Двадцать восьмого марта, в третьем часу утра, Пётр Петрович очнулся от мучительной боли в груди. Сердце ещё трепыхалось в наспех сшитом белыми нитками мешочке души, но весь организм его уже находился в леденящем, могильном холоде. Смерть всегда приходит не вовремя, сколько ни поджидай и как помпезно ни готовься принять её.
Пётр Петрович спросил у смерти: - Заразился или отравился?
Она согласилась, ткнув молча пальцем в тарелку с узбекским пловом.
⁃ Но я его не ел! Вообще, не притрагивался! - признался Пётр Петрович, как на духу. И для сущей убедительности пошёл к унитазу, засунул два пальца по самые гланды и показал ей остатки ужина.
Боль не унималась. Пётр Петрович растопил сауну, затем замочил тело в турецкой бане и добил свои сомнения душем Шарко. Боль не унималась. Где-то рядом со смертью, но невидимо бродило его раскаяние. Раскаяние он мог убаюкать только солидной порцией крепкого алкоголя. Смерть гладила холодной рукой затылок, провоцируя его на необдуманные поступки. Пригрев затылок подушкой, Петр Петрович распластался на кровати и каждый выдох начал наполнять стоном. Стало чуть легче. Он вспомнил, что так, со стонами, уходила из жизни жена. На последнем выдохе она крепко сдавила ему ладонь и из её глаз потекли слёзы. Она была уже там, на другой стороне, единственный раз в совместной жизни совершив по отношению к нему акт предательства.
Тогда Пётр Петрович ощущал внезапное присутствие её родителей за спиной. Жена всегда любила их больше мужа, но родителей меньше, чем детей. И когда в её сны родители стали вторгаться бесцеремонно, пытаясь помочь советом или посочувствовать, она совершенно потеряла интерес к мужу, будто был Пётр Петрович в её жизни случайным попутчиком. В изголовье кровати она не боялась держать фотоснимки умерших родителей и всё чаще признавалась, что разговаривала с ними и узнала о муже много разного.
⁃ Что-нибудь хорошее было? - спросил однажды он у жены.
⁃ Из всего хорошего только что-нибудь и было. А, в остальном, я и без родителей знала, чего ты стОишь. Пётр Петрович всегда жил ради жены и не знал, чего он стоит.
⁃ Гнус, ты же не только свой срок, но самого себя исчерпал! - подсказала ему смерть.
Кровь тягуче, спотыкаясь о тромбы в венах, пробивала себе путь по урезанному кругу. Гнать её в конечности у сердца не хватало сил.
За месяц он привык к онемевшим рукам и ногам. Приноровился ступать, не чувствуя ног, и держать в руках предметы домашней утвари, вспоминая, что недавно играл на гитаре Мусоргского и Пако де Лусию.
Находиться под насмешливым взглядом смерти - значит с раздражением думать о ней. Неделю назад, когда она вот так же сидела возле кровати, Пётр Петрович незаметно вышил жёлтой нитью на её хитоне православный крест.
Вышивать крестиком его научили воспитатели ещё в старшей группе детского сада по программе подготовки к школе.
Смерть неделю дико хромала и корчилась от болей, пока не обнаружила вышивку.
⁃ Чтоб у тебя руки отсохли! -
пожелала она. И руки постепенно стали неметь и отсыхать.
Вообще, смерть, как зажиревший чиновник, шуток не понимала, кроме своих, которые она сама придумывала и воплощала в жизнь.
Когда она явилась к соседу с шестого этажа, сосед решил в шутку указать ей истинное её место и вывалил в приветствии на обозрение свои гениталии. Та, не долго думая, достала овечьи ножницы и чикнула их со сноровкой тайского пластического хирурга. Сосед промучился ещё два дня и, встретив Петра Петровича возле лифта, признался: «Эта сука смерть абсолютно не готова к диалогу. Она, как наше правительство, уважает только себя, а остальных держит за своих крепостных. Тем и кормится».
