не брал.
Несколько раз мы приходили «на видак» к Полине в роскошную по тем временам квартиру: хоть и небольшие, смежные, но целых четыре комнаты на троих! У мамы-папы спальня, у Поли собственная комнатка, родительский кабинет и гостиная. Просто американский жилищный разврат, как в кино! И обставлена хата была совсем не по-советски – антиквариатом. Впервые я видела такое, обалдевала и застывала перед каждым предметом на полчаса: в этом доме можно подолгу зависать рядом с любой вещью, разглядывая её со всех сторон, и не соскучишься. Будучи не шибко в теме, я всё же догадывалась, что мебель куплена в комиссионках и за большие деньги. Как говорится, «ни словечка в простоте», никаких привычных стенок и сервантов, вместо них витиевато резные буфеты на гнутых ножках и комоды красного дерева, под стать им столы и тумбочки, стулья как из фильма по Ильфу и Петрову, мягкая мебель, дико неудобная, но фантастически красивая! Музей.
И во всём этом великолепии царила, периодически обходя владения, роскошная собака колли. На вид гордячка с царственной осанкой, будто она и есть кинозвезда, что сыграла главную роль в сериале «Лесси», а по характеру – ласковый котёнок. Её можно было тискать, обнимать, целовать, тормошить, сколько влезет – она только что не мурлыкала и доверчиво тыкалась мокрым носом в ладони. Иногда по вечерам, когда я бывала у Поли в гостях, мы вместе выгуливали собаку, причём, в любую погоду-непогоду – а что нам-то, молодым! Порой гуляли с колли всей командой, пришедшей «на видак», в перерывах между просмотрами фильмов. Зверушка особенно радовалась большой компании, носилась, резвилась, прыгала вместе с нами – полными энергией ничуть не меньше, чем молодая собачка.
В обители прекрасной старины абсолютно чуждо смотрелась японская аудио и видеотехника. Но что делать? Пришлось совмещать несовместимое, и прямо под картиной в тяжёлой раме с изображением томящихся на массивном столе где-то в семнадцатом веке фруктов расположились толстый чёрный ящик (телевизор), а на нём прямоугольная серебристая металлическая коробка (видак). Всё – фирмА!
В углу, слева от окна, обрамлённого умопомрачительной красоты занавесками с ажурным ламбрекеном, на изящном столике, повёрнутым углом, высилась глыба музыкального центра: двухкассетник, радио и проигрыватель виниловых пластинок. Внизу, внутри столика, за зеркальными дверцами жили несметные богатства: иностранные диски, куча аудиокассет и с самой современной музыкой, и с классикой, а отдельный отсек занимали видеокассеты, которые мы все, разумеется, посмотрели и не по разу. Ещё бы! Это же были «Кто-то пролетел над гнездом кукушки», «Пинк Флойд. Стена», фильмы Феллини и Крамера, «Кабаре», а также «Назад в будущее», «Однажды в Америке» и «Кошмар на улице Вязов».
Взрослым владельцам видаков некоторое время пришлось героически терпеть налёты шумных компаний. Однако всё естественным образом постепенно закончилось, когда у всех в домах появились быстро дешевеющие и доступные видеомагнитофоны или приставки – кто что мог себе позволить. Мы с Тимуром, когда поженились (да-да!), довольно скоро приобрели приставку, и коллективные просмотры переместились в наш дом. А потом и это прекратилось – люди предпочитали смотреть кино у себя. Неуклонно росло благосостояние российских граждан (шутка). Хотя… почему нет? Ведь в итоге абсолютно все «овидачились», даже уборщица, приходящая к Тимуриным родителям дважды в неделю.
Возвращаюсь к рассказу о Полине – сейчас речь о ней. Итак, Полина. Она выросла в семье экстра-супер переводчиков, всегда востребованных и при хорошей работе. Папа в совершенстве знал английский, а мама английский и французский. Они переводили сложные технические доклады и статьи для специалистов, «баловались» переводами художественной литературы, в новые времена именно они писали лучшие тексты для озвучки западных фильмов, лавиной поваливших в Союз. Поскольку их переводы были превосходными, оба стали нарасхват у шарашек, что тоннами везли в страну кассеты.
