Спустя примерно месяц, когда я немного пришел в себя после потери отца, а в имении стало чуть уютнее, мысли мои все чаще начали крутиться вокруг планов моего хозяина на будущее. Я помнил их с Калимаком разговор, знал, что Маура рано или поздно наладит свой быт, и гадал, кого он выберет в жены. Сам я еще не чувствовал потребности обзаводиться семьей, и поэтому в отношении себя таких планов не строил. Много раз мне хотелось спросить его об этом вслух, но я не смел, даже учитывая то, что наше общение действительно давно уже вышло за привычные рамки. Но ни с того ни с сего поинтересоваться у своего господина, собирается ли он жениться? Да любой другой на месте Маура за такие вольности избил бы раба палкой до полусмерти.
Совершенно неожиданно меня опередили.
— Тебе ведь следующей весной семнадцать будет, Бан, или я ошибаюсь? — спросил он как-то вечером, пока на углях в очаге жарилось мясо.
— Вы не ошибаетесь, — ответил я машинально, застигнутый врасплох.
— Хорошо, — произнес он довольно. — Тогда скажи: тебе какая-нибудь из местных девушек приглянулась? Может, кто из соседских?
— Да я их не очень-то помню, — пожал я плечами.
— Ну, например, Ала́л, старшая дочка Томара́на… Ты к ним заходил, кажется, не раз. Или Ками́, та, с кудряшками, которая часто у реки стирает. Ты ведь с ней говорил, даже белье ей помогал носить, помнишь?
— Ага, — кивнул я, хотя впечатление об этой девушке, которая была прислугой в имении рода Тувта́н, оставалось у меня весьма размытым. Иногда мы сталкивались по дороге к реке, и я из сочувствия нес две ее тяжеленные корзины, полные мокрых тряпок, видя, что совсем еще юная девчушка едва управляется с ними. Все это было еще до нашего ухода.
— Да, с ней у тебя, пожалуй, больше общего, — тем временем решил Маура вслух. — Тебе она нравится?
— Нет. Мы даже толком не знакомы, — искренне ответил я.
— Но хоть какие-то теплые чувства она в тебе вызывает? — Он, как всегда, безошибочно нащупывал нужную точку и давил на нее. — Ну, вспомни ее крепкие крутые бедра, и такие румяные щеки, и блестящие на солнце кудри; а груди, налитые и упругие, как два больших спелых яблока… Тебе ведь хочется все это потрогать, прижать к себе, обладать этими прелестями?
— Хочется, — выдохнул я, опять не осмелившись соврать ему, когда в голове моей во всей красе возникла заманчивая и будоражащая плоть картина.
— Ну, вот и женись, — зазвучал надо мной насмешливый голос.
— Что-о? — испугался я.
— Женись, говорю, на Ками, и будете жить здесь, в этом доме. У ее родителей ведь и так, наверное, негде приткнуться, а тут просторно.
— Но ведь мне рано еще? — попробовал я выпутаться из щекотливой ситуации.
— Где же рано? Я тебя специально спросил, главное, ты старше ее, проблем не будет. Ты мужчина вполне.
— Но… У меня же выкупа нету, с чем я пойду? А ее отец меня вообще выгонит, если нечего дать…
— Эх, и правда, — Маура с сожалением огляделся по сторонам, выискивая хоть что-то ценное, оставшееся в имении. — Ни крынки, ни косынки… Все растащили, сволочи.
Затем, окончательно решившись, он вытянул из-под ткани рубахи висевшее на шее украшение, от которого до этого мне видна была лишь серебристая цепочка.
— Что это?! — восхищенно открыл рот я.
— Твой выкуп, — просто ответил он. — Он стоит целого состояния. Иди к Рега́зу. Жду вас обратно вдвоем с женой.
Мне на ладонь опустился небольшой серебряный кулон в виде объемной капли, легкий, гладкий, сверкающий, невероятной филигранной красоты. Я не посмел спросить, откуда он у хозяина.
— Иди, — повторил Маура, смыкая мои пальцы над ним.
