеводной. Фраза разорвана. Определение не читабельно, оно само по себе, и не относится ни к дну, ни к просвету -- просвет и дно муж. и ср.рода, а определение женского.
Желание - это нечто, чего человек желает получить, и все, что он делает, это действие для получения желаемого. Нет такого: "желаю поднять руку/ногу", желаешь - подними. Здесь не желание (мечта), а глагол "хочу". В данном контексте третья строчка рисует человека, который хочет молчать, а его заставляют, или ему приходиться (помимо воли) орать, голосить. Особенно в контексте "впереди", "нет желания голосить какие-то непонятные читателю слова" разрывает связь между "впереди" и "ни дорог, ни...". "Ни сил" тоже нельзя связать с обстоятельством "впереди".
На пороге последней версты,
перед вечностью чистого света
неприлично о чём-то просить,
если целую жизнь не просил...
Первые две строчки, можно сказать, авторская находка. Не затасканные, образные. Но две следующие снова портят общее впечатление. Кого просить, о чем просить? Впереди ничего и никого.
Набегает в трущобы равнин
волчья стая погонщиков Неба,
и несётся огнём по степи,
отбивая заблудших овец...
Как можно погонять Небо?! Небо -- это то, что над головой. Здесь небо, улетел на другой континент, там тоже небо. Если автор имел в виду то, что в уме человека, он чувствует это внутренним зрением, и тогда небо остается небом, не взирая на его состояние -- ясное, омраченное, любовью полное, подавляющее. Если очень сильно поломать голову над образом, можно додуматься и до такого: некая небесная волчья стая спускается с небес и распространяет вокруг огонь. Но зачем им овцы? Эти пламенные волки спустились закусить обычными овечками? Если они их себе подобными делают, так радоваться надо за таких счастливых овечек.
Абсолютная неясность.
Я роняю к ногам карабин,
и краюху насущного хлеба,
и обрывок постылой цепи,
и с улыбкой встречаю конец...
Некто в цепи. Кто его посадил на цепь, непонятно, но из первых двух строк сложилось впечатление, очень добрый. Во первых, хлебом вдоволь кормит, а во вторых, карабин оставил, очевидно, чтобы этот в цепи стрелял овечек и кроме хлеба имел на ужин мясо, а спал на мягких шкурах.
Несомненно эти небесные волки Боги овец, которые прибежали на их вопли, чтобы спасти от отстрела. Да, это конец, кушать больше нечего.
С уважением, Анастасия.
