Зачем? – не понял Аладьин. - Если вы понимаете, что произошло, то вы как честный человек должны обо всем телеграфировать Временному правительству и остаться при генерале Корнилове.
- Нет, я должен, - упёрся Филоненко, - лично доложить Савинкову.
- Бежите с корабля? – поинтересовался Завойко.
- При чём здесь это? – обиделся Филоненко. – Я останусь только в том случаи, если меня арестуют.
- Я вам, Максимилиан Максимилианович, - сказал Корнилов, - запрещаю куда-либо ехать.
- Тогда я считаю себя арестованным. Буду сидеть здесь в вашем кабинете и с места не сдвинусь!
- Сидите, - разрешил Корнилов, - вы мне не помешаете.
- Так что будем делать, Лавр Георгиевич? – спросил Завойко.
- Ждать, - ответил Корнилов. – Телеграмма это или ошибка, что-то перепутали, или телеграф захвачен большевиками.
- Тогда тем более Крымов должен идти на Петроград, - сказал Завойко.
- Так он и идёт, - сказал Аладьин. – А что если, Лавр Георгиевич, это действительно Керенский? Почему бы вам с ним не связаться?
- Тогда получается, что он меня просто вышвырнул, как щенка белогубого! – вскипел Корнилов. – Меня боевого генерала! Кто я и кто он! Нет, ждём. Хотя, впрочем, пусть Александр Сергеевич напишет телеграмму Керенскому. Посмотрим, что ответят. Василий Степанович, - обратился он к Завойко, - помогите ему.
И в полдень Керенскому ушла телеграмма за подписью Лукомского.
«Товарищу Керенскому. Остановить начавшееся с Вашего же одобрения дело невозможно и это поведет лишь к гражданской войне, окончательному разло-жению армии и позорному сепаратному миру, следствием коего, конечно, не будет закрепление завоеваний революции.Ради спасения России Вам необхо-димо идти с генералом Корниловым, а не смещать его. Смещение генерала Корнилова поведет за собой ужасы, которых Россия еще не переживала.Я лично не могу принять на себя ответственность за армию, хотя бы на короткое время, и не считаю возможным принимать должность от генерала Корнилова, ибо за этим последует взрыв в армии, который погубит Россию»
В это время в Петрограде, в этот тихий предосенний воскресный день в Зимнем дворце Керенский собрал частное собрание из бывших министров. Керенский прочитал свой текст обращения к населению. Не вы-спавшиеся бывшие министры слушали его в пол уха. Как обычно: много воды и никакой конкретики.
- В обращении не ясно за что отправлен в отставку генерал Корнилов, - сказал бывший министр финансов Некрасов.
- За мятеж и попытку свержения правительства, - ответил Керенский, - есть доказательства.
- Доказательства не убедительные, - возразил бывший министр юстиции Зарудный. – Но это ваше дело. Мы это подписывать всё равно не будем.
- Почему? – удивился Керенский.
- Мы же все в отставке, - напомнил Зарудный.
- Но я же просил вас пока исполнять свои обязанности, - не унимался Керенский.
- А мы и исполняем, - ответил Зарудный, - но подписывать такие бумаги не в нашей компетенции.
Все бывшие министры с ним согласились, и Керенскому пришлось покориться.
- Мы считаем, - сказал Терещенко, - что вам, Александр Фёдорович, надо всё же связаться со Ставкой. Может быть, вы всё не так поняли.
- Я с этим тёмным неграмотным казаком, наполовину киргизом, говорить, не намерен! – гордо заявил Керенский.
Керенский понял, что его гениальный план единоличного захвата власти рушиться на глазах: его никто не поддерживает.
- Хорошо, - согласился Терещенко, - пошлите к Корнилову Савинкова. Вы его ещё не уволили?
- Нет. Хорошо пошлю.
Савинков уехал в Могилёв. Собрание прервали.
В Могилёве Савинков сходу стал обвинять Корнилова в мятеже.
- Вы, Лавр Георгиевич, обещали мне поддержать меня и Керенского. А сами затеяли мятеж! И, говорят, намерены были нас списать в расход.
- Вы там в Петрограде грибов, что ли поганых объелись? Эта странная телеграмма от Керенского. Что происходит?
- Это я должен спросить: «Что происходит?» Зачем вы хотите сместить Александра Фёдоровича?
- Борис Викторович, я полный генерал, генерал от инфантерии, я умею только воевать и воевать не плохо, - в голосе Корнилова зазвучали железные нотки. - А вот управлять государством я не умею. Я не мыслю себе управление Россией без вас и Керенского. Подавить восстание большевиков я смогу. Я приказал расстрелять сотню дезертиров и выставить их труппы вдоль дороги и дезертирство в армии значительно сократилось. Но управлять государством… Я вновь повторяю, что мне интересы моей Родины, сохранение мощи армии дороже всего. Свою любовь к Родине я доказал много раз, рискуя собственной жизнью, и ни вам, ни остальным министрам правительства не приходится напоминать мне о долге перед Родиной. Решение о моей отставке, я уверен, навязана Александру Фёдоровичу изменниками и предателями Родины. Принять её, это как бежать с поля боя, самому стать дезертиром. Это позор! В полном сознании своей ответственности перед страной, перед историей и перед своей совестью, я твердо заявляю, что в грозный час, переживаемый нашей Родиной, я со своего поста не уйду.
Савинков как-то сразу успокоился, обмяк:
- Да, я думаю, всё происходящее это недоразумение и большая ошибка.
Савинков вместе с Филоненко вернулся в Петроград. В Зимнем дворце первого, кого он встретил, был бывший министр финансов Некрасов.
