Когда Константин очухался после наркоза, первое, что он увидел- несколько пар глаз, внимательно смотревших на его интеллигентное, с бородкой лицо.
-Здравствуйте,- немного смущаясь, произнес он.
Палаточный контингент вразнобой ответил.
-Как себя чувствуешь?- поинтересовался ближайший, с вытяжкой на левом плече сосед.
-Нормально. Голова немного кружится….
-Это ничего!.. Эт наркоз отходит!- тоном знатока констатировал сосед.- У меня так же было! Часа три отходил!.. А Лёха, вон, у окна, за полчаса оклемался!.. Чайку бы тебе сейчас…
-Потерплю….
-Терпи, терпи, ужин еще через два часа…
Костя заметил, что вся палата продолжает внимательно на него смотреть…
-Чего вы?..
«Оконный» Леха неуклюже поднялся и, неловко выставив «вертолетную» руку, прошаркал к нему, уселся в ногах.
-Тебя как зовут?-
-Константин.
-Слушай, Костя, ты же в охране работаешь?.. Нам медсестра рассказывала, будто вы зарплату перевозили на завод, а вас бандюги по пути тормознули… Ну, перестрелка, то-сё… Да? Расскажи!
Константин покраснел. Хотелось, конечно, в перестрелке поучаствовать, героем выглядеть… Он даже напрягся, чтоб орельефить грудные мышцы, но в животе проявились позывы, и он расслабился.
-Нет!- честно признался он.- Не отстреливался я… По другому все было,- честно признался он..
. . .
Жили- были в одном городе два друга. Учились в одном классе, затем- в одном военном училище на штурманов, затем, по распределению- одной части.
Дружили- спасу нет! Бывало, станет одному плохо по какой- либо причине, а другой уже на расстоянии полетных чувствует это, и задрожит его рука, прокладывая курс. И ноет- ноет его сердце по другу. Вот такая дружба.
Не верите, конечно… Ну, и напрасно. Бывает такое. Они и женились-то на сестрах- близняшках – до того вкусы совпадали, а вы говорите- не бывает…
В общем: армия, женитьба, детишки, отставка… И хотя пенсии друзей были весьма приличными- устроились они работать в охранное отделение. И банки охраняли, и офисы, и магазины.
А здесь выпало им ехать в соседний захудалый городишко: дежурить на мясокомбинате, выпускающем тушенку. Причем, ехать срочно и надолго, недели на три-четыре, так как предыдущая смена объелась тушенки из оленины и лежала целиком и полностью в инфекционном отделении ( почему – то с подозрением на какую-то копытную гниль).
Пожалев младое племя, выбрали друзья себе ночные смены на проходной. Представляете себе это? Наглухо запертые двери, поскольку ночью завод не работает. Комната на проходной. Два охранника в униформе с обязательными бейсболками на зевающих головах, камеры слежения, наблюдающие за ними, приемник- да ночная, пахнущая олениной пустота вокруг. С 20-00 до 8-00. И никакого проверяющего с обходом. Чего их обходить-то? Камера и так все пишет старшему на центральный пульт. А у того еще семь постов! Везде не набегаешься! Вот ежели они, паршивцы, головные уборы скинут- можно и премии лишить! Или кемарить надумают- тогда и увольнение светит! А где они еще такую денежную геморроидальную работу найдут, а? Вот народ т держится! Бдит, так сказать! Вот радио- это пусть слушают, лишь бы не спали…
Первая ночь на новом месте друзьям далась легко. Чтобы не спать- говорили и говорили . О чем и вчера, и позавчера, и год назад, и двадцать…
Часам к двум уже наизусть знали школьные отметки детей и болезни жен. Что ноне нового из книг и какой номер бюста у актрисы из последнего сериала. Кого продал « Спартак» и что купил Абрамович. А разговор об общей теще даже вызывал изжогу.
Становилось скучновато.
-Виталий, а не включить ли нам радио?- предложил Константин.
Вот так, на волнах эфира, они и дотянули до конца смены. Причем, час слушали «Эхо Москвы»(Валентин откровенно зевал), а час- «Шансон» (Константин брезгливо вздрагивал бородкой и очками). И- по новой: час «Шансона» для одного, час- «Эха…» для другого.
