— бац! — меня просто сметает Фёдорыч! Ну, думаю, пожар, не иначе, и соображаю, что мне спасать в первую очередь, комбинезон свой или студентов? А Фёдорыч утыкается носом в стекло и взвывает!
— Понятно, — зеваю я, — я знаю, что он там увидел. Сколько за бортом?
— Тридцать девять.
— И что там наш комиссар делает?
— Да ничего. Дышит на стекло, пытается температуру поднять!
— Ну пусть себе дышит, лишь бы не громко, — пробубнил я, проваливаясь в дрёму.
Но разве вы мне поверите, что всё так славно и завершилось?! Только наивный новорождённый, знакомый с жизнью вторые сутки, смог бы так подумать!
Фёдорыч, и так энергичный более, чем это определено природой, превратился в суперэнерджайзера! Он что-то вскрикивал, перемежая слова нецензурные, но понятные, фразами неясными и нецензурными до такой степени, что даже подумать о них — грех первой звёздной величины! Сонливость моя давно уступила место восхищению. Я чётко представлял нашего ветерана — его взъерошенные шевелюру и бородку, очки, ежесекундно перемещавшиеся с носа в кармашек жилетки и обратно, и наслаждался этой картиной! Очень зримо видел я, как Фёдорыч, уткнувшись носом в стекло, орёт на ни в чём не повинный термометр, награждая его живописными, виртуозно произнесёнными эпитетами!
Но разве мог самый опытный полевик не поделиться с нами всей своей восторженной бодростью?!
Да, он пришёл, вернее, примчал, и принялся трясти всех поочерёдно, сообщая, как нечто сенсационное:
— С…, ….ь! На улице сорок! Вставайте, посмотрите!
Если я скажу, что все были рады, просто счастливы от этих пробуждений, вы же мне поверите? Нет? Странно!
А Фёдорыч вдруг выдал экспромт:
— Но ничего. Вы собирайтесь, садитесь в машину и ждите. Как только потеплеет, сразу в поле!
— Нет, Фёдорыч, мы сделаем по-другому, — предложил я, — ты давай, садись к окошку, и следи за температурой. Свистнешь нам, когда на улице закапает!
— Только не перепутай, Фёдорыч, — донёсся приглушённый спальником голос Серёги, — разбудишь нас, когда закапает на улице, а не в другом месте!
Дни ползли, морозы крепчали.
Фёдорыч уехал восвояси, в смысле, в другие бригады, ведь не могли же мы одни получать все прелести и сюрпризы от общения и руководства замечательного полевика!
Так же смотали от нас и половина работников. Одни из них не оправдали высокого доверия, пойдя в незапланированный и буйный разнос. Другие же, вместо того, чтобы этот разнос укротить, сами приняли в нём участие, и, в связи с этим, высшим руководством было решено повысить их квалификацию путём отзыва в Питер и более детального обучения необходимым навыкам!
Накануне отъезда Фёдорыч решил нанести визит нашим коллегам, или, если правильнее, конкурентам, для которых мы и делали незамысловатую работу.
— Да я им и рта раскрыть не дам, покажу их место! — горячился Фёдорыч, когда я ему рассказал о прошлом визите к конкурентам, который меня очень расстроил своей холодностью. — Пусть только вякнут — я в Ухте на них всех натравлю!
Я, конечно, не знал, кого может натравить Фёдорыч на коллег-конкурентов, но не сомневался в том, что уж он-то с ними поговорит так, что они поймут: лучше на всё соглашаться, чем спорить с этим настырным дядей!
Фёдорыч лихо распахнул двери дома, где жили коллеги, и по-хозяйски вошёл внутрь.
— Эй, где тут у вас самый главный?! — рыкнул он грозно, оглядывая неказистую обстановку помещения.
— А ты кто такой? — поднял голову бородатый мужик, сидевший за столом и лопавший тушёнку прямо из банки.
— Я — Фёдорыч! — это прозвучало так же, как в начале двадцатого века — мы, Николай второй!..
