Жили-были два старых престарых башмака. Они были так изношены, что даже совсем потеряли цвет и блеск. А хозяином их был одинокий немолодой человек, который надевал их на каждый случай. Ну, просто не было у него других башмаков, и всё тут. Они были до того старыми, что почти забыли свою настоящую фамилию, а назывались просто и незамысловато – Левый и Правый. К хозяину они относились по-разному. Правый просто таки его ненавидел, потому что хозяин имел на правой пятке сухую мозоль, и всё время в этом месте что-нибудь подкладывал, подталкивал. Ой, как противно это было, всё время что-то упиралось в задник. И башмак изо всех сил давил на это больное для хозяина место. Так сильно давил, что образовалась даже вмятина, но не на пятке, как мечтал башмак, а на его же заднике. Вот такая незадача. А Левый был своей жизнью вполне доволен. Он по характеру был вообще более покладистый. Если бы ещё новый шнурок... Ну а нет, так и не надо, всё равно хорошо!
Целыми днями они оба были заняты. Не выпадало ни одной свободной минуты. Им не удавалось просто постоять рядом, потому что хозяин всё время куда-то ходил, а если стоял или садился, то имел отвратительную привычку либо широко расставлять ноги, причём обязательно пришлёпывая носком правой ноги, отчего неудобство в заднике от мозоли становилось просто нестерпимым, либо, садясь, класть ногу на ногу, так что башмаки опять же оказывались друг от друга очень далеко и никак не могли перекинуться хоть словечком. От такой жизни они ужасно уставали, и, придя домой вечером, не могли уже говорить. Только иногда, в редкие дни, когда хозяин оставался дома, они болтали о том о сём стоя в шкафу в прихожей, где так вкусно пахло сапожным кремом, которым хозяин никогда не пользовался. Правый, вечно недовольный, ворчал по-стариковски: - Ой, как болит спина (он имел в виду задник)! Эта скотина (о хозяине) хоть бы раз в жизни поставил меня под батарею, погреть старые бока... - Почему только тебя, ты что особенный или заслуженный? – посмеивался привычно Левый, а Правый, пошуршав шнурком и потянувшись всем своим старым натруженным телом продолжал: - Хочу заметить тебе, что хотя мы и близкие родственники, однако родовой знак стоит у меня на правом боку, а не у тебя.Вообще ты даже никогда и не вспоминаешь, что мы принадлежим к богатому и очень знатному роду «Adidas»! -Ой, опять ты завёл эту струю песню. Ну помню я, помню, да что в этом проку?- вечное нытьё брата действовало на нервы. - О, Пресвятое Голенище! И ведь с кем рядом приходится стоять, это же просто скандал! Мы не какие-нибудь рабочие башмаки или домашние тапочки. Мы -–кроссовки, а это дворянское звание. По знатности с нами могут сравниться только римские сандалии или мушкетёрские ботфорты, Царство им Небесное! - Ну ты и загнул, Правый. Наши-то предки небось помоложе были! – Левому не хотелось ввязываться в спор, но молчать тоже было скучно. - Вот уж поистине – «В семье не без урода!» Нет в тебе нашей дворянской гордости. А я как вспомню детство, аж в носке щипать начинает... Ведь как нежно нас настоящей замшей обшивали, какой пароллончик в задник подкладывали, а подошва, а шнурочки... А какое будущее прочили! Кстати, кузены наши в сборную попали, на Олимпийские игры, а мы!.. Ах, Пресвятое Голенище, за что наказываешь так сурово!.. – он всё бормотал, всё поскрипывал слегка надтреснутой подошвой, а Левый думал о своём. Из всех детских воспоминаний ясно у него сохранилось лишь одно – блестящая бело-синяя картонная коробка с их родовым гербом на крышке. Там было уютно и тепло, а пахло как великолепно – хорошей кожей и свежим клеем – самые благородные обувные запахи. Ещё ему вспомнилось, как они стояли на витрине рядом с миленькими голубыми кроссовочками из рода «Nike». Ах, все они были в то время так молоды и красивы! Правда этот несносный Правый и тогда был вечно недоволен -–то «Nike» не устраивали его знатностью («Из новых, нахальные»), то «Puma» были чем-то плохи... А вот ещё однажды Левый увидел через стекло витрины необыкновенной красоты лодочки. У них были тонкие стройные каблучки и великолепные блестящие пряжечки сбоку! - Ты что, оглох? – услышал он, - Уже час прошу тебя помассировать мне задник. Эта скотина совсем замучил меня своей мозолью. О, Пресвятое Голенище, когда же это кончится? Постепенно они заснули, и каждый видел во сне своё. Правый бежал по гаревой дорожке Олимпийского стадиона, а рядом бежали такие же родовитые «Rehbock». А добродушный Левый видел, как он прогуливается по набережной с теми белыми прекрасными лодочками. С моря поддувает сыроватый ветер, и лодочки всё теснее прижимаются к нему, к Левому...
Прошла ночь, потом день, потом ещё ночь и день. Кроссовки никто не надевал и не беспокоил. А однажды дверца шкафа отворилась и появился хозяин. На его ногах были новомодные, яркие, как попугаи, жёлто-чёрные кроссовки из рода «Fils». Они счастливо шуршали и улыбались, блестя всеми своими хлорвиниловыми наклейками. Они были ещё слишком молоды и глупы, чтобы понять, что жизнь их не началась, а, по большому счёту, закончилась, потому что они попали именно к этому хозяину. Он брезгливо взял за задники свои старые кроссовки из знатного рода «Adidas» и неуважительно швырнул их в коробку из-под молоденьких «Fils», Потом закрыл её и бросил в мешок, предназначенный для мусора, но кроссовки этой подробности уже не узнали. - Вот ведь скотина,- сказал Правый,- даже не поблагодарил за службу. Ах, брат, никогда не верь людям! А Левый не огорчился. Он осмотрелся уже в коробке, и она ему понравилась. Устроившись поудобнее, он заметил вечно недовольному Правому: - Дурак ты, брат. Ведь жизнь прожил, а так ничего и не понял – это у нас, у башмаков жизнь начинается в красивой коробке, а заканчивается на свалке. А у людей наоборот. Я не знаю, как они начинают, но их жизнь обычно в красивой коробке заканчивается, я точно знаю, видел один раз, мы же с тобой вместе там были, не помнишь? Так вот, мы устроились весьма достойно, почти как люди... - И правда, - подумал Правый, - о, Пресвятое Голенище, наконец-то ты услышало мои молитвы!