Полинины предки часто (для советских людей) выезжали за границу, поэтому у них в доме японская техника появилась даже раньше, чем у Тимура. А как они одевались! Только в западное, только в фирменное, со вкусом и элегантно.
Если такие же динозавры, как я, вдруг подзабыли, а юные динозаврики не знали, расскажу, напомню на всякий случай, что с начала перестройки мы все хоть немного, да приоделись, благодаря кооператорам, намастырившимся кое-как шить одежду, «варить» джинсы, штамповать босоножки-мыльницы. И ещё благодаря «челнокам», сновавшим туда-сюда по маршруту СССР-Китай-СССР с безразмерными клетчатыми сумками. Поэтому первоначальный голод на шмотки довольно быстро удовлетворили: мы стали чувствовать себя «белыми людьми», одетыми не в страшные, как роба заключённого, изделия фабрики «Большевичка», а всё-таки во что-то модное, яркое, пусть недолговечное и часто сделанное на коленке.
Но стоило оказаться во всём «модном» рядом с Полиной и её родителями, как жаркий стыд обжигал щёки: ёлки-палки, что на мне за тряпьё, выкрашенное в ведре? Ведь уже после первой стирки, даже самой нежной, становилось очевидным, почему у маечки такой яркий цвет: она делалась неровно пятнистой и впредь годилась лишь на то, чтобы ею мыть пол. Если, конечно, не страшно чуток подкрасить паркетины в нежно розовый цвет. А что за гадостный материал! И разве на мне джинсы? Это похоже на джинсы, но тогда какого чёрта коленки провисли, как у треников?
Полина и её модные, подтянутые, моложавые родители выглядели, благодаря «прикидам», как лорды какие-то. Семья голубых кровей, из бывших-с. А мы, прочие – чернавки, гопота из крепостных.
Когда Поля и я стали близкими подругами, она пыталась дарить мне какие-то свои почти совсем неношеные вещи, но наши размеры трагически не совпадали: Полина статная, фигуристая, высокая, с довольно большой грудью… а я-то… Тощая, плоская да и рост ниже среднего. Не получалось моей тушке вписаться в её шмотки ну никак. Ушивать, перешивать? Фирменное, изумительное? Жалко же! Но подруга упрямо хотела исправить мой кооперативно-рыночный вид. В скором времени проблема разрешилась так: под руководством Полины я научилась покупать хорошие вещи в правильных местах – хотя бы одну шмотку в месяц, пусть дорогую, но достойную, а не с рыночного лотка. Именно Поля помогла развить мой вкус, который у меня, как у большинства из нас, находился в эмбриональном состоянии. А с чего бы он развивался в советских реалиях?
Когда впервые я оказалась у Полины дома, то в её светёлке мне бросился в глаза самодельный плакат, сделанный из большого листа формата А3, с длинным текстом, написанным мелким, аккуратным и красивым почерком Ивашкевич. С ужасом подумала, что это какие-нибудь доморощенные стихи, подошла ближе и оказалось…
Фэри: …За весь день никто не сказал мне, что любит меня.
Миссис Сэвидж: Нет, Фэри, мы все вам это говорим.
Фэри: Нет, никто не говорил. Я до сих пор жду.
Миссис Сэвидж: За обедом я слышала, как Флоренс вам это сказала: «Не ешьте слишком торопливо, Фэри.»
Фэри: И этим она хотела сказать, что любит меня?
Миссис Сэвидж: Ну, конечно! Всегда это подразумевается, когда, например, говорят: «Возьмите зонт, на улице дождь», или «Возвращайтесь поскорее», или еще «будьте осто¬рожны, не сломайте себе шею». Есть тысяча способов выразить любовь... но надо уметь это понимать. Когда я увидела своего мужа в первый раз, я ехала верхом на лошади, и он мне сказал: «Вы хорошо держитесь в седле!» Я сразу же поняла, что он меня любит.
Фэри: О, благодарю вас! Сколько прекрасных случаев я упустила...
