*
Медвежатник
Было это в начале восьмидесятых минувшего столетия. Окраина большого промышленного города на Урале. Встречаются в трамвае двое: один в чёрном пальто и шляпе, другой – в военной форме. Оказалось, оба росли в одном районе, учились в одном ремесленном училище, но не видели друг друга лет двадцать.
– Слушай, последний раз мне о тебе сообщили, что ты будто в Москву перебрался, москвичом стал, мать твоя тоже уехала, и ни слуху о тебе, ни духу, – это тот, что в военной форме, сказал.
– А я о тебе последний раз узнал, что тебя прямо с танцев на пятнадцать суток запрятали, из бокса попёрли, – а это уже тот сказал, что в пальто и шляпе.
– Всё, выходим здесь. У меня тут служба рядом. Зайдём, я задачу поставлю и поедем ко мне домой. Такую встречу отметить надо. Посидим, повспоминаем.
Тот, что в пальто и шляпе, возражать не стал, и оба, выйдя на остановке, направились к стоящему неподалёку перед высоким забором с колючей проволокой одноэтажному зданию с охранной будкой и табличкой, указывающей номер ИТК.
Зашли. Навстречу две женщины взволнованные. Видно, что просто гражданские сотрудницы.
– Товарищ майор, у нас ЧП. Ключи потеряли.
– Какие ключи?
– От общего сейфа.
– Ну вот, я же говорил, что у вас в одном месте ветер, в другом дым. Ладно, я вот друга детства встретил, а то я б вам сейчас устроил тут. По задницам обеим надавал бы как минимум. Зовите Медвежатника.
Минут через десять в дверь с другой стороны здания в сопровождении охранника вошёл невзрачный такой пожилой мужичок в арестантской одежде.
– Видишь сейф в углу?
– Вижу, обычный конторский ящик.
– А открыть мы его сами без ключа не можем. Так что давай, исполни номер. И побыстрее.
– А досрочку подпишите?
– Я тебе баланду отсрочу на недельку, хочешь? Открывай, говорю!
– Не могу, гражданин начальник, забыл всё.
– Так, дамы, покиньте кабинет, и ты, ефрейтор, тоже. У нас тут сейчас сеанс гипноза будет происходить по восстановлению памяти.
Женщины и охранник вышли. Майор привычными движениями начал расстёгивать портупею.
– Погоди, так нельзя, – остановил его человек в пальто и шляпе. – Дай я ему пару слов на ушко шепну.
Сразу за этим, не дожидаясь разрешения, он подошёл к Медвежатнику и очень тихо сказал ему что-то.
Мужичок мгновенно приободрился, уверенным тоном потребовал отвернуться, пошурудил чего-то там возле сейфа, и дверка открылась.
– Принимайте работу, гражданин начальник. А про досрочку забудьте. Я ни о чём не просил, это шутка такая.
– Ефрейтор, зайди, – крикнул майор. – Забирай его.
Спустя час друзья детства сидели за столом на маленькой кухне в хрущёвском доме и пили водку.
– Так чего ты сказал Медвежатнику, признавайся? Он из блатных, кого попало слушать не будет.
– Да просто попросил по-человечески. Не бери в голову…
Посидели, повспоминали. На прощание обнялись. Догадался начальник колонии для заключённых или нет, что тот, кого он встретил через много лет и кого в гости пригласил, является вором в законе – неизвестно.
Чего только на Руси не бывает.
* * *
А если война
К деду на юбилей приехал внук из Москвы. Внук искренне любил деда за свои весёлые и беззаботные детские годы. До школы он почти всё время жил у дедушки с бабушкой. А, когда бабушка умерла, и дед остался один, внук навещал его только вместе с отцом, раз в несколько лет. Дед многому научил внука. Особенно тому, что сам неплохо умел – разлагольствовать на разные темы и не молчать, когда спрашивают.
– Родители, значит, не смогли приехать, тебя прислали, – горестно вздохнул дед, наливая себе и внуку по рюмке водки. – Жалко. А вдруг не увидимся больше. Ну да ладно. Давай, за встречу. Я шибко по тебе соскучился.
Выпили, закусили.
– Как ты тут один? – спросил внук. – Старенький ведь уже.