Отец Ками, не отрывая глаз, смотрел на предложенную ему драгоценность. Мне вдруг стало дико жалко отдавать такую чудесную вещь, и я отступил было назад, передумав. Но Регаз Хлотра́н цепко ухватился за мою руку, торопливо соглашаясь на сделку. Он упрятал выкуп в свою набедренную сумку, хлопнул меня по плечу и направился к покосившейся лачуге, где ютилась большая семья. Он вывел дочь, вкладывая ее руку в мою. Ками смотрела на меня сначала удивленно, затем покорно. И не вырывалась, проявляя покладистость характера. Я думал, что будет гораздо хуже и труднее; но хозяин и на этот раз оказался прав.
— Забирай ее к себе домой, — кивнул мне глава семейства. — Но видеться с ней хочу часто; и деток ваших видеть хочу.
— Деток? — опешил я. — Уже?
— Ты дурак или прикидываешься? — подозрительно покосился он на меня. — Да, впрочем, ладно, природа за тебя сделает, лишь бы все работало, как до́лжно. Ума тут большого не надо. А как сродит девка, приведешь показать. Вот тебе и весь сказ.
Приветствуя вошедшую Ками, хозяин легко приобнял ее за предплечья, и тут же удивленно опустил взгляд вниз, в область ее живота. Девушка вспыхнула и заерзала на месте, и он тут же отнял руки.
— Тебе несказанно повезло, Бан, — не смог сдержаться он, ухмыляясь.
— Вы о чем, хозяин?
— Я о том, что тебе досталась красивая и здоровая жена, — подмигнул он Ками, которая испуганно перебирала пальцами подол платья, уставившись на него широко распахнутыми темными глазами. — Поздравляю вас обоих! Идемте обедать.
В своей абсолютной наивности я совершенно не понял, на что он намекал, и почему моя новоиспеченная невеста так перепугалась.
Через несколько дней, когда Ками немного освоилась у нас, хозяин неожиданно куда-то засобирался.
— По делам в Зарак надо, да и с Кали давно не виделись. Вернусь через три заката. Или через четыре. Ты, главное, не волнуйся. Тем более, что компания у тебя тут имеется, — он заговорщицки улыбнулся, хлопнув меня по плечу. — Веди себя, как настоящий мужик. Понял?
Я понял, что хозяин стремится оставить меня наедине с Ками, общаться с которой оказалось не особо интересно. Но именно с ней я должен был заняться тем самым мужским делом, которым занимался Маура со всеми подвернувшимися ему девками в то памятное для меня безумное лето, когда он носился босиком по колючему скошенному полю и с хохотом падал в стога; когда он ловил женщин, как паук в паутину, но потом награждал их медовыми ласками… Мне стало вновь очень тоскливо и гадко на душе, а по какой причине, я даже сам себе не хотел объяснять.
* * *
Без капли стыда Ками разделась и нагишом юркнула ко мне в постель. Я оторопел, не зная, что мне теперь делать и как себя вести. Юное тело рядом со мной было теплым, мягким и уютным, и даже довольно приятно пахло полевыми травками и сушеными яблочными дольками, которые до этого висели у невесты на шее в виде ожерелья. Она прижалась ко мне и заискивающе посмотрела в глаза. Неумело приобняв рукой полные гладкие плечи, я почувствовал, что естество мое отзывается, не оставшись равнодушным к сладострастной цветущей женственности.
Она охватила ногами мои бедра, сама направляя, куда нужно, и я наконец проник внутрь, впервые чувствуя тугие узкие стенки, словно охватывающие пульсирующим объятием, долго не выпускающие меня из недр этой неведомой горячей пещерки.
Из памяти вдруг выплыло давнее воспоминание, полустертое стыдом — ясный летний день, нестерпимо голубое небо, вьющаяся в жарком воздушном мареве мошкара, запах сенокоса, мой хозяин в покосившемся сарае, поверх разметавшейся на ворохе соломы пышнотелой девки, раскрасневшейся и стонущей, ее слегка закатившиеся глаза, и над ней нагое, идеально сложенное мужское тело, доставляющее ей неземное блаженство…
В темноте комнаты из меня излился небольшой ручеек, и тут же плоть обмякла, а взамен пришла дурманящая сонливость.
