Выступить открыто против ослабевающего, но всё еще мощного арабского владычества, и провести параллели между неарийцами – арабами и арийцами – иранцами, было опасно для жизни. При этом идея провести такую же параллель между неарийцами - тюрками, молодыми и воинственными, но все еще не очень опасными противниками, могла быть поощрена и саманидскими властителями.
Тем более, что не лишено вероятности, что после победы ислама тюрки были действительно отождествлены с более ранними турами (Шг), поскольку в наименовании Turk, можно видеть форму множественного числа tur-k, где tur — обозначение какого-то тотема пратюрков Центральной Азии. Тогда тюркское Tur-k было бы равно по значению иранскому Tur-аn, по форме также множественное число.
Сами тюрки культивировали легенды про Афрасиаба как тюркского героя, после того, как они вступили в контакт с иранцами, и хорошо ознакомились с иранской культурной традицией.
Вот так из безграмотной и, на первый взгляд, безобидной, «фигуры речи», термины «Туран» и «Иран» в паре приобретают мощный геополитический импульс. И это уже не только «первородство» Турции среди тюркоязычных народов, народностей, государств и отдельных субъектов других государств. Это и мощный геополитический фактор в борьбе за «первородство» с самим Ираном.
Это, в первую очередь, возможность распространить историю могущественной государственности тюркских народов как минимум на 3 – 3.5 тысячелетия вглубь истории.
И, во вторую очередь, – исламский фактор. Если большинство тюркоязычных субъектов – это суннитский мир, то Иран – это самая мощная шиитское государство, лидер шиитского мира. А значит Турция может, как правопреемница Турана, выступить уже гегемоном всего исламского мира, а не только его суннитской части.
***
