охочий. Он?!
– Да… – то ли прохрипел, то ли прошипел Иван и опустился на другую лавку, ноги отказали. – А ты, вы…, откуда его знаете?
– А чтобы это я брата своего родного не знал? – усмехнулся Черномор.
– Как брата?!
– Так брата. Брат он мне родный. Вот только непутёвым уродился, как по характеру, так и по поведению. Давай–ка, Иван Премудрый, – Черномор хмыкнул. – рассказывай, как оно всё началось и происходило, и чего на самом деле мой братец опять надумал учудить?
А это...? – глядя на этого Черномора Иван изобразил рукой в воздухе непонятной конструкции фигуру.
– Ростом непохожие? – спросил Черномор. – Так это он сам виноват. В роду нашем все мужики здоровые и статные, типа меня. Вот и Ванька, хм, даже зовут как тебя. Так вот, Ванька поначалу тоже вымахал будь здоров – красавец красавцем. А потом с нечистой снюхался, подличать начал. Вот и измельчал, весь в бороду ушел. – вздохнул Черномор. – И ты, если подличать не перестанешь, в пигмею превратишься. Знаешь кто такие пигмеи?
– Знаю, – пробурчал Иван. – чай не зря в университории обучался.
– Ну и дурак! – усмехнулся Черномор.
– Это почему?!
– Да потому, что в университории этом обучался. В жизни, среди добрых людей надо обучаться, а не в этом, прости Господи…
***
А вы в такой ситуации, что сделали бы? Вот и Иван лучше ничего не придумал, как начал рассказывать всё, с самого начала и без утайки. Всё равно этот дознается, тогда только хуже будет, а так, глядишь, уцелеть получится, братья всё–таки.
Сами понимаете, читали, вот это всё Иван Черномору и начал пересказывать, ну то, что про него написано. Всё равно длинным рассказ получился, и, как показалось самому Ивану, грустным.
Ну а пока он рассказывал, дружина Черноморова, так сказать, прошлась по княжескому терему и прилегающих к нему строениям с целью наведения порядка. И ещё одна цель была – Матрёна Марковна. Её, голубушку, отыскали довольно–таки быстро, да и что её было искать, у любого дворового спроси, скажет. Так что, покуда Черномор был занят, жизнь Иванову выслушивал, заперли её в тех же самых покоях и караул приставили, для порядка.
Надо сказать, прислуга дворовая и придворные там всякие разные вели себя тихо, не буянили. То ли понимали, пришло им избавление от лютости и тиранства Иванова, хотя никаких особых лютостей и тиранств не было, то ли понимали, бесполезно возмущаться.
Единственные, кто разволновался, не иначе горячая северная кровь взыграла, послы северные за мечи похватались, но это скорее по привычке. Послам объяснили, что для них нет никакой нужды беспокоиться и уж тем более переживать. Что, мол, господа послы пусть и дальше пьют, едят и девок тискают. Час, для их посольской работы предопределённый, скоро настанет и они работу свою нелёгкую выполнят. А ещё лучше, пусть отправляются назад, в свои северные королевства. Туда, откуда приехали.
Так что никакого шума, скандала не было и дружина, хоть и внимательно наблюдая за вокруг происходящим, расположилась в тенёчке на отдых. Только расселись, вот ведь определила же как–то, к заместителю Черномора подошла тётка:
– Здрав будь Блестящий.
– Почему блестящий? удивился помощник.
– А потому что доспехи твои так на солнце блестят, что аж глазам больно. Ты смотри, девки у нас бедовые, ахнуть не успеешь, как на сеновале окажешься.
– Ну это вряд ли. – сказал помощник, а сам подумал: «Было бы неплохо, но не сейчас», а вслух сказал. – Меня Алексеем зовут. А тебя как звать–величать добрая женщина?
– Тёткой Анфисой народ кличет. Вот что, Алексей, слово мне надо тебе сказать, чтобы посторонние уши не услыхали.
– Ну что ж, если надо, так говори. Пойдём вон туда. – и показал на лавочку подле какого–то дома.
– Я так поняла, – присев на лавочку начала тётка Анфиса. – вы по Иванову, его Премудрую душу приехали?
– Правильно поняла. Алексей присел рядом. Не так что–то? Давай, тётка Анфиса, рассказывай.