Хорошо, что к этому времени он уже развёлся с женой. А то играться ей было бы не с чем, и ночные скука и безделия одолели бы жену совсем.
На вопросы - чем болел и почему обязательно выпадет из окна - сосед давал пространные объяснения: мол, в области урологии протекают всякие синдромы, за которые цепляется эта сука смерть и пытается его вышвырнуть с шестого этажа.
Видимо, одна из попыток ей удалась.
Вспомнив соседа, Пётр Петрович сказал смерти под утро двадцать восьмого марта: - Гениталии я выкладывать не буду. У меня запасных нет.
⁃ И с такими сойдёшь за третий сорт. Не отвлекайся! - посоветовала смерть.
Она была дёрганой и заметно возбужденной. Напарница упросила подменить, и эта дура согласилась, не сообразив, что в первые карантинные сутки работёнки будет в два, а то и в три раза больше - одной литовкой не накосишься. В спущенном сверху списке, только по её муниципальному округу значилось двадцать пять утверждённых фамилий и ещё шесть - под знаком вопроса. Сколько у напарницы было фигурантов, отмеченных единым списком под обязательный покос и скирдование - одной смерти известно.
Пётр Петрович в исполнительном списке у своей значился под знаком вопроса? Он краем глаза видел список.
⁃ То есть, выбор у меня ещё есть? - немного воспрянув духом, спросил Пётр Петрович.
⁃ Поверь, «выбор» для тебя - не лучший вариант, - пресекла смерть любые попытки Петра Петровича поторговаться с ней или улизнуть от отвественности, как он это пытался делать не раз: - Дыши глубже и стенай отчаяннее! Ты же знаешь!Меня твои мучения только радуют.
Пётр Петрович всегда ждал от жизни какого-нибудь подвоха. Но не от смерти, потому что у смерти работа ответственная, замешанная на сквозном бригадном методе, со строгим учётом показателей по надоям и поголовью.
А жизнь, если вдруг и с трудом узнавала в Петре Петровиче своего пациента, строила козни, гнобила, досаждала и проводила над подопытным жуткие биологические опыты, не хуже нацистского врача Менгеля.
Он не боялся смерти. Но внезапно она исчезла, и Пётр Петрович испугался не на шутку. Вместо неё явился старый, дряхлый кот и уселся на демаркационной металлической планке спальни. При хозяине так нагло и глубоко он ещё не забирался. Семнадцать лет совместного отбывания наказания в одной камере слепили из них непримиримых соратников.
Пётр Петрович ненавидел кота за шерсть с комочками наполнителя из лотка, которые черный персидский подельник постоянно стряхивал на белый ковёр в столовой, а кот - за то, что мучительно переживал свои подозрения, будто хозяин тайком подъедал из его миски.
Хоть подозрения кота и были не беспочвенны, но когда Петру Петровичу становилось особенно тоскливо и одиноко, он первым не лез общаться и просить у кота вкусненького да сладенького.
Ни к кому он в друзья не набивался и никого не принимал в друзья, поскольку иногда со своей головой не дружил, а тут ещё чужие пять, то и шесть пудов живого веса предлагали дружбу. Не справиться, не ужиться.
⁃ Когда же ты сдохнешь? - спросил у кота Пётр Петрович: - Неужели намереваешься меня пережить?
Кот выдавил из себя урчанием недовольство и отступил в темноту коридора. Он давно уже понимал речь хозяина. Лет пятнадцать в угоду хозяину демонстрировал, как подыхает, но в последний момент вдруг передумывал, пытался объяснить, что ему мешает, не даёт реализовать мечту Петра Петровича и продолжал дальше влачиться по жизни, будто так и надо, так и предначертано всевышними кошачьими силами. Пётр Петрович подумал, что коронавирус определённо передаётся кошками, собаками, тараканами и западными ветрами. Мутирует он с такой бешеной скоростью, что врачи не знают, какой ещё молитвой его остановить. «Ванга говорила, что только в мае-июне врачи изобретут противовирусную инъекцию. Надо бы тщательнее мылить и полоскать мутацию хозяйственным мылом. Авось, до июня и можно будет дотянуть».