Но, увы, тут, в этом обшарпанном временем и бесхозностью домишке, про великого полевика никто не знал! Более того, нашёлся даже тип, поддевший его:
— А я — Кириллыч!
Но Фёдорыча так легко сбить с настроя невозможно:
— Ну и хрен с тобой, что ты Кириллыч, да хоть будь Мудилыч! Главный где, спрашиваю?!
Из дальней комнатки вышел мужик, и я сразу узнал его. Это и был начальник наших конкурентов.
Увидев меня, он кивнул, правда, не очень приветливо, и я этот кивок решил проигнорировать.
— Что, пришли отчитаться о проделанной работе? — с явным ехидством процедил мужик сквозь зубы.
— Я отчитываюсь только перед своим руководством! — гордо отрезал Фёдорыч, и без приглашения уселся в старенькое ободранное кресло.
— Какого хрена вы на наш участок влезли?! — жёстко и без излишних церемоний наехал наш босс на босса конкурентов.
— Это что ещё за ваш участок? — очки конкурента проворно полезли на лоб, словно у них имелись маленькие гусеницы, как на нашем славном тырчике.
— Я сам, лично, застолбил этот кусок, а вы там уже профили распиливаете! Да вам туда даже заходить было запрещено!
— Что-о? Да вы вообще ни хрена не делаете, да и не нужны тут вовсе! — очки конкурента шмякнулись на нос, видно, гусеницы его очков были без шипов.
— А вы делаете!
— Делаем!
— Хернёй вы занимаетесь! Делают они!!
Я прислонился спиной к стене и с любопытством ждал дальнейшего развития сюжета. И, в силу своей дурацкой способности придумывать различные варианты событий, я уже разматывал интригу. У меня здорово всё получалось. Наш босс легко и непринуждённо заклёвывает босса конкурента логичностью и страстностью доводов, а так же великолепием и красочностью матерных эпитетов. И конкурент, признавая свои ошибки, предлагает выпить мировую чашу!
Но в этот день, видимо, соображалка и вооброжалка мои работали не в том направлении!
— Знаете что? — предложил вдруг конкурент, — идите-ка отсюда!
Я замер, ясно представляя, как наш гордый Фёдорыч сейчас смачно и виртуозно обрисует то прекрасное горячее место, куда необходимо отправиться шефу конкурентов вместе со своим подчинёнными и всей фирмой в целом, но…
Фёдорыч медленно поднялся с кресла, грустно посмотрел на визави и махнул мне рукой:
— Пошли, Серёга.
И мы вышли. Я залез в машину, и Костик спросил:
— Ну что, кто победил?
Я лишь пожал плечами и неуверенно предположил:
— Кажется, ничья!
Последние два дня мы рвали и метали! Километры трассы натужно наматывались на пильные цепи и выплёвывались струями жёлтых, пахучих опилок. За нами оставались пеньки и завалы, и это вызывало чувства не только гордые, но и горькие — столько зелёных друзей попилено нами! Эх, мы, варвары!
Даже рубочная бригада Сани выдавала рекорды — они и до этого проходили километра по полтора, а теперь выдали аж два! Правда, и мы поднажали и преодолели планку в два с половиной!
Нужно всё же отметить, чтобы наши подвиги не казались сверхгеройством, что лес в этих местах был не в пример веселее того, что мучил нас вначале. И придурку ясно, что пилиться через сосняки, перемежавшиеся болотными плешинами, гораздо проще, нежели через сплошной и густой ельник!
И вот, в солнечный и морозный денёк, обласкавший наши уставшие тела и измученные души радостным светом, полевые работы были закончены.
— Ну что, Серёга, мы сегодня собираемся, а завтра переезжаем в деревню, готовим машину и сваливаем? — логично и рассудительно обрисовал дальнейший план событий Петрович.
Я лишь кивнул:
— Конечно. Главное, не торопитесь, проверьте всё досконально, ведь вам ехать больше полутора тысяч километров — не дай Бог, что-то откажет, и придётся ковыряться на морозе!
— Проверим, а как же! — уверенно заявил Сашка.
Но что-то меня покоробило в этой уверенности. Да нет, что могло случиться, ведь всё идёт так, как нужно!