– А что мне про себя рассказывать. Живу воспоминаниями. То бабушку вспомню, то тебя. Помнишь, как мальков для рыбалки ловили? Сачка не было с собой, так мы твою маечку использовали.
– Помню, дед, всё помню, – ответил внук.
– А помнишь, как ты в лесу за опятами под бревно полез, а там крапива, и ты руки себе по локоть обжёг?
– И это помню. Бабушка ещё мне каким-то жиром их мазала.
– А у нас в посёлке, как видишь, всё без изменений. Дома, правда, скоро совсем разваляться. Никому мы тут не нужны. А как вы там живёте?
– Нормально.
– Отец на пенсию собирается?
– Пока нет. Ему же ещё рано. Это ты в шестьдесят вышел, а он на пять лет позднее пойдёт по новому закону.
– И ты считаешь это нормально?
– Нет, конечно. А что делать?
– А вот мы, коммунисты, всегда знали, что делать.
– Ну ты, дед, положим, не простым коммунистом был, а секретарём райкома. Где-то, наверно, мог выступить, возразить.
– Да не во мне дело. Раньше само государство за людей было.
– Может, не будем о политике, – предложил внук. – Она и без того надоела мне хуже горькой редьки. Давай лучше выпьем за твои восемьдесят лет. Наливай. Папа, мама и я желаем тебе крепкого здоровья и прожить ещё столько же.
– Спасибо! – произнёс дед и запросто, одним глотком, выпил вторую рюмку. – Нет уж, я скажу, дорогой внучок, авось пригодиться. Вот тебе тридцать лет, ты политолог, то есть болтун нанятый. А, если война и тебя призовут, пойдёшь?
– Ну и логика у тебя, дед. Работа-то моя при чём здесь?
– Как это при чём? Ты же по телевизору выступаешь.
– И что?
– Вот и ответь. Только честно и прямо, как я учил тебя.
– Пойду.
– А зачем?
– Родину защищать.
– А кого конкретно?
– Тебя, отца с матерью, себя, наконец.
– От кого?
– От недругов.
– А кто они наши недруги сейчас?
– Ну ты, дед, даёшь! Воевали же в Великую Отечественную.
– Ту войну не трогай, она святая. На той войне прадед твой погиб. На ту войну я бы и сам пошёл, без призыва. И дрался бы до последней капли крови за нашу землю, за наше государство, за нашу культуру, за равенство и социализм. Понял?
– Понял. Ты только не волнуйся.
– А сейчас, от кого ты нас защищать собрался? Какая нам разница, под каким капиталистом жить! Строй же теперь у всех одинаковый. И там деньги главное, и у нас тоже. И там эксплуатация, и у нас тоже. И там земля в частной собственности, и у нас тоже. И там цены растут, и у нас тоже. У нас даже больше. Капиталисты ведут себя в мире, как бандиты на рынке. И ты не нас, а их жадность защищать будешь.
– Успокойся, дед, пожалуйста. Никакой войны, слава Богу, нет.
– Погоди, они её как пить дать развяжут. Они без неё не могут. И Бога они не боятся. Ленина читай.
– Почитаю, дед, обязательно почитаю. И мы давай ещё выпьем немного и к речке пойдём. Посидим там на нашем местечке.
Выпили. На этот раз бабушку помянули, по просьбе деда, и пошли к реке, что виднелась за огородами.
– Бутылку не забудь, и пару огурчиков, – приказал дед, выходя из двухкомнатной квартиры в старом хрущёвском доме на окраине тихого уральского посёлка, бывшего когда-то административным центром большого и многолюдного района.
– А воевать за Россию я всё равно буду! – произнёс громко внук, подойдя вместе с дедом к берегу. – Что бы ты мне тут ни говорил.
– Молодец! – как ни в чём не бывало похвалил его дед. – И я тоже буду, если смогу. Без нас она пропадёт, а мы без неё.
* * *
Убийство в Большом театре
Лихие девяностые. Трое молодых рэкетиров требуют деньги у пожилого коммерсанта. Это такое кино смотрит по телевизору Анжела. Вдруг звонок по смартфону мужа, который греется в ванне. Уверяет, что горячая вода для сосудов полезна и думать помогает. Анжела берёт аппарат и, не отрываясь от экрана телевизора, говорит:
– Слушаю.
