Генерал и его зам беседовали поздним вечером, сидя на свежеспиленных брёвнах, в самой середине тренировочного городка. Снимая фильмы про войну, неумные киношники, отправляли своих героев делиться тайнами в казематы, подземелья и тесные автомашины. Опытный человек секретничает у всех на виду. Весь мир мог видеть собеседников. Но не слышать.
– Товарищ генерал! Разрешите проявить инициативу. Вы отдаёте мне до утра свой пистолет, и я убираю оба ствола… подальше… А вы производите срочную ревизию склада спиртосодержащих боеприпасов. Пленных не брать!
– Сбор через полчаса на объекте номер раз. Есть пленных не брать!
Всю ночь они беседовали, пытаясь найти выход, сохранявший и жизнь, и честь, но тщетно. Тощий майор предлагал сходить за пистолетами, допить, что осталось, и застрелиться прямо здесь. Генерал предлагал оставить на опохмел, а когда начнётся штурм, вылезти в первые ряды без каски, предоставив Богу решать – пора или нет. В общем-то, что в лоб, что по лбу и спорить не имело смысла. Трагедия приближалась и радовало только одно – майор напрочь позабыл, где он девал эти пистолеты.
В четыре утра в дверь постучали. «Судьба? Не похоже! А на что тогда похоже?» В помещение штаба устало вошёл повар Константин. Правой рукой он тащил за шкирку серого красавца-кота, очень испуганного и сдавшегося на милость хозяина кухни. Константин открыл звук для рапорта, но генерал сделал знак – молчи!!! – и кивнул в сторону раскидавшего по лавке длинные ножищи и храпящего, как русский дизель, майора.
– Шпион? – очень тихо спросил Иван Иванович.
– Никак нет. Перебежчик и вор. Да и вор так себе! Приговор приводить?
Кот прощался с жизнью. Даже много лет спустя, Иван Иванович помнил этот остановившийся неживой взгляд. Не просил, не умолял, не заискивал. Взгляд говорил только «вот и всё…»
– Вещдоки? – сил на развёрнутое предложение у генерала не было.
– Приобщены. – повар показал обгрызенный кусочек мяса.
– Оставьте, разберёмся! – военный кулинар щёлкнул каблуками и хотел спросить что-то…
– Я сам допрошу пленного.
Константин побелел от ярости, но поставил пленного на стол, козырнул и уставным поворотом через правое плечо покинул помещение. Генерал подошёл к двери и обратился к коту:
– Ганс! Пять минут на решение! Туда или здесь?
Кот не шелохнулся. Иван Иванович прикрыл дверь.
– Остаёшься? Твоя воля. Майор!!!
Заместитель вскочил по стойке смирно, не открывая глаз.
– Мне три часа. Ганса накормить. Без меня ничего не решать.
Сказать, что немецкий кот стал тенью генерала, значит соврать. Самая старательная тень отдыхает в отсутствии света. Ганс был рядом каждую минуту, днём, ночью, в блиндаже, на позициях, в сортире. Не мешал, не просил, не совался под ноги и не отставал. Ночью спал в ногах в позе сторожевой собаки. Днём сопровождал неотступно.
* * *
– Вот смотрите, девочки, дело было так. В этом самом блиндаже с амбразурой нас было пятеро. С Гансом – шестеро. Я, майор и начальник разведки. У дальней стены радист и связной. Мы втроём шарим биноклями по переднему краю вражеской обороны. И всем троим ни черта не нравится то, что мы видим. Вроде бы, ничего не изменилось, а как-то выглядит всё не так. Движение всё-же происходит. Не физическое. Кладу свой бинокль на край доски, которая тут как подоконник, а глаза уже горят от усталости.
– Товарищ генерал, вот посмотрите, тут по краю… двое с простынёй… неужели!?
Я тяну руку за биноклем, а его нет на месте. Что за чёрт? Я на корточки присел и увидел. Пока живой – не забуду. Лежит мой трофейный «Цейс» на земляном полу, а Ганс зубами за ремешок его тянет изо всех сил к выходу. Если б у меня хоть секунда, хоть полсекунды. Не успел я ни удивиться, ни улыбнуться, как в амбразуру ворвались снайперские пули. Кто стрелял и с какой позиции — дело тёмное. Начальнику разведки ударило в висок, и он упал без единого звука. Майор хрипит, держась за горло, из-под его пальцев бежит кровь, заливая гимнастёрку. Радист и связной превратились побелевшие статуи. Ещё две пули ударили в бревенчатую стенку. Выскочил я в траншею и заорал срывающимся голосом:
– Врача-а-а! Санбат быстро сюда!!!
Дальше было несколько долгих секунд без звука. Медленно бежали санитары, медленно прыгали в траншею солдаты, на бегу задвигая винтовочные затворы. И медленнее всего на свете вырастал земляной столб над дзотом, временно служившим наблюдательным пунктом. В ответ ударила наша полковая артиллерия и весь мир утонул в грохоте пушек и клубах кислого порохового дыма.
Контуженного генерала унесли в медсанбат, и война для него была закончена.
