Так и вижу его перед собой – маленького, невероятно подвижного и юркого. Каким образом в этом щуплом теле находилась такая бездна энергии и подлинно доброжелательного красноречия, было непостижимо! Мне часто приходится общаться с людьми, владеющими искусством риторики. Иногда речь их доставляет истинное наслаждение – приятно слышать, когда фразы текут плавно, когда они образны и точны, когда мысль не продирается сквозь чащу бесконечных «э-ээ», «м-мм».
Правильная речь, что симфоническая музыка – ни один инструмент не выбивается из общего ритма, не нарушает гармонии. Но нередко человек, упиваясь звуком собственного голоса, говорит ради краснобайства, без доброжелательности к собеседнику и даже без особого внимания к нему. Слушатель для такого - только фон, не более. Язык словно делает физкультуру, и человек, поупражнявшись в этих языковых кульбитах, умолкает, весьма довольный собой. Что при этом думает собеседник - неважно.
Бесико являл прямую противоположность этим людям. Его красноречие было добрым и внимательным к слушателю, а узкие, чуть лукавые глаза глядели оценивающе: «Верно ли я донес свою мысль? Не утомил ли собеседника? Не злоупотребил ли его вниманием?» Вот так – деликатность в каждом слове и жесте.
Забегая вперед скажу – редкое достоинство по нынешним временам. Впрочем, как и всегда. Деликатность как жемчуг, мерцает бережным светом.
Уважать драгоценную важность
Снега, павшего в руки твои,
И нести в себе зимнюю влажность
И такое терпенье любви.1
И при этом Бесико умел выстроить разговор так, чтобы никто не заскучал. Умело балансируя и выруливая на крутых виражах, между острым веселым словом и тактичностью обхождения. Ну, что ж, профессиональный шофер, как и профессиональный оратор или тамада должен найти выход из любого положения.
- Выход всегда должен быть! А как иначе? – удивлялся он, какими-то немыслимыми путями выезжая на небольшую улочку Патардзеули, и при этом на чем свет стоит, ругая местных ремонтников, перерывших привычную дорогу и перекрывших движение. – На них только посмотри! В нормальное время дороги не чинят, а как только людям надо ехать, затевают ремонты свои! Но ничего, мы сейчас другим путем проедем!
И уверенно направлял автомобиль в невероятно узкие, темные, окруженные гаражами улочки, кружил по ним и вдруг выезжал на широкую, освещенную трассу.
- А тут до Патардзеули рукой подать, - улыбался Бесо. – Сейчас вмиг доставим! Я всегда говорю – кривая вывезет! По прямой ехать удобно, но можно упереться в стену, а кривая вывозит.
Меня всегда удивляла спокойная житейская мудрость этих слов: «кривая вывезет, не обманет», вычитанных давно в какой-то книге. Но услышать их наяву от тбилисского шофера теплым августовским вечером было приятной неожиданностью. Действительно, как часто в жизни выручает не прямая, а именно кривая, которая и пропетляет дольше, и закрутит водоворотами, но, в конце концов, приведет тебя к тому, что тебе нужнее. Или чего ты достоин.
***
- Я хочу поднять этот бокал за тебя, Бесарион, - улыбчиво и твердо провозглашает моя приятельница. Мы сидим в ее уютной комнате за накрытым столом и Бесико, чуть поперхнувшись от звучания полного своего имени, смущенно опускает глаза.
- За тебя, Бесико, - так же спокойно и уверенно продолжает она. – За настоящего тбилисца, всегда готового прийти на помощь и выручить добрым словом или делом, поддержать, помочь. Долгих лет жизни тебе, дорогой!
- Совсем засмущали, - ворчит Бесико, но по всему видно, что слова эти радостны ему.
Мы осушаем свои бокалы. Холодное ркацители как нельзя лучше гармонирует и с августовской жарой и с торжественностью момента. Приятельница обращается ко мне и заговорщицким тоном продолжает:
- Ты знаешь, редко в ком встретишь такую отзывчивость в дружбе. Сколько я Бесико знаю, он всегда оказывается рядом, как говорится, и в горе, и в радости. Чтобы у соседей не произошло – Бесико тут как тут: не нужно ли чего? Может, помощь требуется. Говорите, не стесняйтесь. А иногда вообще ничего не спрашивает, знает, как нужно помочь и выручает.
- Валя, Валя, - смущенно бормочет Бесико, - преувеличиваешь, дорогая.