– Кто это?
– А вы кто?
– Соломон Кавалерия.
– И что вам надо?
– Позовите Михаила.
«Ага, сейчас, – взволнованно подумала Анжела. – Разбежался. Это точно те кавказцы, которые наехали на Мишину фирму».
– Его нет, – стараясь не выдавать испуг, соврала она.
– Передайте ему, когда появится, что звонил Соломон Кавалерия.
«Ну, надо же, с кем связался, – снова подумала Анжела. – Имя-то какое-то подозрительное, а фамилия вообще бандитская».
– Не передам.
– Почему?
– А он уже умер.
– Давно?
– Похоронили уже.
– Где?
– На Новодевичьем кладбище, – вспомнив первое попавшееся, ответила Анжела.
– Большой человек, однако, сочувствую, – произнёс собеседник и отключился.
– Звонил кто-то? – выйдя из ванной, спросил муж, здоровенный такой тридцатилетний бугай, бывший боксёр, чемпион. Только чего Анжела сказать точно не смогла бы, путает постоянно.
– Звонил какой-то Соломон Кавалерия, – не хотела, а всё равно проговорилась Анжела.
– А кто это?
– Тебе лучше знать, – продолжая смотреть телевизор, ответила Анжела. – Ты же постоянно вляпываешься в разные истории.
– В какие ещё истории?
– А вчера что ты рассказывал про кавказцев?
– То, что они приехали. И мы вместе будем создавать новый бойцовский клуб. А при чём здесь это?
– При том, что себя не жалко, так меня пожалей.
– Ну, началось. Так, я не вижу последний номер, – взяв свой смартфон, сказал Михаил. – Надо перезвонить и спросить, кто же это такой Соломон Кавалерия.
– Не надо.
– Почему?
– Наверняка бандит какой-нибудь.
– У тебя все бандиты. И я бандит. Смотришь ерунду всякую. Где номер-то?
– А я удалила его, – призналась Анжела и, чтобы не нарваться на скандал из-за этого, решила тут же поменять тему разговора. – Ты лучше скажи, когда в Большой театр меня сводишь? Сколько я могу напоминать об этом! Я же говорила тебе, что ни разу там не была.
– Обязательно свожу, не беспокойся. Вот как раз насчёт билетов из мэрии должны позвонить. Специально для тебя заказал лучшие места в партере. В кассе на них билеты не купишь.
Но никто из мэрии Михаилу не позвонил. Ни через день, ни через неделю, ни потом. Неудобно, но Михаил всё же решил сам позвонить новому знакомому, чиновнику по спортивным делам, который и обещал достать билеты в Большой.
– А мне сказали, ты умер, – удивился этот самый знакомый, тоже бывший боксёр.
– Это кто такое сказал! – в свою очередь удивился Михаил.
– Жена твоя, наверно, если ты женат. Я позвонил, хотел билеты тебе передать, а она сказала, что тебя уже похоронили.
– А как ты назвал себя, когда позвонил?
– Как есть, так и назвал, Соломко Валерий. А что?
– Так это ты, оказывается, Соломон Кавалерия?
– Не понял.
– Да это ей так послышалось
– А зачем она придумала, что ты умер?
– Да ей всё бандиты мерещатся. Извини, что так получилось. Но от билетов мы не отказываемся.
– Теперь только через месяц, дорогой, не раньше.
Вечером Анжела спросила мужа:
– Когда в Большой театр пойдём?
– А театр закрыли на месяц, – с невозмутимым выражением лица ответил Михаил. – В связи с убийством. Представляешь, какой-то солист балета прыгал-прыгал по сцене, потом достал пистолет из бандажа, это такие обтягивающие трусики, и выстрелил в первый ряд прямо во время спектакля.
– А как он туда пистолет-то засунул?
– Потом покажу. А тебя только это интересует, а кого убили тебе не интересно?
– Ну, и кого же?
– А помнишь, мужик звонил, меня спрашивал?
– Соломон Кавалерия, что ли?
– Его самого.
– А за что?
– А чтобы чужих жён не отвлекал, когда они телевизор смотрят.
– Ну и правильно! – решительно
