Он был невысок, коренаст и рыж, с круглым веснушчатым лицом…
Он был не только решителен, но и умен…
Его отличала страсть к наукам и интерес ко всему новому…
Он был умным, властным и энергичным… воспитанным в строгих и пу-
ританских нравах, он был необычайно хорош собой и харизматичен, привле-
кал внимание женщин и имел репутацию повесы и бабника, был высокий
темноволосый красавец с голубыми глазами, его не манили военные завое-
вания, он был просто эксцентричный, живущий в мире грез!
………………………………………………………………………………………
Имя его было Акакий Акакиевич!..
Вот, это начало… Гоголь!
Имя его было Акакий Акакиевич!
Акакия – мешочек с прахом, который носил в руке, напоказ своим под-данным, византийский император (смотрите, мол!), чтоб показать и его при-частность к тленности, бренности, преходящести, наконец! (не синонимы ли?), чтоб показать и его принадлежность ко всему земному.
Имя не искали в календаре, не листали, как сказано страницы, и не вы-искивали в Святцах; не выбирали из Часослова, Псалтыря или, ещё смешнее, из Евангелия или Ветхого завета; не советовались или, как говорит кума (сейчас о ней будет), «не справлялись» со знаками Зодиака или таинствен-ным влиянием на жизнь имярека драгоценных камней, ну, словом, никто и не думал о том, с каким-то именем ему будет легче, лучше, полезнее(й), а с ка-ким-то наоборот, бесполезнее(й) жить в этом «лучшем из миров». Ах, фило-соф Франсуа Мари Аруэ Вольтер, ах Гоголь, ах Николай Васильевич: «Ре-бёнка, - как там у Вас, - окрестили, причем он заплакал и сделал такую гри-масу, как будто бы предчувствовал что будет…»
Мать его…
Кто из соседских хлопцев наградил её счастьем?
Соседских хлопцев всех звали Иванами.
А раз так, то и он пусть будет Иван(ом)!
Так и получилось, и получилось, совсем как Акакий Акакиевич, только Иван Иванович, в отца .
― Хорош парень! Слишком хорош!.. он уж и умен, он уже гримаснича-ет…
Парень скривился, скорчил гримаску, и только кума (помните, мы обе-щали, что сейчас появится): „Он не проживет у вас долго“, - могла сделать такое непросторечивое заключение из, казалось бы, такой просторечивой предпосылки.
- Он не проживет у вас долго, взгляните только ему в глаза (это ещё то-гда, когда младенец видел всё вверх ногами), - он думает уж гораздо больше, чем ему следует!.. (это из другого романа, о нём ещё будет).
Детство! О-о-о, детство! О детстве ещё будет. Но, вы помните Акакия Акакиевича в детстве? Даже Николай Васильечу было не описать. Поэтому и начал он прямо с департамента. (ДЕПАРТАМЕНТ по Гоголю!) А департа-мент – это, в некоторой степени, объемлющая слякоть, - хочешь ты или не-хочешь - проникает в тебя: как злоба, скажем, или невежество, дай только слабину и вот уже сам, как свинья под дубом или как «Моська, - которая, - знать она сильна».
«Но опасно даже звездным глазам слишком пристально всматривать-ся в чужую злобу. Вытащишь ее на свет, а она уже не отстает: вцепится, въестся в тебя, вползет тебе под кожу. Прилипчиво зло» .