Правды ради надо сказать, что на самом деле тётка Анфиса представляла из себя вполне симпатичную на лицо и очень привлекательную на фигуру и всё прочее женщину лет сорока пяти, ну может быть пятидесяти:
– Я тебе вот что скажу. – начала тётка Анфиса. – Видела послицу, что от царя Салтана приехала, вы под замок посадили…
– Ну посадили. – кивнул Алексей. – А что, не надо было?
– Да мне всё равно. Да вы её хоть вместо каши слопайте.
– Ну, тётка Анфиса, мы не кровожадные. Ладно, говори дело.
– Тут, акромя неё, ну и этих, которые как журавли ходят…
– Северные послы, что ли?
– Да, они. – тётка Анфиса затеребила край фартука, волноваться начала видать. – Тут ещё люди чужие имеются.
– Какие такие люди? А ну, рассказывай давай.
***
– Сама–то я рождением тутошняя. – издалека начала свой рассказ тётка Анфиса. – Родилась прямо тут. – тётка Анфиса кивнула куда–то в сторону всяких разных домов и домиков, сараев, да амбаров, которых, как известно, вокруг любого княжеского терема видимо–невидимо. Тут родилась, тут и помирать буду.
– Ну, тётка Анфиса, – глядя на неё, усмехнулся Алексей. – ты что–то торопишься. Мне что–то там про сеновал говорила, так тебе самой оттуда слезать противопоказано.
У раскочегаренной печки хоть раз заслонку открывали? Во! Точь в точь таким же жаром пахнуло на Алексея от взгляда тётки Анфисы.
«Э, тётка. – Алексей чуть было не отшатнулся это этого самого жара. – Уж не себя ли ты имела ввиду, когда говорила про бедовых девок?»
– Глупости это и баловство. – тем не менее покраснев, ответила тётка Анфиса. – Да и некогда мне. Я про дело, а тебя всё на срамное тянет. Вот что значит молодость. Эх!
– Ладно. Тогда дело и говори. – строго сказал Алексей, а то и правда, разговор этот ещё неизвестно чем мог бы закончится, хоть и известно где.
– А я и говорю, это ты меня смущаешь. Слушай давай. Есть у нас тут двое чужаков: Емеля, парень ещё, молодой, на печке приехал и баба одна, Матрёнихой зовут.
– Как это на печке? – удивился Алексей. – А не врёшь?
– Я никогда не вру! – чуть ли не закричала тётка Анфиса. – Ты поди, у людей спроси, тебе каждый скажет. Я встаю, темно и ложусь, темно, а ты меня во вранье обвиняешь! Не хочешь слушать, не слушай! Я вот к твоему главному пойду и всё ему расскажу, и про тебя всё расскажу!
– Про меня–то что? – опешил Алексей.
– Тогда сиди, слушай, и не перебивай. – не иначе, установив своё старшинство в разговоре тётка Анфиса успокоилась и продолжила. – Емеля, ну что Емеля? Жрёт много, спит ещё больше, а так, обиды от него никакой нет. Как приехал он на печке–то своей, сказывал потом, мол князь на службу позвал, завёз печку ту вон в тот сарай, – тётка Анфиса показала рукой на какой-то сарай. – так в нём и живёт. Что он там делает никто не знает, а у нас знаешь какой народ? Хотя врёт Емеля, Тимофеевы ватажники его сопровождали и за ним доглядывали, значит не сам, не по своей воле. Да ещё бочку какую–то здоровенную привёз. Странная она какая–то эта бочка.
– Что за ватажники?
– Говорю же, не перебивай! Потом скажу.
Алексей кивнул, причём сделал это так, как будто то, о чём сейчас рассказывает тётка Анфиса ему давным–давно известно.
– Емеля он что, – продолжала тётка Анфиса. – он нажрётся, до сих пор удивляюсь как не лопнул, и в сараюху свою. Да, девку тут одну, Варьку, под себя затащил, вот тебе и весь Емеля.
– Ну и зачем ты мне всё это рассказываешь?
– А ты слушай, слушай. Я тебе лжи–неправды во век не скажу.
– Причём здесь тогда твой Емеля?
