никого не было, а Стасу от Людки досталась фамилия Соколов, поскольку прежняя фамилия Могила не совсем ласкала слух пассажиров: «Вас приветствует командир первого класса Могила! Пристегните ремни! Ну, что, полетаем, смертнички?»
За безвозмездное пользование своей гордой и крылатой фамилией, Людка запросила у Стаса немного - вписать в его паспорт под графой дети свою дочь Анжелу. Но этот запрос выглядел не совсем корректным, потому что до того момента Стас считал Анжелу подругой или старшей сестрой Людки и обходился с ней со страстью и разнообразием камасутровых поз не меньшими, чем с женой. Анжела дважды залетала от него и один раз доносила и родила мальца 54 см, 3500 гр. Об истинном отце ребёнка Анжела сама разболтала всему городу, чем поставила в затруднительное положение начальника паспортного стола. Кто дети, кто внуки? На лицо - сплошная педофилия! Сажать надо, а не вписывать! - возмущался начальник паспортного стола. И Людка ничем не могла крыть веские доводы - все документы Анжелы странным образом были утеряны. Даже учётная карточка члена ВЛКСМ, где чёрным по белому отмечено, что в ряды Ленинского Комсомола Анжела Соколова вступила в 1975 году.
Первый помощник командира Василий Иванович всё-таки отговорил Соколова открывать форточку в кабине пилотов, аргументируя тем, что за бортом лайнера очень холодно, сильно дует и командир может застудить себе голову. Штурман скромно упомянул о загадочной разгерметизации, а старшая стюардесса Зухра Вилькенблюмен призналась, что употела по несколько раз за рейс надевать и снимать рейтузы с начёсом и, если уж до её яичников нет никому дела, то гораздо лучше командиру убивать никотином лошадей в салоне самолёта, чем устраивать сквозняк во всём летательном аппарате.
С зажженной сигаретой Стас Соколов вышел к пассажирам и тут же признал в размазанном тоской по всему лицу, точно оттиск передовика производства в малотиражной газете, давнего приятеля Петра Петровича. Затерев носком командирского ботинка окурок в ковровую дорожку, Соколов прошёл к четвёртому ряду и как бы соучаствуя, - услужливо и пристально заглядывая через затылок приятеля в кромешную темень за стеклом иллюминатора, - спросил между делом Петра Петровича:
⁃ Летишь?
⁃ А то! - завуалировал в восторженном вскрике Пётр Петрович своё восхищение мастерству пилотирования Соколова, мол, как же с таким асом, да не полетать?
⁃ Домой? - потребовал от Петра Петровича уточнения командир полёта Соколов Стас.
Пётр Петрович глубоко задумался - ответить однозначно или опять завуалированно обозначить конечный пункт назначения, к которому все пути ведут через Ритуальные услуги?
Заметно сомневаясь, он твёрдо сказал:
- Да!
Соколов облегчённо вздохнул:
⁃ Значит, нам по пути! - вывел командир корабля аксиому: - Чур, ты будешь за рулём! Я новый автомобиль купил, а в таком пьяном состоянии управлять автотранспортом очень опасно! Согласись?
⁃ Согласен .А, самолётом управлять в таком состоянии не опасно? Я так спросил, из уважения и для проформы, чтобы никого не обидеть, - сказал Пётр Петрович.
⁃ И чего тут опасного? - поразился командир Соколов: - Гаишников нету. Останавливать некому. Да и в любом случае приземлимся, как бы мы этого не хотели. Госдума в физические законы пока ещё поправок не вносила.
Вести томные, аристократические беседы с командиром экипажа Петру Петровичу всегда было интересно. Соколов (Могила), владея житейской мудростью, всегда выбирал в разговорах правильную тональность и одаривал собеседника приятным посылом.