Сказать, что я удивилась – ничего не сказать.
- Что это?
- Ты не знаешь? – немножко разочарованно спросила Ивашкевич.
- Как раз знаю. «Странная миссис Сэвидж». Обожаю эту пьесу.
Ивашкевич приобняла меня:
- Так и знала, что ты моя потерянная сестра. А почему я сварганила плакатик… - Поля вздохнула. – Дурацкий мой характер: взрываюсь, бешусь из-за ерунды и мне часто кажется, что я всех раздражаю. Что меня невозможно любить, вот такую. Знаешь, когда впервые смотрела спектакль по телевизору, разревелась на этой сцене… потому что подумала об этом же: сколько прекрасных случаев я упустила! И сколько раз была уверена, что всех только бешу.
- Ты-то? – поразилась я. – Тебя все любят.
- Прям уж все!
- Ну, в том смысле, что ты всем очень нравишься, ты популярна.
- Да я знаю, - вздохнула Поля, из чего я сделала вывод, что это не совсем то, что ей нужно. – Вот потому читаю-перечитываю отрывок из пьесы… Успокаивает, что ли… когда накатит меланхолия.
- Всё-таки нравятся тебе плакаты, двадцатые годы по тебе плачут! – решила я шуткой подколоть Полю, чтобы она прямо сейчас не впала в меланхолию. – Не на демонстрацию приволочь какое-нибудь «Долой!», так хоть дома повесить, - мы вместе рассмеялись.
Удивительно, какие люди могут мучиться дурацкими комплексами! Никогда бы не подумала такого про Ивашкевич, несмотря на её действительно непростой характер, который мне ещё предстояло изучить в полной мере.
К весне мы с Полей ходили по институту под ручку, не расставаясь. Нам нравилась одна и та же музыка (техно, новая волна), одни и те же книги и фильмы: к примеру, мы по сто раз возвращались к персонажам романа Митчелл, препарируя героев с психологической точки зрения – особенно женщин, разумеется; или взахлёб обсуждали экранизации Стивена Кинга, сравнивая их с первоисточником. Правда, тут Полинино преимущество было очевидным: она читала Кинга в оригинале, ей открывалось больше, чем мне, её анализ получался тоньше и интереснее. Поэтому я больше слушала и внимала. Разумеется, много говорили о происходящем в стране, обо всём прочитанном, ещё совсем недавно запрещённом, что полностью меняло картину мира, перепахивало мозги и заставляло чувствовать боль. Об этой боли мы тоже много разговаривали. Для Полины политическая часть жизни была очень важна, слишком явно доминировала, выталкивая всё прочее из её сознания. В конце концов, именно эта страсть определит всё – и её жизнь, и наши отношения. Но потом, потом…
Главное, что нам всегда было, о чём поговорить – и весело, и очень серьёзно.
Полина играла роль неформального лидера в студенческом коллективе – плечом к плечу с Тимуром, но не отпуская моей руки. С какого-то момента я, точно важная персона, ходила по институту с сопровождением, между двух высоких и красивых: ошую меня постоянно возвышался Тимур, одесную царила красавица Полина.
Везло мне на красавиц! Была бы я парнем – эх! Марина, Полина. Внешность последней стала притчей во языцех, приметой нашего курса и гордостью группы. Да и как личность она была заметной, поэтому, понятное дело, к началу октября во всём институте не осталось студента, который бы не знал Ивашкевич.
Но вся эта слава не обходилась без неприятностей для самой Полины. Казалось бы – красота и гордость, щедрый дар природы: толстая русая коса до пояса, высокие скулы, серые глаза, статность – девица будто только что сошла с полотна Маковского. Мало кто из студентов мог удержаться от шутливой банальности, глядя на Ивашкевич, и не запеть:
- Поля, Поля! Русская По-о-оля!
Как она злилась! Кричала, ругалась, могла
| Реклама Праздники 12 Июня 2024День России 11 Июня 2024День работников легкой промышленности 14 Июня 2024День работников миграционной службы 21 Июня 2024День кинологических подразделений МВД России 18 Июня 2024День медицинского работника Все праздники |