А на другом краю Красногорска остальные бойцы продолжали упорно исследовать местность. Душой борьбы с неизвестностью по-прежнему являлся неутомимый Николай. Плохой пример Ивана Макаровича демонстрировал ему последствия мерзкого малодушия и страха, а подобные вещи могли быть заразны. Чтобы не допустить их распространения, непоколебимый юноша каждый день совершал по несколько ходок в застенки смертельно опасной зоны. Ни суровый график, ни боязнь погибели, ни усталость и отсутствие успеха, ни что не могло сломать его уверенность в победе. Такие жёсткие условия даже наоборот укрепляли его твёрдые намерения попасть в Москву. «Мы не для того начинали, чтобы закончить грандиозный поход — вот так по-свински. Всё бросить из-за возникших проблем. Никто не говорил, что будет легко. Если мы готовы сдаться так рано, то как нам смотреть на себя в зеркало? Кто там будет? Трус, что предпочёл комфорт, бухло, мнимое спокойствие, бегство от трудностей. «Моя хата с краю, ничего не знаю; а вы не трогайте меня; это не мои проблемы; буду есть, пить, спать, жахать девок и ничего не делать,» - это точно не наш девиз. Неужели Роман Назаров погиб напрасно? А как же слово, которое я дал Лёхе? Сдрейфить, а потом оправдаться? Ну уж нет,» - взволнованно размышлял Николай. Его целеустремлённая фигура вызывала неподдельный восторг и поддерживала крохотный огонёк надежды. Особенно, вдохновляла искренняя преданность и слову, и делу. В умах товарищей чётко закрепился блистательный образ практика, а не пустозвона.
Безграничному упорству Николая можно было только завидовать. Словно в первый раз он бросался на очередные поиски, которые по-прежнему заканчивались провалом. Дьявольская стена оставалась неприступной, но её ментальное давление медленно разлагало позитивный настрой группы. К исходу седьмого дня пребывания в Красногорске юноша являлся единственным, кто отправлялся в опасные рейды каждый день. Потрёпанные жуткой атмосферой «барьера», Алексей и Сергей присоединялись к несгибаемому энтузиасту лишь раз в два-три дня. Никакие дружеские советы не могли заставить юношу сбавить мужественный темп исследования мёртвых пустошей. Сама мысль о любом занятии неподчинённом заветной цели рождала отвращение, а главное, толкала признать всю утопичность избранного пути. Однако, после всего пережитого, стоя у порога долгожданной победы, было трудно смириться с поражением.
