сияние завораживает мотылей
мотыль заворожен, он весь
он в ней, как буйный в забвении,
в нём имя потерял, фамилию забыл, остался тет-а-тет
с моей душой - нетонущий плот детской любви,
как мир, когда он полон светлых пятен
как тир, когда и страх и цель в видоискатель
мой мир, который непонятен,
то есть который не понять им,
но не тебе
приплыл.
теперь за главного в мою обитель
как быть теперь?
как бить их?
и как топить тех демонов, что научились плавать?
а тех что научили плакать?
срез. стоп. откисла память.
картинка замирает.
взмах крыльев мотылиных,
шершавый признак болевого
так интенсивно бьющего, прямого
сквозь веру чистым родником прямо в огонь
в пламя души,
затем страсть и где-то кто-то кого-то задушил
и снова в снег, снова ручьём под мёртвый скалянистый цикл
свистнуть полётом, тончайший визг
когда из трёх путей видишь шестой, идёшь седьмым
восьмым взлетая
от ада и до рая
уже не помнишь что ты пил, с кем был, где спал и что забыл
и неохотно возвращаться за необходимым
когда в кармане мятой кожи лежит кое-что больше, чем сломанная сигарета
не крикет, а часть света
какой резон размениваться дальше?
ни цели, ни средств
путей чем больше - тем паче
и ни один - твой
вот теперь точно стоп-кадр.
в эпичном падении вверх, наперекор всем циклам
на этой точке ломается душевное устройство
и всё в порядке, но супротив, в обратном
и не как будто, а совершенно точно
на третий путь ступая
с последней мыслью о том,
что он тот самый
листая
нелепые заметки,
уже не вспомнить ничего
и путей нет
есть лишь твой храм
и не ступить туда, где нету пола
и не взглянуть на то, чему претензий нет каковым быть
объятий горячей, чем пустоты - не отыскать
как не найти те незаметные оковы
с коими тяжко плыть и без которых тяжко плыть
|