– Дался тебе этот Емеля! – сейчас от тётки Анфисы тоже исходил жар, как от той натопленной печки, только жар другого свойства. То был жар рассерженной женщины, которую не понимают. Якобы она битый час втолковывает, вталдыкивает, а этот сидит и ничегошеньки не понимает. – Я тебе про Матрёниху толкую, а ты, как чурбан стоеросовый. – продолжала кипеть тётка Анфиса.
– Ну так рассказывай, я слушаю. – даже дурак догадается, а Алексей дураком не был, что сейчас возражать тётке Анфисе бесполезно, даже опасно.
– Вот сиди и слушай. – верховодный статус тётки Анфисы был подтвержден и она продолжила. – Матрёниха эта, Аленой зовут…
– Тоже на печке приехала?
– Нет, эта пешком пришла. – Анфиса не заметила иронии Алексея.– Сама пришла. Бабы говорили, в городе князю, ну, Ивану нашему, Премудрому, под ноги его коня бросилась.
На этот раз Алексей слушал и не перебивал, и не потому, что вдруг понял, рассказ, тёткой Анфисой рассказываемый уж очень важный, а потому что она уже изрядно ему надоела своей манерой изложения, или как там, по правильному.
– Поселили её в людской – не велика барыня. – теперь весь пыл–жар, ну, от той, якобы печки, переместился в глаза тётки Анфисы. Электрическую сварку видели? Почти тоже самое. – Так она, стерва, сразу себе лучшее место прямо–таки отвоевала, такой скандал закатила, ужас! Правда, бабы потом слегка бока–то ей намяли, но молодец, жаловаться не побежала. И тоже…
– Что тоже? – Алексею окончательно и бесповоротно надоела эта тётка. – Тоже много ест?
– Да ну тебя! – обиделась, и прямо зашипела тётка Анфиса, как будто в печку ту воды плеснули, пар пошёл. – Я тебе дело говорю, а ты издеваешься! – вода сделала своё дело, жар исчез, один пар остался. – Целыми днями ничего не делает, к работе никакой не приставлена. Только и делает, что везде нос свой суёт: всё выспрашивает, а потом пересказывает, да так перевирает, что впору диву даваться. А к чему оно всё, тоже неведомо. И князь, уж коль она говорит, что на службу поступила, к себе не вызывает, приказов никаких ей не даёт. Странно? А ты говоришь… Там ещё есть, ну, грехи за ней, так, по мелочи.
– Какие такие грехи? А ну рассказывай давай.
– Понимаешь, – на этот раз тётка Анфиса взглянула на Алексея с какой-то едва понятной тоской. – мужиков наших начала смущать. А что? День–деньской делать ничего не делает, знамо, на срамное, да на сеновал потянет. А мужики, что мужики? Кобели, они и есть кобели, им только одно в этой жизни и надо. Вот она и старается.
– И что, многих, как ты говоришь, эта Алёна Матрёниха смутила?
Вот теперь всё стало на свои места, во всяком случае для Алексея. Молодец тётка Анфиса, сама всю эту интригу затеяла, загадку загадала, сама на неё и отгадку рассказала. Только откровенный дурак думает по другому. Не откровенный же или вообще, умный человек уверен, что во всех мирах и вселенных, которые только существуют нет более опасного и более готового на всё существа, чем женщина, когда на её пути встала другая женщина. Это когда та, которая встала, мужика увести пытается. Не верите? Или сами попробуйте встаньте, ну а те, кто не женщины, превратитесь в женщину и тоже попробуйте, встаньте, сами убедитесь. Только чур, я здесь не причём.
– Нет, немногих. Она только собирается, ну, многих…
А теперь так вообще, понятнее не бывает, видать на тётки Анфисы мужика эта самая Матрёниха глаз свой сеновальский положила, вот в шпионку и превратилась.
– Хорошо, тётка Анфиса. – насколько можно серьёзно сказал Алексей. – Разберёмся мы с этой Матрёнихой.
Пар, что от воды да на ясный огонь, моментально куда–то делся и в глазах тётки Анфисы загорелась искорка, готовая по–новой растопить ту самую печку, на всю растопить.
– Ты обещала про Тимофея какого–то рассказать.
– Ах да! – словно опомнилась тётка Анфиса.– Ну что могу сказать? Не знаю куда они
