знала, как это всё делается. Но если бы она сама всё это обустраивала, то оно как бы самодеятельностью с её стороны выглядело, а тут сам царь Салтан этого желает, а значит во время того разговора как бы за спиной Матрениной стоять будет, а это вам не гость семечек.
– Знаю, что состоится. Ему деваться больше некуда, поддержка ему нужна, а я для него и есть самая надёжная поддержка, остальные жидковато выглядят.
Намекни ему, тонко намекни, ты умеешь, что, мол, царь Салтан прекрасно осведомлён о его настоящем происхождении. И что соседние с ним государи хотят войной на него идти. Скажи ему, так и скажи, что без дружбы со мной и моей помощи ему в той войне не выстоять, так что пусть думает. Ну а если будет нос задирать, тогда скажи ему: гонец ко мне от его князя–батюшки с тайной грамотой прибыл. Предлагает князь–батюшка на него и на княжество вместе войной идти: завоевать и поделить то княжество, а самого Ивана без порток на все четыре стороны пустить. Да, скажи перед этим, князь–батюшка предлагает отлупить его как следует, а потом уже на все четыре стороны отпускать.
А самое главное, это уже после разговора о дружбе и союзе, скажи ему: пусть отряжает своих разбойников с тем, чтобы они всё княжество носом перепахали, но отыскали молодую женщину знатного происхождения, а при ней грудного ребёнка, мальчика. Поняла?!
– Поняла, царь мой батюшка, всё поняла, всё исполню, не изволь беспокоиться. – на этот раз Матрёна Марковна кланялась искренне и откровенно.
– Вот и хорошо, что поняла. Ступай.
– Царь батюшка, покуда я буду с посольством ездить, пойдём в лупанарий. Облегчи ты себе душу и сердце, ей Богу, смотреть на тебя, страдающего, невозможно!
– Отстань ты со своим лупанареием! Сказано: не пойду, значит не пойду. – но видать, хоть медленно, но верно, Матрена Марковна своего добивалась и похоже, почти добилась. Царь Салтан немного подумал, а потом, у Матрёны внутри аж что–то ёкнуло. – Если не найдёшь и не привезёшь Царицу с царевичем, тогда пойду в твой лупанарий. Всё, иди!
***
– Матушка, а что это за лупанарий такой?
– Не знаю, сынок, ой не знаю. Наверняка ничего хорошего. Она, Матрена, она вокруг меня всё увивалась, противная такая. Ой, чует моё сердце, она, сыночек, нас с тобой в ту бочку и поместила.
А было так: едва царевич Гвидон прошептал заветные слава, Щукой подаренные: «По Щучьему велению, по моему хотению...», ну и так далее, просьбу свою обозначил, сразу же посреди избы как будто целлофан натянули, тонкий такой, которым в магазинах продукты обёртывают, знаете? Царица даже удивиться не успела, как на том целлофане, или чем оно было на самом деле, всё происходившее в горнице царя Салтана и появилось, цветное и со звуком.
Царевич смотрел, ну не то чтобы с удивлением, хотя и это присутствовало, ведь он батюшку своего, царя Салтана, первый раз видел. То, что происходило там и о чём царь Салтан говорил с Матрёной Марковной, царевич Гвидон если и воспринимал, то не очень. Единственное, что он понял более–менее отчётливо – Матрена собирается ехать с посольством к местному князю. Сами понимаете, кто таков местный князь царевич не знал и не ведал, да и откуда ему ведать, если он ни с кем почитай не разговаривал и не только о князе, а и вообще. И ещё он понял, что ему надо будет как–то добраться до стольного города, увидеться и поговорить с этой Матрёной Марковной, объяснить всё, и вместе с ней домой отправится, когда она дела свои посольские закончит.
Само–собой царевич Гвидон решил ничего не говорить об этом как матушке, так и вообще всем, а то начнётся! Матушка, та отговаривать будет или того хуже, причитать да охать начнёт, мол, опасно это и всё такое… Что по этому поводу скажут Старик со Старухой, царевич не знал и представить себе не мог, но был уверен, тоже ничего хорошего. Можно было конечно поговорить со Щукой, посоветоваться. Царевич было и решил так сделать, но вспомнил, что при нём завсегда помощь от Щуки имеется, а если она при нём, к чему тогда какие–то разговоры? Так что, ну получается так: решил царевич Гвидон матушке ещё один сюрприз устроить, но на этот раз не игрушечный, в виде кина, а самый настоящий – домой отправиться. Если уж при помощи Щукиного волшебства, думал царевич Гвидон, сюрприз удался и Царица этому сюрпризу обрадовалась, то как она обрадуется, когда царевич скажет ей, что корабль готов, и что пора домой, а то загостились.
А Царица, когда увидела всё это, как бы в воздухе показываемое, сначала охнула и даже на лавку присела. В груди сразу же что–то закололо и перед глазами как будто бы дыму или туману напустили, видно стало плохо. Но потом, потихонечку, Царица взяла себя в руки: уж больно ей хотелось посмотреть, что там у супруга её и с самим супругом происходит, и нервное её состояние этому только мешает.
Царица не очень–то понимала, о чем там царь Салтан с Матрёной разговаривал. Самое главное, что увидела Царица, сразу же увидела – печалится царь Салтан, по ней печалится, да так сильно, что с лица весь спал и постарел как бы. Похудел сильно, Царица это тоже заметила, а на лице, так вообще одни глаза остались. Ну а когда Матрена начала якобы переживать насчёт печалей царя Салтана, Царица была уверена, что та притворялась, у неё, у Царицы, как будто ангелы, да все сразу, босиком по душе начали бегать. И хоть и старалась она не расплакаться, всё равно слёзы сами по себе из глаз течь начали, да так, что смотреть на происходящее мешали, фартуком пришлось вытирать.
Ну а когда царь Салтан сказал Матрёне, чтобы та Царицу с царевичем посредством каких–то разбойников искала, Царица чуть было вообще с лавки не упала, от счастья разумеется. На то, что разбойники те будут искать женщину с грудным ребёнком, Царица не обратила никакого внимания, она даже не подумала, что царевич Гвидон от грудничка очень даже сильно отличается. Самым главным для неё было то, что не забыл царь Салтан, любит и печалится, скучает, и что ищет её. Всё остальное, как он считала – мелочи с пустяками.