Из световой дисперсии, преломившись в женскую фигуру, материализовалась смерть. Скинула аристократическим взмахом с головы капюшон и присела возле кровати.
Пётр Петрович спросил у неё:
⁃ Халтурка подвернулась?
Смерть, напялив на симпатичное лицо гримасу брезгливости, отчиталась:
⁃ Плановое мероприятие. Там один ашкинази сопротивлялся, не желая скончаться от коронавируса. Пришлось заставить его подавиться куском жаренной свинины. Я ему образно, минут пять рассказывала про жука скоробея, который задними лапками толкает перед собой шар коронавируса. К этому шару уже пятьдесят других штамов налипло. Один возбудится и весь шар начинает играть красками по - новому. В этом году - не особенно заразный, но очень злобный вирус возбудился, хотя прилип к короне ещё пять лет назад. Не внял ашкинази - плохо в стране ведётся научно-просветительская работа. Поэтому и подавился свининой. А, вообще-то, вся земная зараза в конце концов оседает почему-то здесь. Не ведомо, почему?
«Плохо родиться глупым, - подумал Пётр Петрович, - но ещё хуже быть идиотом по призванию и свято верить во всю чушь, которую мелят атеисты на правах приемников советских вельмож Кремля.
«Бога нет!» - уверенно говорили они. Но, если Бога нет, то и смерти не должно быть места. А она - вот, сидит рядом и ухмыляется мыслям Петра Петровича.
Холодно. Могильный холод опять пронизывал насквозь и пришивал к постели лоскутом.
⁃ Отодвинься! Позволь пройти и погреться в ванной! - потребовал Пётр Петрович.
Горячей водой он поливал онемевшие колени, которые вечно торчали из воды, как бы он компактно не укладывал себя в акриловую лохань, и тугой струёй воды лупил по средостению, приблизительно предполагая там место нахождения изрядно подсохшей с возрастом вилочковой железы. Тепло заходило медленно с покалываниями и острой болью в конечностях. Ничего не было нового. Привычка жить нивелировала страх смерти. Пётр Пётр расслабился и заснул.
Задремавшие сознание прибило к жаркому далёкому лету. Он тогда был ещё молод, глуп, ленив, амбициозен, и в силу своих качеств жаждал известности и славы в мире искусства или в какой-нибудь научно-просветительской области.
2.
На высоте 9 тысяч метров командир лайнера Ил - 96 решил покурить в форточку, чтобы дым от сигареты не затянуло в пассажирский салон. Вообще-то, в авиакомпании он значился опытным лётчиком, почти героем в экстренных ситуациях: однажды, забыв выпустить шасси, ловко посадил на брюхо Аэробус в Дубае. Об этом писали в газетах. На вопрос корреспондента: «Как же вы так забыли про шасси?», командир ответил прямо, как подобает настоящему герою: «Чего только спьяну не забудешь!» Но не стал рассказывать, с какими трудностями ему пришлось столкнуться при покупке диплома в подземном переходе. Тогда, в девяностых, среди продавцов дипломов ещё имел силу негласный закон - не торговать дипломами врачей и лётчиков. А командир летать очень любил. И опыт кое-какой имелся: налетал две с половиной тысячи часов, правда, в качестве пассажира Ан-2, когда перевозил почту для оленеводов и сбрасывал удобрения на пастбища ягеля. Тогда в салоне курить было не запрещено.
Пётр Петрович знаком был с командиром давно, ещё до того, как тот женился в третий раз на стюардессе Верке по прозвищу Чёрная Дыра, хотя у второй жены было такое же прозвище, но имя, прописка и работодатель другие. У Наташки от него было два доказанных сына и ещё один усыновлённый спиногрыз, а у Верки - две удочерённых мокрощелки, плюс, сделанный на пьяной козе олигофрен с лицом, чётко копировавшем Романа Абрамовича и первую жену Людку. У Людки же от командира Стаса