⁃ Последнее время в женщинах мне нравится огромная задница! Например, такая, какая наличествует у твоей первой жены. В ней хранится такое изобилие витамина Омега-3, что я сутками бы вылизывал её, как старый кот вылизывает гипсовую вазу при нехватке кальция и скудном содержании колбасы в сухом корме, - вполне предсказуемо перекинулся Стас сразу на баб, бестактно минуя политический диспут об агрессивных планах Соединённых Штатов в Персидском заливе и беспощадном ответном ударе росгвардии по пенсионерам, чьи провокационные вылазки так и не состоялись, вопреки утомительным ожиданиям Власти.
⁃ Все там будем! - пространно предрёк Пётр Петрович: - Помимо тех, которые там же застряли безвылазно.
⁃ Злой ты, Петя, и мстительный! А, между тем, твоя первая жена значится в списке пассажиров. Ты этому рад? Сидит она на десятом Д месте, тоскует и ждёт чего-то, как положено.
⁃ Кем положено, того и ждёт, - Петру Петровичу совсем
не хотелось встречаться с бывшей, хоть и первой женой. Надо было на ходу придумывать, как изворотливее и изощреннее похвастаться, что жизнь у него удалась, и какие привести веские доводы, чтобы дать понять, что с ним она была счастливой дурой, а без него - той же дурой, только глубоко несчастной.
⁃ Чего припёрся? - приветствовала Петра Петровича бывшая первая жена, едва он приблизился к ней.
⁃ Напомни, как тебя зовут, - тут же нашёлся Пётр Петрович, чем ответить на тёплый, дипломатический приём: - Хотел поздороваться, то есть пожелать здоровья, мира, красоты и процветания. Да вижу, что уже бесполезно. Эка тебя судьба потрепала и сморщила. Наверно, из всего хорошего, отпечатанного годами на лице, одна полная жопа и осталась?
Пётр Петрович оставался предельно тактичным и аккуратным в использовании деепричастных оборотов, отбиваясь безмолвными кивками мелко трясущейся головы, когда бывшая первая жена припомнила ему все напрочь забытые ею обиды. Всего было 20 блоков, и каждый блок состоял из трёх основных обид. Начала она с ничтожно мелких и спорных претензий:
1). Пётр Петрович испортил ей всю молодость.
2). Куда пропали пять! серебряных ложек из столового набора на 12 персон? 38 лет она ломает над этим голову.
3). Дочери сорок первый год. Дата, конечно, знаменательная, - начало Великой Отечественной войны, - но Петру Петровичу не следует забывать о своевременной выплате алиментов, хотя народный суд и лишил его отцовства 36 лет назад. В данном случае совершённое им преступление не имеет срока давности.
По третьему пункту Пётр Петрович признал вину лишь частично. Примак в семье, кроме проступков и преступлений, делать какие-то добрые дела просто не способен. Тёща - ортодоксальная хохлушка - как ни пыталась, не могла скрыть своего презрения к Петру Петровичу. Гены и белые кровяные тельца не позволяли ей относиться иначе к приймаку с ущербной и низшей кастовой принадлежностью. По паспорту он был ЗЮЧ, то есть русский, проживавший в Вотюшатнике. Прописывая зятя в своей трёхкомнатной квартире, тёща знала, что этот её благородный порыв ещё отрыгнётся изо рта ЗЮЧА пельменем с редькой. Мало никому не покажется. Чуткий и исполнительный Пётр Петрович старался изо всех сил не подвести тёщу и её авторитетное мнение о зяте: он дважды бросал семью и скрывался то в тайге на бое кедровых шишек, то в Краснодарской области чёрным копателем скифских курганов. Тёща затаилась и ждала, когда же Пётр Петрович сдохнет наконец-то, впрочем, как ждали все родственники и всегда этого знаменательного события. И первая бывшая ждала. С одной стороны он мешал её продвижению по карьерной лестнице, с другой - помогал ветвистыми рогами расчищать ей путь путь к профессорской должности доктора заразно-вирусологических наук. Пётр Петрович блуждал в сомнениях. Точку поставила так называемая «биологическая» дочь. В очередное своё явление в семью, бывшая первая жена предложила Петру Петровичу отдохнуть на море, в Коблево, и там, под неусыпным надзором дяди, тёти и двоюродного брата первой жены расставить все точки над i .Но точек оказалось так много, что i казалось куцей на из фоне. ( Кто испытал - тот знает, а кто знает - тот поймёт, как бы ему позорно не было воспринимать эту истину). Там, на берегу прохладного вечернего моря дочь спросила свою маму: - И этот дядя - тоже мой папа? Плохой этот дядя-папа? Прежний - лучше.