Ками, казалось, была довольна произошедшим, хоть и не стонала, как та, тогда…
С чувством выполненного долга я отодвинулся и повернулся набок, утомленно закрывая глаза. Больше мне ничего не хотелось.
— Ты скажи, за что он побивает, — неожиданно шепнула мне Ками в сумраке, едва я успел сладко задремать. — Чтоб я остерегалась, а то вдруг че-то не то сделаю, я ж у вас не знаю, как заведено…
Я не сразу понял, о чем она.
— Да нет… Он ни разу… — покраснел я от ярости и обиды за хозяина, будто избиение рабов за провинности не было в порядке вещей.
— Чего? Ни разу тебя палкой не поколотил? — не поверила жена, аж приподнимаясь на локте. — Да не завирайся!
— Никогда он меня и пальцем не тронул, говорю тебе! — совсем вспылил я. Еще немного, и я сам готов был дать ей тумака.
— Такой ты хороший раб? — даже в темноте мне было видно, как расширились ее и без того круглые темные глаза.
— Да нет же. Это он такой хороший хозяин, — поставил я точку в бессмысленном разговоре и с досадой отвернулся на другой бок.
— А что у него с рукой? — вновь громко прошептала она, видимо, задавшись целью ни за что не дать мне уснуть той ночью.
— Это был несчастный случай, — неохотно ответил я. — Не смей спрашивать его об этом. А то вдруг ему надоест быть хорошим хозяином, и побьет-таки тебя.
— Да ладно, я что… я ничего, — уже испуганно ответила она, зарываясь в подушку.
Нужный эффект был достигнут.
* * *
На утро пятого дня ввалился хозяин. Дверь распахнулась от удара ногой, и Маура, пошатываясь, направился к нам с сияющей улыбкой.
— Ну как? — Он обнял меня и Ками за плечи, стоя посередине и переводя взгляд с одного на другую. — Хорошо пошло? Молодцы! Лето — это хорошо. Как раз самое время. — И он, икнув, прошествовал во вторую комнату, громко напевая:
Птичка поет, души не чая — любовь, любовь!
Цветы головками качают — любовь, любовь!
Он запутался в ширме, победил ее после минутной борьбы и скрылся в комнате.
— Рыбка поет… любовь… — Стон облегчения, когда он повалился на кровать. — Любовь… — Побормотав еще немного, он окончательно затих.
Ками захихикала. А я стоял, утопая в запахе ячменного пива, разнесшемся по дому, и мне почему-то было совсем не смешно. Да, мне нравилось видеть хозяина веселым и радостным. Но это… Это не было то непринужденное веселье, как годы назад, когда мы плескались в реке, или он озорно подшучивал надо мной, или кто-то падал в грязную лужу, а все вокруг смеялись, и он тоже… А теперь это было искусственное веселье, подаренное ему бочонком пива… И оно меня пугало.
Позже в тот день я пытался разбудить его, чтобы предложить поесть. Но он спал как убитый. В конце концов я оставил блюдо с ржаными лепешками и миску с мясной похлебкой на табурете у его кровати, и вышел. Уже темнело, и мы с женой тоже легли спать.
На следующее утро он все-таки появился к завтраку. Ками при виде его не смогла сдержаться и вновь хихикнула, вспомнив о вчерашнем.
Маура сел у стола, хмуро оглядев нас.
— Я не хочу знать, что я вчера говорил. Но, что бы это ни было, я прошу у вас обоих прощения. — И он сосредоточился на тарелке с кашей.
* * *
В начале осени приехал погостить Калимак со своим старшим братом Ильмаком и его женой Каи́рой.
— Родичи меня одного уже ни на шаг не отпускают, просто ужас, — первым делом пожаловался он Маура. — Поэтому принимай нас всем скопом!
Хозяин тепло и радушно встретил их, и мы вместе с ним и Ками, которая уже ходила с заметным животом, быстро накрыли на стол, приглашая всех садиться.
Видимо, Калимак до этого успел подробно разъяснить своим сопровождающим, что в имении Лабин-нег все не так, как у нормальных людей, поэтому гости вслух не удивлялись и не возмущались, что их обслуживает глава дома, а