Оно случилось уже вечером, и имело обличие Фёдорыча!
— Так, я доложил шефу, что машина выйдет завтра утром! — лихо обрубил он все наши благоразумные перспективы.
— Фёдорыч, но она же больше месяца стояла бездвижно на морозах! Мало ли что могло случиться! Ведь в пути не тебе придётся под ней валяться! — попытался я воззвать к здравому смыслу.
Но, вероятно, здравый смысл был до зарезу необходим в Чикшино, откуда наш комиссар сейчас прибыл, и там остался весь, до последней капельки!
— Я сказал, завтра утром!
Рано утром приехали довольные Петрович и Сашка, рассчитывающие неспешно сделать профилактику автомобилю, потом вымыться в баньке, и, после всего этого, усесться в прогретую кабину «зилка» и поехать к Питеру, полностью уверенными в конечном исходе предприятия!
Нет, не любители они экстрима и чудных сюрпризов! Как было неприятно смотреть на их ещё недавно счастливые физиономии, в мгновение ока превратившиеся в недовольные гримасы, когда они услышали и осознали прекрасную реальность!
Через два часа машина была под парами, а Петрович с Сашкой наскоро хлебали супчик, торопясь и обжигаясь, потому что над ними нависал грузный круп грозного Фёдорыча:
— Ну давайте быстрее, мы же опаздываем!
В конце концов, Петрович не выдержал и бросил ложку на пол:
— Да пропади всё оно пропадом! Поехали, Саня! Да не могу я так есть, лучше с голоду сдохнуть!
— Поехали, — согласно мотнул головой верный друг, запихивая в карман шоколадку.
Но разве Фёдорыч мог позволить расслабиться сладкой парочке?! Было бы верхом несправедливости, если б они вот так и поехали, полностью свободные и независимые! И Фёдорыч решил:
— Хрен с ним, была не была! Я поеду с вами! До Ухты или до Сосногорска.
Петрович грустно вздохнул и понурил голову, но Сашка его в этом не поддержал и едва слышно проговорил:
— Петрович, так ведь только до Сосногорска! Это же всего четыре часа, вытерпим!
И они поехали, но, как потом оказалось, в изощрённом уме самого опытного полевика уже зрели гениальные идеи! Он не вылез в Сосногорске, и поехал дальше! Четырнадцать часов показались долгими веками адских мучений не только для двоих чудных шоферов, но и для самого Фёдорыча! Он не один десяток раз пожалел о совершённой глупости, но исправить ничего было нельзя. Так и ехал он до Котласа, не давая подремать водилам, и едва не отморозив себе ноги.
Я не сомневаюсь, что прекрасная зеленоглазка постоянно сопровождала несчастных путешественников, но не могли они её увидеть, ведь она являлась воочию только мне! Эх, какого восхитительного зрелища они были лишены!!!
Да, пацаны вкусили настоящий острый экстрим! Да за него и жизнь отдать не жалко! Но не свою, а чью-то. Сами догадаетесь или намекнуть?!
Все данные нашей работы были отосланы в офис, и теперь только от мудрого Эдуардыча зависело, сколько ещё нам зависать в этом Висе! Нас оставалось всего четверо — я, Серёга, Мишка и Саня, наш неунывающий юный талант!
Эдуардыч проявил себя очень быстро. Он начал выдавать нам информацию о недочётах. Это было вполне нормально, ведь невозможно всё сделать идеально, без единой помарки. Но вот то, как главный инженер преподносил это, заслуживает особых, добрых слов!
Вот я бы, например, сделал так. Проверил бы все материалы, составил список нужных исправлений и отправил его для работы. Но я простой, обычный человек, не имеющий ни инженерного образования, ни инженерной смётки! А инженер — это изобретатель! Он должен выискивать самые непростые пути в завалах трепещущих проблем! И Эдуардыч в этом был силён.
Он, проверяя наши материалы, натыкался на какую-то нестыковку и тут же звонил нам:
— Вот на этой линии у вас высотка вылетела, нужно перенаблюдать!