Завтрак. Отбой. Подъем. Обед Два часа личного время. Ужин. На смену.
Радио включили сразу же.
-С твоего начнем?- ревниво спросил Виталий.
-А-а, как хочешь…- как можно безразличней ответил Константин. -Я «твое» все- равно не слушаю.
-И чего так?- Виталий сделал погромче.
-А безголовым уподобляться не хочу!- Константину приходилось напрягать голос. -Эти твои «еще-хорошо, конь-пой, оплата-расплата, в море- над головою…» Высокий стиль! Кого хочешь до дурдома доведут!
Друг сделал потише.
-Ну, допустим, такого серпентария, как у тебя на волне, я больше нигде не видел! Даже в коммуналках! Шипят, шипят!.. И усё! Более ничего и не могут! Ни советом, ни делом помочь! В общую кастрюлю только плюнуть… Да шипеть… «Егозят, да не кусают…»- и снова сделал звук погромче.
-Да, тебе трудно умные вещи после «блатняка» воспринимать! Если вообще возможно!.. Ну, да каждому свое!- опять прокричал Константин.
-Куда нам,- почти в полной тишине ответил Виталий. -От сохи-то… Чтоб Россию дерьмом обливать- эт надоть было сначала бесплатное образование в Союзе получить да полечиться бесплатно. Да работу получить, не боясь, что на улице останешься…
-Ты еще времена Ивана Грозного вспомни!- хотел возразить ему Костя, но не стал: что с примитивов связываться. Тем более этого Жэку не переорешь. Он заткнул уши заранее припасенной ватой, надерганной из матраца.
Через час ситуация поменялась. Уже Виталий тоскливо пялился в монитор, жалея, что не додумался о вате в ушах. Вместо ваты лезло опостылевшее «Эхо…» Мозг старался отключаться, но ключевые словеса все-таки отпечатывались: «Путин… Э-э-э… Ходоркоский…м-э-а… передовой Запад… э-а-э
…»
Друзья научились молчать друг с другом. Час за часом. Сменой за сменой. День за днем. Лишь изредка лениво переругивались.
Прошла неделя.
И все когда- нибудь кончается, говорили знающие люди.
Пришло и к ним избавление от опостылевшего молчания в образе двадцатипятилетнего стотридцатикилограммового детинушки.
«Образ» подпирал собой потолок, лупал наивными глазенками и рдел, как девица.
-Начальство на стажировку направило. Вася.
Он протянул лопатистую ладонь.
-Константин.
-Виталий.
Мужики поморщились от рукопожатий.
Пропикало 21-00.
Костя перевел волну на приемнике. В молчании прошло минут пять.
-Мужики!- подал голос Василий. Чёй- то вы какую-то «кислоту» слушаете! То «блатата», то говорунчики какие-то… Дайте- ка я!
Он бесцеремонно сграбастал приемник и мигом поймал «Папа Роач», врубив его на полную мощность. Лицо его расплылось в блаженной улыбке.
-Ништяк, да?!
Он, бычок недоделанный, даже подпевать стал и пальцами подщелкивать.
Ребята нервно вздрагивали в такт «музыке».
-А ты что, далек от интеллигентных диспутов?- неожиданно для себя заступился за ненавистных интеллектуалов Виталий и развернулся к новичку.
-…И настоящая русская песня тебе костью в горле?..- поддержал его Константин, против воли защищая шансонный словесный мусор.
-Да ну их…!!!- радостно и громко ответил Василий, продолжая отщелкивать пальцами. -… они все!!!
Друзья разом поднялись и двинулись к «бычку»: вразумлять.
. . .
-Ну, и как, вразумили детинушку?
-А то! Конечно! Старший смены, когда нас в больницу везли, сказал, что его в другое подразделение переведет!
-А дружок, дружок-то?..
-А Виталька в соседнем корпусе, в челюстно – лицевой… Выйдет- доспорим наш спор… Приобщу его к высокому… Все ж- таки не музыка это- «одевалка-раздевалка…»
Толпа потихоньку раползалась по палате.
-Не, но Катька, лахундра! Чего только не наговорила! Вот и верь после этого бабам!
Все дружно и одновременно кивнули. И почти одновременно выматерились.
Тань, спасибо.