- Всё в порядке, Николай Виссарионович, - сказал ему, улыбаясь, Са-винков. - Корнилов никакого мятежа не поднимал.
- Поздно, Борис Викторович.
- Что поздно? – не понял Савинков.
- Всё поздно, - сказал Некрасов и протянул свежий, пахнущий типо-графской краской листок газеты «Известия».
Радиограмма А.Ф. Керенского с обращением к народу. 27 августа 1917 года
От министра-председателя.
26 августа генерал Корнилов прислал ко мне члена Государственной Думы Владимира Николаевича Львова с требованием передачи Временным правительством генералу Корнилову всей полноты гражданской и военной власти с тем, что им, по личному усмотрению, будет составлено новое правительство для управления страной.
Усматривая в предъявлении этого требования, обращённого в моём лице к Временному правительству, желание некоторых кругов русского общества воспользоваться тяжёлым положением государства для установления в стране государственного порядка, противоречащего завоеваниям революции, Временное правительство признало необходимым для меня принят скорый и решительные меры, дабы в корне пресечь все попытки посягнуть на верховную власть в государстве, на завоёванные революцией права граждан. Все необходимые меры к охране свободы и порядка в стране мною принимаются и о таковых мерах население своевременно будет поставлено в известность.
Вместе с тем приказываю:
1) Генералу Корнилову сдать должность Верховного главнокомандующего.
2) Объявить город Петроград и петроградский уезд на военном положении, распространив на него действие правил о местностях, объявленных состоящими на военном положении...
Призываю всех граждан к полному спокойствию и сохранению порядка, необходимого для спасения родины. Всех чинов армии и флота призываю к самоотверженному и спокойному исполнению своего долга - защиты родины от врага внешнего!
Министр-председатель, военный и морской министр А.Ф. Керенский.
Известия. 1917. 28 августа
Савинков ворвался в кабинет Керенского, размахивая газетой:
- Что это значить, Александр Фёдорович? Никакого мятежа нет!
- Это не важно, Борис Викторович. Я взял ответственность за судьбу России на себя.
- Но Корнилов не мыслит управлять Россией без меня и, главное, без вас, Александр Фёдорович!
- И, тем не менее, его войска идут на Петроград, - голос Керенского звучал холодно и безразлично.- Я разослал телеграммы, предписывающие любым путём задержать продвижение «корниловцев» к Петрограду. Вы со мной, Борис Викторович? Если со мной, то я прошу вас принять назначение военным генерал-губернатором Петрограда.
Все наполеоновские планы Савинкова рухнули в одночасье. Но теперь главное остаться у власти, рядом с властью, а там видно будет. Он согласился.
А опереться министру-председателю по-прежнему было не на кого. К нему в Зимний дворец явилась делегация от Союза казачьих войск с предложением стать посредниками в деле примирения его и Корнилова. С такими же предложениями высказались послы Англии, Италии и Франции. Ответ у Керенского был один: категорическое «нет».
«Нет» ответил и командующий Северным фронтом генерал Клембов-ский. Главнокомандующие Западным и Румынским фронтами выразили свою поддержку предложенной Корниловым программы по оздоровле-нию армии. Главнокомандующий Юго-Западным фронтом прислал теле-грамму следующего содержания:
"Я солдат и не привык играть в прятки. 16 июня на совещании с членами Вре-менного правительства я заявил, что целым рядом военных мероприятий оно разрушило, растлило армию и втоптало в грязь наши боевые знамена, и оставление свое на главнокомандующего я понял тогда, как осознание Временным правительством своего тяжкого греха перед Родиной и желание исправить со-деянное зло. Сегодня получил известие, что генерал Корнилов, предъявивший известное требование, могущее еще спасти страну и армию, смещается с поста верховного главнокомандующего. Видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны, считаю долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду. № 145. Деникин".
- Это чёрт знает что! – сказал Керенский, размахивая телеграммой. – Если это не мятеж - то, что это? Не пойдёт он! В тюрьму Деникин пойдёт! В тюрьму!
На частном заседании бывших министров Кокошкин предложил создать директорию с участием генерала Алексеева и наделить его всеми полномочиями главы правительства. Бывший министр иностранных дел Терещенко согласился с этим и сказал:
- Это дело надо ликвидировать так, чтобы обоих за штат отправить — и Керенского, и Корнилова, обе стороны удовлетворить взаимным жертвоприношением.
С этим согласился Некрасов, а за ним и все остальные бывшие министры.
На улицах Петрограда нижние чины стали отдавать честь офицерам, что не наблюдалось с февраля месяца.
Обыватели шептались между собой:
- Дикие горцы идут с Кавказских гор. Они не будут разбираться: кто левый, кто правый. Всех резать будут! Им бы только до грабежа до-браться!
Керенский остался в одиночестве. Он лежал на диване в своём кабинете и лихорадочно думал: что бы предпринять.
И придумал. Он вызвал к себе члена президиума Петроградского Совета меньшевика Церетели Ираклия Георгиевича.
- Меня покинули все, - с жалкой улыбкой сообщил ему Керенский. - Все!
Он отодвинул ящик письменного стола, достал оттуда револьвер и с глупой улыбкой приставил его к виску.
- Вы меня за этим вызвали, Александр Фёдорович? – с сильным акцентом спросил Церетели. – Зафиксировать факт вашего самоубийства? Или у вас есть другие более интересные предложения?
- Есть. Я хочу передать всю власть Советам, если я возглавлю эти Советы, и если вы сумеете остановить войска Корнилова, наступающие
