РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ
Элегия
Марине Цветаевой-Эфрон
О, погруженье в миры и в падучие звёзды, Марина.
Нет! Ни добавить в них - ни отнять в них ни йоты.
Вечно всё - навсегда! Возвращенье
всякого, даже и павшего с неба благого –
благодеяние и исцеление мира.
Может, игра это всё и в движении вечном отсрочка?
Нет ни имён, ни побед, ни утрат здесь, Марина.
Волны мы в море, мы звёзды на небе,
прах мы земли, мы мильоны цветений, мы песня
льющая мир в свет сияющих радостных вёсен.
Как мы ликуем в себе, как переполнены силой творенья!
вдруг – в жалкий мотив превращается песня, Марина.
В жалобу? Нет! Юность не знает просящих петь песен.
Так лишь мы славим богов - хотят,
быть похвалёнными, будто не боги они – будто дети.
Славить, Любовь, и в тебе раствориться нам дай!
Всё здесь твоё. Пальцы на лотоса струнах –
так у истоков священного Нила, Марина,
жертвы приносят богам и Любви,
и, словно ангелы, метят невинных тогда,
и постигаешь, тогда, саму нежность.
Ах, далеки как от нас те, унесённые к звёздам падучим, Марина.
Даже и те – нет которых нам ближе на свете.
Там тишина убивает и мстит им забвеньем,
тем, кто не в силах нести был свой крест в этом мире.
Страшна тишина своей властью,
мы ж, на любовь и на нежность её уповаем,
на дикую силу, что нас от червя и до Бога возносит. Небытие.
Как часто, покорны слепой мы судьбе, стоим в леденящем преддверье
новых рождений. Ведёт нас Судьба? Скрывает, будто глаза,
за густыми ресницами тайны, свой путь. Несёт в нас
разбитое сердце немых поколений. И в клин нас сбивает, как птиц,
и к цели стремит, лишь одной ей ведомой.
Влюблённым не надо, Марина, не надо знать много о смерти.
Юность – их Бог!
Смерти же, стары могилы. Пусть им,
под сенями ветхих дерев, думать о вечном,
и в думах своих рассыпаться. Юность гибка же, подобно лозе,
и чем сильней её гнёшь, тем красивей изгиб мимолётный.
Как разметались венки их в весеннем ветру. Ты ж,
глубиной мироздания дышишь и знаешь – короток миг их.
(Как я тебя понимаю, нежный цветок, выросший в бренном кусте.
Как растворился бы я в воздухе ночи, что слепо тебя обнимает).
Раньше, смеялися боги над нами и нам говорили, что мы половинки, всего лишь.
Мы ж налилися любовью, как полные луны.
И не способно теперь проходящее время нас затенить,
ни задуть, ни повергнуть; и снова, и снова путь над Землёй, что не спит,
путь над Землёй, что всегда в ожидании чуда, мы совершаем.
Elegie
an Marina Zwetajewa-Efron
O Die Verluste ins All, Marina, die stürzenden Sterne!
Wir vermehren es nicht, wohin wir uns werfen, zu welchem
Sterne hinzu! Im Ganzen ist immer schon alles gezählt.
So auch, wer fällt, vermindert die heilige Zahl nicht.
Jeder verzichtende Sturz stürzt in den Ursprung und heilt.
Wäre denn alles ein Spiel, Wechsel des Gleichen, Verschiebung,
nirgends ein Name und kaum irgendwo heimisch Gewinn?
Wellen, Marina, wir Meer! Tiefen, Marina, wir Himmel.
Erde, Marina, wir Erde, wir tausendmal Frühling, wie Lerchen,
die ein ausbrechendes Lied in die Unsichtbarkeit wirft.
Wir beginnens als Jubel, schon übertrifft es uns völlig;
plötzlich, unser Gewicht dreht zur Klage abwärts den Sang.
Aber auch so: Klage? Wäre sie nicht: jüngerer Jubel nach unten.
Auch die unteren Götter wollen gelobt sein, Marina.
So unschuldig sind Götter, sie warten auf Lob wie die Schüler.
Loben, du Liebe, laß uns verschwenden mit Lob.
Nichts gehört uns. Wir legen ein wenig die Hand um die Hälse
ungebrochener Blumen. Ich sah es am Nil in Kôm-Ombo.
So, Marina, die Spende, selber verzichtend, opfern die Könige.
Wie die Engel gehen und die Türen bezeichnen jener zu Rettenden,
also rühren wir dieses und dies, scheinbar Zärtliche, an.
Ach wie weit schon Entrückte, ach, wie Zerstreute, Marina,
auch noch beim innigsten Vorwand. Zeichengeber, sonst nichts.
Dieses leise Geschäft, wo es der Unsrigen einer
nicht mehr erträgt und sich zum Zugriff entschließt,
rächt sich und tötet. Denn daß es tödliche Macht hat,
merkten wir alle an seiner Verhaltung und Zartheit
und an der seltsamen Kraft, die uns aus Lebenden zu
Überlebenden macht. Nicht-Sein. Weißt du’s, wie oft
trug uns ein blinder Befehl durch den eisigen Vorraum
neuer Geburt . . .Trug: uns? Einen Körper aus Augen
unter zahllosen Lidern sich weigernd. Trug das in uns
niedergeworfene Herz eines ganzen Geschlechts. An ein Zugvogelziel
trug er die Gruppe, das Bild unserer schwebenden Wandlung.
Liebende dürften, Marina, dürften soviel nicht
von dem Untergang wissen. Müssen wie neu sein.
Erst ihr Grab ist alt, erst ihr Grab besinnt sich, verdunkelt
unter dem schluchzenden Baum, besinnt sich auf Jeher.
Erst ihr Grab bricht ein; sie selber sind biegsam wie Ruten;
was übermäßig sie biegt, ründet sie reichlich zum Kranz.
Wie sie verwehen im Maiwind! Von der Mitte des Immer,
drin du atmest und ahnst, schließt sie der Augenblick aus.
(O wie begreif ich dich, weibliche Blüte am gleichen
unvergänglichen Strauch. Wie streu ich mich stark in die Nachtluft,
die dich nächstens bestreift.) Frühe erlernten die Götter
Hälften zu heucheln. Wir in das Kreisen bezogen
füllten zum Ganzen uns an wie die Scheibe des Monds.
Auch in abnehmender Frist, auch in den Wochen der Wendung
niemand verhülfe uns je wieder zum Vollsein, als der
einsame eigene Gang über der schlaflosen Landschaft.
|
Я созреваю, накапливаю... ощущений открытия.