⁃ Ну, и что? - пояснила бывшая первая жена оторопевшему Петру Петровичу: - Я нормальная хохлушка. И всё блядское мне не чуждо. Ты же годами где-то пропадаешь! А женщине без мужика иногда бывает тоскливо.
⁃ Заработанный тобой бартолинит - тоже результат тоски?
⁃ Не ищи причинно-следственную связь в том, в чём ты ни фига не смыслишь. Лучше не отвлекайся, лежи и загорай . Ты мне ещё сгодишься.
⁃ Не очень хочется. Да и стемнело уже.
Ещё Пётр Петрович узнал от двоюродного брата первой жены, что любимая тёща, договариваясь со своей сестрой о путёвках в коблевский санаторий, буквально умоляла сестру, чтобы её второй зять случайно утонул на рыбалке в одесских лиманах или на Николаевском судостроительном заводе. Горе, конечно, будет непомерное, но она готова и его пережить.
⁃ Почему так сложно? Почему, именно на судостроительном заводе? - возмущался Пётр Петрович, закидывая кольцо на леща.
Они ловили рыбу с резиновой лодки. Двоюродный брат был весел, доброжелателен и считал, что, предупредив Петра Петровича, реализовал уже половину просьбы родной тёти.
Затягивая одной рукой петлю на сетке с отварным овсом, другой он показал на небо:
⁃ На судостроительном заводе большим начальником работает её кум. А, кум у нас - святое. Иногда кум может быть значимее свата. Скоро сам поймёшь. Пропуск на экскурсию по заводу тебе выписан на завтра.
Сознавая своё кастовое величие перед Зючем, родственничек иногда измученно пытался снизойти до общения с Петром Петровичем. Получалось у него это омерзительно, но он старался, очень старался показать, что человеческое ему не чуждо.
⁃ Разумеется, негры в Южной Родезии живут лучше и одеваются ярче, чем вы, в своём Прикамье, но это ещё не значит, что негры буквально во всём вас превосходят. Есть позиции, в которых негры вам уступают, - философствовал родственничек.
⁃ Наверное, в фамилиях, - едко отбрыкивался Пётр Петрович: - У нас фамилии Бурко, Голожопенко, Скелет и Череп значительно превалируют над фамилиями Иванов, Кузнецов и Романов.
⁃ Этих приспособленцев я больше ненавижу, чем евреев, - насаживая червя на крючок, размышлял родственничек: - Евреи - это жалкие плебеи, которые пытаются доказать, что они ещё что-то значат в этом мире, а хохлам доказывать ничего не нужно - им и так все должны по гроб жизни. А те, кто думает, что не должен, поставлен на счётчик, как вся Россия и сильно задолжавшая Европа.
Мир в лиманах выплёскивался наизнанку. «Меня и здесь ненавидят», - соображал Пётр Петрович. И это было самым самым жалким, невразумительным соображением, которым он ещё умело манипулировал.
Жизнь вносила свои коррективы, совершенно не соображая, для чего она это делает. Коэффициент полезного действия был на выходе ниже нуля. Всё получалось омерзительно реалистично, как диарея перед прогулкой по нирване или почесуха от тернового венца, сплетённого из жостера и зизифуса. Своими безумными корректировками жизнь довела Петра Петровича до отчаяния, и любой её посыл он воспринимал, как сигнал к бегству.
Был день и была пища. Бывшая первая жена вдруг впервые продемонстрировала кулинарное мастерство - испекла яичницу, посыпав слой белка солью, а желтка - сахаром: «Жри, поскуда!» Пётр Петрович и жрал, лелея в мозгах срежиссированную им картинку очередного позорного