- Нет! Мы так привыкли, так выросли. Ты настоящий тбилисец. Я горжусь тем, что ты наш сосед.
Справедливости ради я замечаю, что и в Баку есть точно такое же понятие – «настоящий бакинец» и оно вбирает в себя те же определения – отзывчивость, великодушие, благородство и необременительную жертвенность.
Но Бесико уже не выдерживает наших патетических разговоров и выскакивает в коридор, откуда через минуту слышится заливистый лай Фанечки – хозяйского йоркшира и воркование Бесо:
- Ах, ты моя хорошая! Да ты, моя золотая! Красавица! Морда моя сладкая!
Судя по счастливому визгу Фани, она абсолютно согласна с этими словами.
***
Только один раз я увидела на глазах этого веселого человека слезы.
- Вы когда-нибудь слышали грузинское многоголосье? Хотите послушать хор монахов монастыря Зарзма? Они поют гимн Кутаиси.
И едва я кивнула головой, как Бесико включил запись.
Это было странное чувство. Словно накатывала огромная теплая бархатная волна и качала тебя на гребне. Так звучал баритон солиста – монаха громадного роста и необъятных размеров. Густой, рокочущий голос его звучал как колокол и отчетливо слышны были слова:
Кутаисо чемо, чемо Дедулето
Гулис сагуле да гамис ца моментос
Чеми багис киде, хаусиани эзо
Дзвели Джачвис хиди ар мошало Гмерто
Кутаиси мой, мой родимый дом
Сердца. И ночное небо освещает
Стену моего сада, двор с бассейном
Старый Цепочный мост -сохрани их Боже!2
Голос заполнял собой пространство машины, пронзал стекла окон, растворялся в деревьях, камнях и асфальте, пропитывал небо, и оно раскаленной синевой стекало на горы. Звучал только властный безбрежный баритон и в ответ ему мягкими переливами колыхались другие голоса:
Мечтой зажжённое небо
Цветами рассыпанная дорога
Что пожелать,
Что пожелать другое?
- А сейчас слушайте внимательно – взволнованно говорил Бесико – сейчас вступит тенор. И обратите внимание – они не будут мешать друг другу, баритон уступит, чтобы тенор исполнил свою партию.
И действительно! Бархатная огромная волна вдруг опадала на мгновение и тогда над ней, словно из поднебесья чайкой взмывал тенор:
Солнце,
Солнце осветит, радости солнце.
Мечтой зажжённый день
Единственный. Моя жизнь
И вновь венчал все мощный баритон:
Мой родимый дом и сердце
Освещает ночное небо
Я окрашу древо желаний в голубой цвет радости
И спою тебе…
- Понравилось? – спросил Бесо и вытер глаза. – Который раз слушаю, а все равно накрывает. С душой поют, от всего сердца.
- А кто авторы? – спросила я, все еще под впечатлением услышанного.
– Музыку написал Реваз Лагидзе, автор знаменитой песни «Тбилисо». А стихи – Иосифа Нонешвили. Был такой поэт.
- Он тоже на Мтацминде похоронен?
- Нет, они оба в Дидубе. Там тоже пантеон. Но туда мы уже не поедем. Одного кладбища на поездку достаточно!
К Бесо вновь вернулась привычная шутливость. Мы продолжали катить по извилистой, поднимающейся вверх дороге. Бесо говорил уже о чем-то другом, негромко выругал какого-то типа, двинувшего на своей машине наперерез нам (Бесо успел вырулить), потом решительно поехал по другой дороге:
- Так будет короче. Правда, дорога еще более кривая, петляет. Но красивее, чем эта.
- Кривая вывезет, - улыбнулась я. - Главное, что красивая. Будет на что посмотреть.
- А я что говорю, - обрадовался Бесарион. Как говорится, красота спасет мир! Правда?..
***
Правда, Бесико… Должно быть правдой. Невозможно, чтобы красота духовная, сотворенная людьми и естественная, сотворенная жизнью, исчезла бы втуне. Иначе, зачем она? Зачем волшебство человеческих голосов, поющих гимн о любимом городе, зачем красота ночного Тбилиси, озаренного огнями, зачем тишина и прозрачность августовского дня, зачем все, то, что свято для нас, что радует или заставляет задуматься? Зачем все это, если мир, раздираемый злобой, будет неизбежно двигаться по прямой и, в конце концов, упрется в стену невозврата? Уж лучше по кривой. Она вывезет, не обманет…
